Александр Вампилов. Классик, наследник классиков Аркадий КАЦ, первый постановщик «Утиной охоты»
Теги: Национальная культура | Национальное достояние | Театр | Поэты | Литература
Человек должен дышать воздухом родины. Тем более нашей, дающей множество неповторимых возможностей. Где еще утром можно любоваться восходом солнца над Амуром, а вечером гулять по янтарному берегу Балтийского моря? Утром наблюдать северное сияние в Заполярье, а вечером пить чай под пальмами? Где с таким чувством, толком, расстановкой сравнивать горы – Кавказ, Урал, Алтай, Сихотэ-Алинь, вулканы Камчатки – которые абсолютно уникальны по геологической структуре, природно-климатическим условиям, флоре и фауне?
При этом я на стороне Тургенева в его известном споре с Достоевским: считаю, что дышать воздухом родины можно и за границей. Но невероятные пространства России дарят человеку шанс прикоснуться к пониманию всего мироздания, более выпукло и четко ощутить ход времени, лучше понять другие метафизические константы. У нас есть еще одно чудо – Байкал.
Это ведь не только глубочайшее на планете озеро с самой чистой водой, не только окружающие горы и степи. Это узловая точка на духовно-нравственной карте. Одним из доказательств является то, что именно Байкал подарил нам драматического поэта Александра Вампилова. И он же, к несчастью, принял его в свои ледяные объятия за два дня до 35-летия.
Я уверен, что именно Байкал вложил в него главное. Хотя Кутулик и Иркутск находятся в часах езды от берега, воздух Байкала главенствует и здесь. Неслучайно в сообществе писателей, режиссеров, актеров появление Вампилова вызвало однозначную реакцию: пришел наследник Чехова. Об этом чуть ниже, а пока расскажу подробнее, как готовилась и прошла первая в СССР постановка «Утиной охоты» в 1976 году.
***
Эту пьесу запрещали, хорошо подумав. Почему? Какая антисоветчина в частной истории Виктора Зилова, его жены и друзей? Не идеологизированный он человек, равнодушен к решениям партии и правительства? Клевета на социалистические производственные отношения и моральный облик советского человека? Но ведь на дворе 1970-е, уже относительно вегетарианские годы. Публиковались и Солженицын, и Домбровский, и Войнович, да многие вещи, гораздо более акцентированные в критике окружающей жизни… Почему именно «Утиная охота» попала в опалу и пролежала на полке шесть лет с момента публикации в иркутском альманахе «Ангара»? Почему ее больше никто не перепечатывал? Художественные достоинства настолько велики, что пьеса без сомнений квалифицируется как шедевр. По идее, худруки, режиссеры, завлиты должны были вырывать ее друг у друга и ставить, ставить, ставить!..
Я думаю, что цензоры отправили пьесу на полку… правильно.
Именно с точки зрения политических установок. «Утиная охота» написана в счастливые для литературы и искусства 1960-е. В ту пору мы все сделали глубокий вдох, поверили в великие перемены к лучшему, жили по пушкинской формуле: «Я сам обманываться рад». А Вампилов взял и предугадал будущее, тот распад, который стал ощущаться позже, в конце 1970-х. Пьесу сразу нужно было издать в кожаном переплете, называя ее… «Герой нашего времени». Человек, дышавший воздухом Байкала всю свою короткую жизнь, сумел сделать то, что в русской словесности удалось только Лермонтову: написать произведение о герое своего времени (или безвременья). Ведь одна из главных тем подсказана Михаилом Юрьевичем. Это – ничтожество сверхчеловека. Кто такой официант Дима, описанный как высокий, спортивного вида парень, всегда в деловом настроении, бодрый, уверенный в себе, держится с преувеличенным достоинством? Кто, как не тот самый ничтожный сверхчеловек, Мефистофель в миниатюре?
Вспомним диалог Виктора с приятелем.
«Зилов. Дима, ну сколько я могу мазать? Неужели и в этот раз?
Официант. Витя, я тебе сто раз объясняю: будешь мазать до тех пор, пока не успокоишься.
Зилов. Да что это такое? “Не волнуйся”, “успокойся”! Дима, шутишь ты надо мной, что ли? Я понимаю, нужен глаз, рука, как у тебя…
Официант. Витя, глаз у тебя на месте, и рука нормальная, и все ты понимаешь, но как дойдет до дела – ты не стрелок. А почему? Потому что в охоте главное – это как к ней подходить. Спокойно или нет. С нервами или без нервов… Ну вот сели на воду, ты что делаешь?
Зилов (поднялся). Как – что я делаю?
Официант (перебивает). Ну вот. Ты уже вскакиваешь, а зачем? Ведь это все как делается? Спокойно, ровненько, аккуратненько, не спеша.
Зилов. А влет? Тоже не спеша?
