Алексей Асланов: «Мой молодой возраст является моим преимуществом»
Дирижер оркестра — о своей профессии и качествах, которые ему достались от родителей
Теги: Национальная культура | Музыка | Дирижеры

Фото: Даниил Рабовский
Кажется, что в его сутках как минимум 48 часов. Он живет на три города (Сочи — Питер — Москва) и постоянно находится в режиме «белки в колесе». Говорит, что возраст — 28 лет* — ему только на руку: энергии, сил и любви к профессии хватает на то, чтобы заниматься многими проектами. В итоге его успех идет впереди него самого: многочисленные концерты, фестивали, собственный фонд.
Алексей, расскажите, пожалуйста, когда вы поняли, что хотите посвятить всю жизнь музыке?
Мои родители очень любят искусство, но сами не являются музыкантами, хотя в школе у них было желание заняться музыкой. Например, мой папа играл на трубе. Но все было на любительском уровне: музыкальное образование никто не получал. Просто мама и папа в юности, а потом совместно постоянно находились в обществе, которое искусство понимает, знает и поддерживает. И, разумеется, у них не было никакой специальной цели, чтобы их сын стал музыкантом. Но случились некоторые важные толчки, когда они поняли, что растет творческий человек.
Когда я был еще совсем маленьким, друзья посоветовали родителям, что неплохо было бы для общего развития ребенка иметь дома пианино. И в нашем доме появилось пианино. Мне на тот момент было года два или три. Впоследствии обнаружилось, что (до банального) по телевизору я слышал какие-то мелодии и неосознанно подходил к пианино и подбирал эти звуки. И в какой-то момент опять же друзья родителей сказали, что, возможно, у ребенка есть слух, и посоветовали найти мне преподавателя по сольфеджио. Так начались мои небольшие музыкальные уроки, которые все равно не предполагали, что я буду заниматься музыкой профессионально и впоследствии поступлю в музыкальное учебное заведение.
И вы стали учиться играть на фортепиано?
Скорее, я стал учиться базовым вещам — общей музыкальной грамоте. Ведь в три, четыре или даже пять лет еще рано учиться чему-то определенному, больше идет ритмика, какие-то слуховые вещи, никто не заставляет ни ноты писать, ни особо нажимать пальцем на клавиши. У преподавателя была задача выявить, есть ли у меня какая-то расположенность к музыке. И, как оказалось, есть. Тут опять подключились друзья и знакомые, которые рассказали родителям, что есть такое заведение, как Хоровое училище им. Глинки, и посоветовали прослушаться туда.

На тот момент вам уже семь лет было?
Мне было всего пять лет! Преподаватели училища со мной познакомились, послушали и посоветовали пойти на вступительные испытания. Мы с родителями пришли. А помимо меня поступать пришли еще 300 или 400 мальчишек, тогда как в первый класс набирали всего 15–20 учеников. И был еще нулевой класс, подготовительный. Там особо дети еще не учатся, но какие-то уроки все-таки есть: ведь в училище очень высокий уровень подготовки учащихся. Меня определили в нулевой класс, но в начале сентября администрация училища связалась с родителями, и сказали, что меня переводят в первый класс: «Да, вы по возрасту будете самый младший в классе, но давайте попробуем начать». Видимо, они увидели какие-то мои задатки и поэтому пошли на этот эксперимент. Так в шесть лет я стал учиться в училище со старейшей историей.
За первые года обучения стало ясно, что мне интересно это: я с удовольствием учился и показывал хорошие результаты. Хотя в училище очень серьезный график обучения, дети занимаются там с утра до позднего вечера. Сначала идут общеобразовательные предметы, потом у всех хор с первого класса, затем индивидуальные предметы. У нас на каждого ученика есть преподаватель!
И вы в достаточно юном возрасте поняли, что это ваше?
Да. Я стал заниматься классической музыкой, пением, фортепиано, класса с седьмого у нас началось дирижирование, и этот предмет мне тоже начал нравиться. Но, наверное, одним из основных факторов (помимо интересной насыщенной концертной жизни в училище, когда мы ездили на гастроли и давали много концертов в Петербурге, Москве и других городах) стало попадание в Мариинский театр, когда меня взяли на партию Майлза в опере Бриттена «Поворот винта». Тогда шла постановка английских режиссеров. Я начал работать в театре, и то, что попал в стены Мариинки в таком раннем возрасте, дало мне возможность понять: я не просто это люблю, а нахожусь на своем месте. Так что уже в раннем возрасте осознал, что сцена — мой жизненный «бензин», который хочу получать и дальше. И у меня появилась мечта: вернуться в Мариинку дирижером. Продолжил обучение, участвовал в фортепианных конкурсах, различных проектах… Окончил училище и поступил в консерваторию им. Н. А. Римского-Корсакова на факультет хорового дирижирования. Но уже к тому времени я понимал, что хочу заниматься симфоническим дирижированием: мне было интересно работать с оркестром. И поступил на дирижерско-симфоническое отделение как второе высшее. Со временем возникло понимание: эта профессия для меня — смысл жизни. Мне даже не нужны выходные, я наслаждаюсь этой профессией и получаю такое удовольствие, что не сильно нуждаюсь в отдыхе!
Только две профессии предполагают работу с палочкой: дирижер и волшебник. И нам, зрителям, кажется, что дирижер во время концерта становится волшебником, поскольку 100 человек оркестра буквально делают то, что он хочет. Расскажите, что за профессия такая — «дирижер», а главное, как оценивается ваше мастерство?
Все субъективно. Могу даже сказать, что каждый дирижерский конкурс — это сюрприз как для комиссии, так и для участников (поскольку никто не знает, по каким критериям будут оценивать: есть плюс-минус какие-то общие понимания). Естественно, есть огромный аспект профессионализма, техники, музыкального образования — дирижер должен обладать многими качествами помимо того, как все шутят, что он должен вовремя махнуть палочкой. Дирижер должен знать, что он делает, понимать, если это оркестр или хор, как он играет, что он играет, как помочь коллективу, которым он управляет… Ведь в оркестре сидит огромное количество талантливых музыкантов, и каждый из них знает, как ему играть на его собственном инструменте, они этим занимаются много лет! И к тому моменту, когда они садятся в оркестр, как минимум лет 20 они играют на этом инструменте. А тут выходит дирижер и говорит: а вы должны сыграть вот так… Они посмотрят косо и покрутят пальцем у виска.
Правда, есть достаточное количество аспектов и вещей, которые дирижер должен знать! Драматургия, интерпретация произведения… дирижер-музыкант, дирижер, который творит, дирижер, который, так скажем, ведет в музыке, в осмыслении материала, дает направление развитию коллектива или музыкального пласта в данном спектакле или данном произведении…

