Кажется, что повесть «Джан» и рассказ «Такыр» мог написать лишь тот, кто с детства знал пустыню. Дело даже не в детальных подробностях флоры, фауны, географического рельефа. Пустыня — особый мир, где человек полностью подчинен природе и где невозможно выжить, не уважая власти песка и солнца.

Уроженец Воронежа, инженер-мелиоратор, писатель Андрей Платонов удивительным образом постиг философию людей пустынного края — а ведь в Каракумах и окрестностях он бывал всего лишь несколько раз.

«Горячая Арктика»

В конце 1933 года Андрей Платонов выехал в Туркмению в составе бригады от Союза писателей. Он сам напросился в эту поездку, и дело решило то, что он был не просто писателем, но еще и специалистом по мелиорации — а в Туркмении той поры остро стоял вопрос гидрофикации. У посланцев Москвы было несколько задач. Во-первых, установить положение дел в туркменской литературе и подготовить съезд писателей советского Туркменистана. Во-вторых, собрать материал для собственных публикаций, которые отобразили бы «социалистическое строительство Туркменистана». К десятилетию образованию республики Союз писателей готовил специальный сборник под названием «Айдинг-Гюнлер» («Лучезарные дни»). Помимо Платонова, в состав делегации входили поэты Владимир Луговской и Тициан Табидзе, драматург Владимир Билль-Белоцерковский.

Пребыванием в столице республики Ашхабаде дело не ограничилось, литераторов возили в Мерв, Чарджуй, Ташауз, Байрам-Али, Куня-Ургенч, Нефтедаг, в горы Копет-Дага. Конечно, перемещаясь по республике, гости не могли не ощутить на себе дыхание пустыни — центральных Каракумов, которые Платонов окрестил горячей Арктикой. «Я никогда не понял бы пустыни, если бы не увидел ее». «Пустыня под звездами произвела на меня огромное впечатление. Я кое-что понял, чего раньше не понимал», — писал Платонов в письмах жене весной 1934 года. По воспоминаниям участников той поездки, Платонов старался при каждом возможном случае улизнуть из московского коллектива. Много бродил по городкам и селениям один, слушал рассказы местных жителей. Включение в делегацию застало Платонова в период опалы и творческого кризиса. Его повесть «Впрок», опубликованная в 1931 году, вызвала резкую критику Сталина и дальнейшие проблемы с выходом других произведений. Экзотический, «библейский» мир пустыни постепенно открывался писателю и дарил новые образы, мотивы, темы. Много веков назад этот край был перекрестком цивилизаций: сквозь него проходили из Персии в Туркестан караваны, завоеватели пытались поработить племена вольных кочевников, заставляя тех отступать в глубь пустыни. Поколения туркмен жили в страхе преследования и обороне, в голоде и практически без воды. Теперь же на глазах Платонова социалистическая власть строила новую жизнь для изможденного, разделенного на несколько племен и раскиданного по пустыне народа — а ведь Платонов-инженер и Платонов-писатель сам был искренним поборником и непосредственным участником строительства нового, справедливого к «маленькому человеку» мира. «Здесь пить много стыдно и есть вкусно тоже нехорошо, потому что страна песчаная, бедная, людей объедать совестно», — признавался писатель жене в письме из Туркмении.

Рекомендуем почитать:

И в пустыне будут яблони цвести

И в повести «Джан», и в рассказе «Такыр» повествование об архаической, беспросветной жизни затерянных в пустыне людей выруливает к надежде. Даже к обещанию новой, достойной жизни для следующих поколений. «Джан» в переводе с туркменского — это «душа», которая ищет счастья, и именно этим именем называет Платонов фантастический пустынный народ числом всего в несколько десятков людей. Тут и узбеки, и казахи, и белуджи (иранцы-кочевники), и туркмены, и даже беглый русский солдат — одним народом их делает общая горькая доля. Разными путями попали они в пустыню между Ираном и Туркестаном, но несчастней и беднее их нет никого в этом суровом краю. Это как модель внеэтнического «народа» угнетенных и бесправных, обреченных на крайнюю нищету людей. И вот, находясь на грани вымирания, народ джан выталкивает в «большой мир» мальчика Назара: дойдешь до города, прокормишься там — выживешь, не дойдешь — погибнешь хотя бы не на глазах у матери. Назар Чагатаев выжил, дошел аж до Москвы, где новая власть его вырастила и дала образование. И теперь он командирован в родные места: найти в песках самый несчастный народ джан и строить тому народу счастливую жизнь в соответствии с социалистической повесткой.