Официант. Зачем? Влет бей быстро, но опять же полное равнодушие… Как сказать… Ну так, вроде бы они летят не в природе, а на картинке.
Зилов. Но они не на картинке. Они-то все-таки живые.
Официант. Живые они для того, кто мажет. А кто попадает, для того они уже мертвые».
Сила пророчества Вампилова в том, что «Охота» написана и о нас тогдашних, и о нас сегодняшних. Только роль Димы, этого Мефистофеля в миниатюре, в XXI веке выросла. И неважно, что любовь к женщине здесь заменена любовью к охоте. Приведенный диалог – это последняя попытка Зилова спастись.
***
Кто только не пытался добиться ее постановки, какие личности были! Владимир Андреев в московском театре имени Ермоловой, Игорь Владимиров в ленинградском театре имени Ленсовета, Олег Ефремов во МХАТе. Владимиров имел огромное влияние в театральном мире, был любимцем публики, прекрасным актером. Ефремов хотел не только поставить, но и сам сыграть Зилова, подключил весь свой ресурс, чтобы пьеса появилась. Но – никакого движения, дверь была закрыта наглухо.
И вот однажды я, главный режиссер Рижского театра русской драмы, со свойственной мне, в общем-то, непосредственностью зашел к министру культуры Латвийской ССР. Это был очень симпатичный, неглупый человек по имени Владимир Ильич Каупуж. Я поделился своими планами на Вампилова, рассказал, что у меня есть выдающийся артист, способный сыграть Зилова: «Пьеса, полная глубокого символизма. Героя зовут Виктор, то есть победитель. А победил ли он себя и искушение Мефистофеля-Димы? Посмотрите, какая интересная история». Министр: «Попробуем! Сейчас же напишем письмо в Москву, завизируем, аргументируем». Все сделали, отправили. Ответа не было.
В советских республиках, особенно прибалтийских, действия и слова Москвы воспринимали весьма болезненно. Каупуж очень обиделся на игнорирование министерства культуры СССР. Видимо, воспринял уже на личностном уровне и сам пошел к первому секретарю ЦК компартии Латвии Августу Воссу. Уже за его подписью составили очень аргументированную бумагу, завизировали, как полагалось, опять послали в столицу. Ответа не получил и Восс.
Выждав необходимое время, я пришел к Каупужу. Он сказал обиняками: «Как вы думаете, если не отвечают дважды, хотя запрос получили и зарегистрировали, что это может значить? Возможно, что никто не против, предмета обсуждения нет». – «Спасибо, приступаю».
Это потом, после премьеры, вся страна зашумела: в Риге пустили «Утиную охоту», значит, теперь можно! Ее бросились ставить повсюду, ссылались на нас. Никому в голову не приходило, что она играется без официального разрешения. Надзирающие органы сделали вид, что так и надо. Все ведь понимали, что пьеса – шедевр.
А тогда, в 1976-м, перед премьерой позвонил Каупуж: «Аркадий Фридрихович, не будем дразнить гусей. Сдавать – не в Риге. Вы же скоро на гастроли в Омск и Новосибирск? Вот там и…» – «Омск», – отвечаю. – «Прекрасно! Решение о постановке пусть примет художественный совет, а не министерство. Договорились?». Он подстраховался, этот очень неплохой человек. Мы сделали, как просил министр. На сдачу в омском театре приехали десятки людей со всего СССР, из одного Иркутска в двух вагонах, в том числе вдова Ольга.
И вот здесь произошел невероятный случай, единственный за все 60 с лишним моих лет в театре.
В Омске театр был маленький, набит битком: зрители стояли по стенкам, сидели на всех имевшихся стульях. Мне выделили место в ложе. Когда до окончания оставалось несколько минут, я пошел по служебному коридору в сторону сцены, по пути недоумевая, что могло случиться – в зале сохранялась мертвая тишина. Накладка со светом, занавесом, актерами?
Появился за кулисами и увидел, что технически все на месте, свет зажегся. Ко мне подбежали актеры, и исполнитель главной роли Владимир Сигов страшным шепотом выдохнул: «Провал!». Ни единого хлопка, ни единого движения в зале: публика словно окаменела, потом постепенно зашевелилась и стала молча расходиться. Выходить на аплодисменты к такой публике было нелогично, и актеры поплелись в гримерку.
Художник Татьяна Швец по периметру сцены подвесила десятки пронумерованных деревянных уток. В финале спектакля Зилов мощно, прочно стоял среди тумана с ружьем наперевес. Крикнув: «Готов!», начинал палить по уткам. Как учил Мефистофель-Дима, хладнокровно, одну за одной, а они падали, бились в конвульсиях, пока вся сцена не наполнялась умирающими птицами. Все это медленно уходило в темноту, выстрелы затихали, а когда вновь зажигался свет, утки продолжали раскачиваться и агонизировать.