Наверняка есть разница, работаете вы со звездными, маститыми исполнителями, такими как Денис Мацуев, или юными, но абсолютными гениями, как Ева Геворгян?
Для меня как молодого дирижера разница есть! Я ведь только-только начинаю свои шаги в профессии. И даже несмотря на то, что у меня есть свои проекты и концерты и первые результаты, я все равно еще в самом начале своего пути.
Вспоминаю два своих концерта с Денисом Леонидовичем — колоссальный опыт. После таких концертов ты понимаешь, что делаешь шаг вперед — это большой рост, большой опыт, большая честь. Стоять на одной сцене с таким именитым музыкантом, одним из лучших среди нам известных пианистов, это огромная честь! И это такой заряд! И такой запал для дальнейшего творчества и развития! В концертах с такими звездами я как дирижер расту и очень многое стараюсь взять, увидеть, услышать, подхватить. Эти концерты — как огромная энциклопедия, которую ты прочитал: она несет очень много информации и очень много пользы можно извлечь для себя.
С Евой Геворгян мы тоже сыграли потрясающий концерт! Это невероятного уровня молодой музыкант! Я неоднократно, когда стажировался в Мариинском театре, был на ее репетициях и концертах. И потом сам вышел на сцену с ней. Это очень здорово — играть с молодыми музыкантами. Получается не просто хороший концерт. Мы раскрепощены, мы находимся вне рамок… Когда мы с Денисом Леонидовичем играем, я понимаю, что надо сделать ровно так. А здесь мы можем чуть больше экспериментировать, искать какие-то интересные ходы. Получается очень интересное для обеих сторон сотрудничество, некий экспириенс.
А есть ли у вас какие-то ориентиры в профессии: люди, за которыми интересно наблюдать?
С самого детства у меня есть ряд любимых дирижеров. В первую очередь это Валерий Абисалович Гергиев, он мой наставник, у которого я стажировался в Мариинском театре. Я прихожу на его концерты или репетиции до сих пор и не перестаю учиться.
Помимо Гергиева, очень уважительно отношусь к плеяде наших петербургских дирижеров: Юрий Хатуевич Темирканов, Марис Янсонс, Семен Бычков. Все имена я даже не буду называть — их много. Даже так бывает, что в разной музыке, разных стилях ты находишь какое-то свое любимое исполнение. Здесь тебе нравится этот дирижер, его интерпретация, а в другом произведении тебя привлекло другое исполнение. И это нормально.
Вы дирижер, художественный руководитель и генеральный директор Сочинского симфонического оркестра, дирижер-стажер Мариинского театра. Как удается совмещать творчество и рутину, связанную с руководящей должностью?
Мне это удается, потому что мои родители, особенно папа — великий трудоголик. Он меня научил, что нужно постоянно что-то делать и идти вперед. Такой трудоголизм, когда я 24 часа живу своей профессией, служу в театре и в принципе своему делу — он от отца. Но благодаря своей работе я получаю те силы и энергию, которые позволяют мне двигаться дальше и не расслабляться. Ведь не секрет, что сцена обладает терапевтическим эффектом. Знаете, как мы гаджеты ставим на зарядку, так и сцена для меня — такая же батарейка. Поэтому я не чувствую какой-то дикой перенапряженности или диссонанса. Тут очень важно грамотно все перераспределять, в каких-то вещах делегировать, в каких-то — четко расставлять локальные приоритеты. Поэтому я стараюсь точечно и правильно подходить к решению административных вопросов. Кроме того, мне очень повезло с наставниками и профессорами, с моей семьей, поэтому всегда могу спросить у них совета и помощи, получить более правильное направление. Благодаря их поддержке я продолжаю этим заниматься и тяну на себе много всего. Я живу буквально на три города: Питер — Сочи — Москва. И здесь, мне кажется, тот молодой возраст, который многие для дирижера считают недостатком, является моим преимуществом: в начале своего становления в этой профессии могу все успевать. Ведь все это вместе дает мне возможность расти, развиваться, получать какой-то опыт и заниматься теми проектами и направлениями, которые мне очень нравятся.

