Все самое интересное о жизни стран-соседей России
  • PERSPECTUM
  • Лица поколения
  • Аниса Сабири: «Чтобы случился подъем в искусстве, нужно учить людей мыслить свободно»
    Режиссер из Таджикистана – о культурно-мировоззренческом синтезе, критическом мышлении и запахе горячего хлеба
Обновлено: 19.03.2024
Лица поколения
10 минут чтения

Аниса Сабири: «Чтобы случился подъем в искусстве, нужно учить людей мыслить свободно»

Режиссер из Таджикистана – о культурно-мировоззренческом синтезе, критическом мышлении и запахе горячего хлеба



































































































































































Ольга Антипова

Поэтесса и прозаик, старший лейтенант милиции и успешный режиссер – все это об одном человеке. Аниса Сабири снимает курсовую работу, которую сразу же отбирают на «Кинотавр», участвует в программе десятков кинофестивалей с первым же своим короткометражным фильмом, а за первый полнометражный сценарий получает премию в престижной киношколе Лондона.

Для начала в любом бизнесе важно определить целевую аудиторию продукта. В творчестве так же? С кем вы ведете диалог в своих фильмах?
Для меня киноавтор – лаборант, который пытается ответить на волнующие его вопросы в процессе создания нового мира, а каждый отдельный фильм – новый мир. Кого-то этот мир взволнует, а с кем-то резонировать не будет, – и это нормально, ведь все мы разные. Так вот, если у моего зрителя что-то откликнулось, можно считать, что между нами состоялся диалог.

Думаю, что режиссер – это еще и сердце съемочного процесса. А что заставляет биться ваше режиссерское сердце? Какие темы хочется раскрывать сейчас и в будущем?

Сердце биться заставляет в первую очередь интерес к жизни и мое любопытство! Меня интересуют экзистенциальные темы и трансформация человека в условиях меняющейся среды. Что касается будущего, не хочу загадывать, ведь я меняюсь – не только физически, но и интеллектуально, духовно. Не знаю, что будет волновать меня завтра.

Ваш режиссерский почерк тоже меняется?
Раньше мои творческие попытки выражались с довольно максималистской, декадентской подачей. Теперь же я становлюсь менее предвзятой, все меньше делаю выводы и все больше сомневаюсь в том, что что-то знаю наверняка.

В своих интервью вы часто рассказываете о детстве. Поделитесь с нами воспоминаниями?
Детство я вспоминаю пятнами и ассоциирую скорее с летом. Помню солнечный дом с фонтаном, нашу тенистую улицу Айни. Я не любила девчачьи игры и чаще играла с мальчишками в «Казаки-разбойники». А еще мы делали сок из вишни, взбитой в баклажках с сырой водой. Тайком лазили к соседям за яблоками. Летом гоняли на великах – у нас были тайники, секреты и прочая романтика из мира Марка Твена. Моя голубоглазая бабушка, как Арина Родионовна, проводила со мной очень много времени. Мы читали – библиотека дома была замечательная. Читаю я с пяти лет. Помню запах горячего хлеба из родительской пекарни. Густые заросли малины, в которых здорово прятаться. Школу. Смерть бабушки. Переезд в Душанбе, который, после уютного Чкаловска, мне долго не нравился.

Сколько теплых и таких личных воспоминаний. А кто ваши родители?
У них, как и у меня, очень неоднородная предыстория – время, в котором они жили, быстро менялось, приходилось адаптироваться. Мама мечтала стать врачом, но выучилась на экономиста и после распада Союза оказалась без профессии. Папа – инженер пищевой промышленности, прошел путь от работника столовой до замминистра. В конце 1980-х он занялся бизнесом и политикой. В начале 1990-х это привело к тому, что наша семья была «в бегах», частенько переезжая из одной страны в другую. Когда все утряслось, мы приехали жить в Чкаловск – городок на севере Таджикистана. Там родители открыли хлебопекарню. Они любили свое дело, а в голодное военное время даже под дулом автоматов не останавливали производство. Я ими очень гордилась и думаю, что их пример стал для меня показательным.