Но тишина в зале стояла очищающая, вовсе не гнетущая! Зрителям было нестерпимо стыдно. Возможно, они даже злились – на себя, не на автора пьесы. Потом «Утиная охота» прошла 196 раз, вплоть до гибели Володи Сигова, и всегда аплодисменты звучали не как обычно, а натужно, через силу, с надрывом. Вампилов дотронулся до какой-то тончайшей струны каждого человека.
***
Смерть Сигова я упомянул не случайно. «Утиная охота», возможно, самая загадочная и даже инфернальная пьеса всего послевоенного периода. Для меня и театра она стала не только любимой, принесшей успех, но и оставила след горечи и утрат.
Все знают о судьбе Олега Даля, воплотившего образ Зилова в кино. Но с театральными актерами тоже творилось что-то странное. Рижский театр был на гастролях в Болгарии, и в честь дня освобождения от немецко-фашистских захватчиков нам дали три дня отпуска на морском курорте Албена. Актер Александр Боярский, игравший официанта Диму, побежал купаться, хотя на пляже висел черный флаг. Вслед за ним еще несколько наших ребят. Накупались, а выйти на берег мешал вязкий черноморский песок, тянул, как трясина. Кто покрепче, кое-как на четвереньках и ползком выбрались, а Саша не сумел. Захлебнулся в метре от берега…
Через каких-то полгода случилось еще одно несчастье. Мы готовились к поездке во МХАТ на 100-летний юбилей, и на репетиции не упала ни одна утка, созданная Швец. Был ли это знак? Не знаю. Вечером актеры шли домой по узким улочкам, по которым ходили новые чехословацкие трамваи с большим заносом и выпирающими зеркалами заднего вида, почти бесшумные. У гостиницы «Рига» пересекали трамвайную линию, причем Володя Сигов (Зилов) шел задом наперед, читал стихи. Проходящий трамвай снес зеркалом ему чуть не полчерепа. Когда я прибежал в больницу, Володя уже умер.
Спустя много лет ко мне обратился Владимир Оренов, тогда ведущий театральной программы на РТР «Фрак народа». Говорили в том числе об «Утиной охоте». И он сообщил, что из 10 исполнителей роли Зилова по театрам всей страны девять скоропостижно умерли. То есть повторили судьбу самого Вампилова, Сигова и Даля. Не случайно писатель и композитор Серебряного века Михаил Кузмин считал: «Бывают странными пророками поэты иногда».
***
В поэтическом движении драматургии Вампилова многое действительно близко Антону Павловичу. Стихи должны обладать сверхтекучестью. Тогда они проникают через оболочку разума и тела, поселяясь в душе, как музыка. «Утиная охота» (я рассматриваю только ее просто потому, что лучше других пьес Александра Валентиновича знаю), несомненно, наследница чеховской драматургии.
Вспомним «Чайку», сцену у озера, где Константин Треплев встречается с Ниной. С девушкой, которую любил и которая, к сожалению, разлюбила его. Он приносит мертвую чайку. Далее идет реплика, одна из лучших в мировом искусстве, наиболее концентрированных и важных.
«Я имел подлость убить сегодня эту чайку. Кладу ее у ваших ног».
Озерная чайка – замечательно красивая птица, не годится в пищу и не вредит человеку. Так, иногда может пометить или украсть улов… За свою откровенную подлость Треплев жестоко поплатится. Зилов, не сомневайтесь, тоже.
А в четвертом действии вернувшаяся Нина произносит великий текст, тот, который читают абитуриенты во все без исключения театральные вузы. Она говорит Константину: «Умей нести свой крест и веруй». Веруй! Но не об этом пьеса и финал. Он о том, что девушка, приехавшая через два года, ведшая «какую-то особенную жизнь», потерявшая ребенка и сломленная несчастной любовью, говорит: «Я – чайка…». А потом: «Помните, вы подстрелили чайку? Случайно пришел человек, увидел и от нечего делать погубил…».
Но именно в «Утиной охоте» автору ближе Достоевский. «Живые они для того, кто мажет. А кто попадает, для того они уже мертвые». Узнаете? Да ведь это метафизическая диалектика Федора Михайловича в чистом виде! Причем выраженная без капли подражания, Вампилову это не нужно. Последние слова Зилова: «Я готов… Да, сейчас выхожу» – они об убийстве ненужных лично ему, но таких прекрасных птиц. И невдомек парню, что, убивая других, он убьет в себе человека и превратится в свою противоположность. Это вечная тема русской изящной словесности. Вот почему постоянно инсценируют и ставят и Гончарова, и Достоевского, не написавших ни одного драматического произведения, причем Федора Михайловича в мире – не реже, чем Антона Павловича. А может, даже чаще благодаря «Преступлению и наказанию». Мне кажется, что тот же путь предстоит и Александру Валентиновичу.
Полностью статья была опубликована в журнале «Человек и мир. Диалог», № 4(9), октябрь – декабрь 2022 г.