А еще вы очень организованный человек!
Это все тоже благодаря моей семье и воспитанию. Мой папа — академик, физик-инженер, ведет свое дело. Эти организованность и осмысленность (не просто творческий хаос в голове) у меня тоже от отца. А мама у меня — дизайнер, очень творческая натура. Благодаря такому смешению и технических, и гуманитарных вещей в моей семье, это позволяет мне балансировать и в творчестве, и деловой направленности. Я могу и заниматься музыкальными проектами, и вместе с папой делать какие-то другие проекты, тем самым получаю огромный опыт и образование, поскольку он делится со мной очень многими практическими вещами, про которые не расскажут ни на лекции, ни в разговоре за кружкой чая, не напишут в учебнике. Думаю, именно то, что дали мне родители, помогает мне быть не просто музыкантом-дирижером, но и организатором, занимать должность директора и руководить офисом и большим коллективом музыкантов, быть компетентным не только в музыкальных вопросах. Например, у меня есть фонд Алексея Асланова, который позволяет нашей команде проводить масштабные музыкальные проекты, на которые мы стараемся привлекать к участию меценатов.
Пожалуйста, расскажите про свой благотворительный фонд.
Я его открыл, начав работать в Сочи. Возникло понимание, что вверенному мне симфоническому оркестру не просто работать и жить на государственное субсидирование, а мне очень важно было помогать коллективу и развивать проекты. Мы сотрудничаем с разными компаниями, где-то бартерно, где-то действительно нам помогают реальными деньгами.
Будем откровенны: государство регионам не дает тот уровень субсидирования, который необходим для того, чтобы чувствовать себя комфортно на самом высоком уровне. Поэтому мы стараемся находить и вкладывать в коллектив и его нужды дополнительные средства.

Напоследок немного расскажите про оперу «Кармен», фильм по которой эксклюзивно доступен в онлайн-кинотеатре Okko.
Премьера этой оперы состоялась в рамках I Сочинского фестиваля классической музыки на открытой сцене в Роза Хутор. Наше новаторство состояло в том, что мы поставили фильм-оперу. И построили под него сцену в горах на высоте 1050 метров над уровнем моря, которая сейчас стала традиционной знаковой сценой нашего фестиваля. Еще мы задействовали в спектакле в качестве героев телевизионных операторов, они репетировали с нами более месяца на протяжении всего постановочного периода. Режиссер Илья Устьянцев им показывал, что нужно снимать, как снимать. Для операторов мы отшили костюмы. А по бокам сцены поставили большие экраны, которые транслировали в прямом эфире ход спектакля: мы часто видим сейчас 3D-, 5D-кинотеатры, а это, наверное, 10D-кинотеатр-опера, потому что помимо живого исполнения и игры оркестра это были съемки в прямом эфире, без монтажа и купюр. И потом мы смонтировали все в большой фильм, который можно увидеть в онлайн-кинотеатре. Обязательно посмотрите этот уникальный проект. И приезжайте к нам в Сочи на фестиваль «Роза Хутор. Классика»!
*Интервью было опубликовано в журнале «Перспектива. Поколение поиска» № 12/2023 — 1/2024 (приводится в сокращении).