Много времени с ними проводили?
Я родителей видела мало – они много работали. Но когда папа был дома, то сажал меня на коленки, и мы вместе читали классиков персидской поэзии. Папа вообще был для меня проводником в мир всего «таджикского», а бабушка – «европейского». Мама в этом смысле где-то посередине. Ей было сложно – приходилось принимать чью-то позицию. Я думаю, что такой культурно-мировоззренческий синтез очень на меня повлиял. Сначала я ощущала дискомфорт из-за своей культурной двойственности, но сейчас думаю, что чем больше культур несет в себе человек, тем лучше.

Как же быть с учебой, когда семья так часто переезжает?
Когда мы приезжали в новый город, мама находила самую лучшую в городе школу и устраивала нас с братишкой туда, чего бы ей это ни стоило. Но ни одну свою школу я не любила. Мне казалось, многие предметы мы изучаем слишком досконально. К девятому классу я перечитала всю программу по литературе года на два вперед и полюбила эссеистику – в класс таскала «свои книжки». В 14 лет я стала работать внештатным корреспондентом – тогда школа для меня и «закончилась».

А как с высшим образованием определились?
Поступать я хотела на философский или на востоковедение, но мама настояла на юридическом, и я попала в Московский университет МВД России. Курсе на третьем решила, что хочу в киношколу, но мама эту идею не поддерживала. Вуз окончила в 2013 году, вернулась домой, а в 2016 году снова уехала в столицу – на курсы режиссуры Московской школы нового кино – и попала в лабораторию Фреда Келемена. Совмещать учебу с работой было сложно, поэтому мастер посоветовал не тратить ресурсы и учиться в процессе практики – так я сняла свой первый короткометражный фильм «Плач танбура». Но мечта поучиться в хорошем вузе меня не оставляла. Я начала поиски стипендии и западной киношколы с хорошей репутацией. Подала в The London Film School на магистратуру. И все сложилось.

Расскажите про эти ваши первые киноработы.
Первая проба кинопера – этюд «Искупление» (моя курсовая у Келемена) по мотивам романа «Преступление и наказание» – состоялась в 2016 году. Я приступила к съемкам после всего двухнедельного обучения в киношколе. Предметных знаний у меня не было, поэтому работала интуитивно. Благодаря помощи друзей всего за три дня работы этюд сложился таким, как я его задумала. Когда «Искупление» отобрали на «Кинотавр» и показали в рамках конкурсной программы «Короткий метр», моей радости не было предела! На фестивале я увидела качественно сделанные фильмы на большом экране и решила, что теперь нужно снимать фильм с хорошим оборудованием и подготовкой. Так, уже в 2018 году, сложился «Плач танбура». Идея его родилась еще в московской киношколе, но знаний для съемок такого масштаба у меня не хватало. Однако же я считала своим долгом снять фильм о мальчике, потерявшем отца во время гражданской войны. Это реальная история, которую мне рассказал знакомый.

Ждали ли вы такого принятия и успеха, который пришел с этой работой?
26 кинофестивалей и четыре приза на МКФ – это заслуга каждого члена команды и результат общей работы. Мы тщательно готовились к фильму и предполагали участие на зарубежных фестивалях, но тот факт, что попали в Пусан, фестиваль класса А, один из крупнейших в мире, и объездили так много стран, стал неожиданностью. Для меня было важно оправдать доверие всех тех, кто поддержал работу над фильмом, в том числе продюсеров и композитора Толибхона Шахиди.

После успеха картины «Плач танбура» работы стало больше?
Я приступила к съемкам полнометражного документального фильма «Ритмы затерянного времени» о музыкальных традициях таджиков, его мы сейчас заканчиваем. Снимаю документальную картину «Тут был Ленин» – про память о Советском Союзе и рефлексию сегодняшнего поколения о настоящем через память о прошлом. И, конечно, работаю над своим первым полнометражным фильмом «Канат».