Назар не сохранил джан как народ. Но! Неимоверными усилиями он сохранил жизнь людям из этого народа, и те разошлись каждый в направлении своей исторической родины — жить и продолжать род. И помогла ему девочка Айдым. А ее сверстница Джумаль из рассказа «Такыр», дочь рабыни-персиянки, спаслась бегством из племени жестокого бая-кочевника и добралась до Ташкента. Как Чагатаев, получила образование в сельскохозяйственном институте и через много лет вернулась в Каракумы внедрять садоводство на такырной земле. Платонов искренне верил в справедливое переустройство мира на социалистических основаниях. Туркменские впечатления дали ему материал для произведений про то, как рождается светлое будущее из тьмы старого мира. «В Кара-Кумах лежит будущее туркменского размноженного народа — они станут местом социализма и дальнейшего исторического развития», — писал он в очерке «Горячая Арктика». Платонов ведь полжизни положил на освоение ресурсов земли ради блага человека — работал как мелиоратор и электротехник, рыл каналы и колодцы, проводил воду и электричество в города и села, на стройки первых пятилеток. И в туркменской пустыне он видел потенциал земли кормящей, таящей в своих недрах богатства. «Нет, Кара-Кумы столь же мучительны и опасны, как самые гибельные пространства земли, они наверняка способны погубить сотни пионеров и прокормить, обогатить, поднять на высоту социалистического достоинства десять-двадцать миллионов трудящихся», — рассуждал писатель в очерке по итогам командировки. И ведь он не ошибся в предчувствии: позже в Туркмении внедрили метод гидрофикации сельскохозяйственных угодий, что позволило выращивать овощи, фрукты, зерновые культуры в условиях пустынного климата. А нефтедобыча стала важным фактором благосостояния республики и позже — независимого Туркменистана.

Андрей Платонов (в центре) с колхозниками, на строительстве электростанции

Рукописи цензурируются, но не горят

Мультфильм «Корова» — Кадр из мультфильма «Корова»

За первой поездкой Платонова в молодую республику последовали еще несколько. «Такыр» был написан в 1934-м, а «Джан» — в 1935-м. С «Такыром» все прошло хорошо: он был опубликован в том самом сборнике к десятилетию образования Туркменской республики, ради которого и затевалась командировка писателей, а еще в журнале «Красная новь» в том же году. А «Джан» в полном объеме дошел до читателя только в 1960-х. В конце 1930-х цензоров испугала откровенно метафорическая природа произведения, к тому же фигура самоотверженного собирателя народа, избавителя Чагатаева стала «непроходной» в контексте оформлявшегося культа «отца народов» — Сталина. Только избранные фрагменты повести «Джан» вышли в нескольких номерах «Литературной газеты» в 1938 году.

Платоновским произведениям повезло с киновоплощениями — среди них есть значительные фильмы. Например, перестроечный шедевр Александра Сокурова «Одинокий голос человека» (1987), вдохновленный темами и образами рассказа «Река Потудань» и повестей «Сокровенный человек» и «Происхождение мастера». Или рисованная 10-минутная картина мультипликатора-оскароносца Александра Петрова «Корова» (1989) по одноименному рассказу Платонова. В 1967 году Лариса Шепитько сняла короткометражный фильм по мотивам рассказа «Родина электричества» — он вошел в альманах «Начало неведомого века». Из произведений «туркменского цикла» в кино пока реализован лишь рассказ «Такыр», да и то в сильно измененном виде. В 1967 году на молодой киностудии «Туркменфильм» будущие классики национального кинематографа — режиссер Булат Мансуров и оператор Ходжакули Нарлиев — сняли фильм «Рабыня», оттолкнувшись от истории побега девочки Джумаль из рабства бая: в преломлении Мансурова сюжет приобрел жанровые черты «истерна» про борьбу красноармейцев с басмачами. А вот к «Джану» давно хочет подступиться режиссер Али Хамраев. Его замысел тоже предполагает некоторые отступления от первоисточника: он рискнул бы сдвинуть географию действия чуть в сторону от Каракумов, в свой родной Узбекистан, точнее, в регион Аральского моря, которое давно находится на грани исчезновения — прямо как народ джан.