Про него скоро поговорим отдельно. А пока расскажите про вашу учебу в Лондоне. Легко влились в новый для себя мир?
Это одно из самых важных событий в моей жизни. The London Film School всегда была чем-то очевидно недоступным для девочки из Таджикистана, родители которой не могли себе позволить такое дорогостоящее образование. Все случилось благодаря британской стипендии Chevening, ее я выиграла, чтобы оплатить учебу и проживание в Лондоне. Скажу честно, мне не сразу понравилось. Я, как человек с военным образованием, привыкла к жесткой дисциплине. Поначалу настороженно отнеслась к методике, построенной на самостоятельной работе, но со временем поняла, что этот метод учит выбирать, думать, быть ответственным. Еще мне нелегко давались дискуссии по поводу феминизма, деколонизации и другие табуированные у нас в регионе темы. Казалось диким, например, что кто-то из однокурсниц отказывался смотреть программные фильмы, потому что посчитали их сексистскими. Со временем я поняла: этим и ценна западная система, рассчитанная на наличие критического мышления. Мы пока к этому не готовы. У нас в регионе критическое мышление – как у Достоевского в «Идиоте» – все еще кара. Жизнь в Лондоне научила меня более критично смотреть на патриархальную систему в условиях современных реалий. Уверена – сегодня общество должно стать лояльнее к индивиду.

В современных реалиях вопрос не очень корректный, но раз уж заговорили о феминизме, каково это – быть режиссером-женщиной в Таджикистане и вообще в традиционном обществе?
Быть режиссером в условиях восточного менталитета или, как вы верно подметили, «традиционного общества», где есть свои особенности, например, младший не может возражать старшему, сложно. Приходится многое преодолевать. У меня был опыт непростых отношений на площадке, где некоторые коллеги-мужчины считали, что я, молодая женщина, не могу быть успешнее их или не вправе отдавать четкую рабочую команду. Случались конфликты. Но главное – понимать, что конкретно тебя выбивает из равновесия. Я, например, перед тем, как заключить договор, четко обозначаю границы взаимоотношений, права и обязанности, а также обговариваю, что дружба и работа – не одно и то же.

Вы получили награду Лондонской киношколы как «Выдающийся сценарист». Были готовы к такому повороту судьбы?
Честно говоря, премия стала для меня сюрпризом. Киношколу я окончила с отличием – сценарий моего полнометражного фильма «Канат» (Tightrope) получил положительные отзывы от преподавательского состава, но в финальной рецензии была критика за множество технических недочетов. Так что когда я узнала, что попала в шорт-лист, на победу не надеялась. Результат приятно удивил! Главной же наградой стала рекомендация моего сценария британскому продюсеру Люку Шиллеру. Я и представить себе не могла контракт с ним. Но, как видите, все случается! Для нас обоих это важно – рассказать историю из региона, о котором мало кто в большом кино знает.

Какую тему выбрали для первой полнометражной работы?
Тема фильма, мне кажется, всегда актуальна – люди рождаются и формируются в одной стране, а потом страна меняется, и все в их жизни тоже. Герои вынуждены адаптироваться и менять привычные обществу роли. Прежние общественные конструкции не работают, а жизнь продолжается и требует выживать. Фильм пропитан национальными мотивами, хотя я в первую очередь ставила себе задачу написать универсальную историю.

Кстати, о переменах. Отмотаем немного назад. Долгое время важной частью вашей жизни была поэзия. Когда в приоритетах ее сменило кино?
Прозвучит наивно, но началось все с моих детских размышлений о смысле жизни, которая мне тогда казалась несправедливой, лишенной смысла и гармонии. Уже в 9 лет я написала свое первое стихотворение – о жестокости людей, учинивших геноцид во время Второй мировой войны. Когда мне было 13, мои стихотворения прочел известный поэт Тимур Зульфикаров и стал приглашать меня выступить на своих творческих вечерах. Меня стали воспринимать как его ученицу. Через какое-то время стихотворная форма стала казаться мне удушающей, и я начала писать прозу. Много путешествовала по стране и хотела писать на таджикском. Но, как ни парадоксально, на родном таджикском я не могла выражать мысли так четко, как на русском. Тогда и задумалась о кино. Мой киноязык все время тянет в поэтическую форму, так что поэзия для меня никуда не ушла, а лишь перекочевала на экран.

Расскажите, как обстоят дела с кино в Таджикистане. Сложности, радости, надежды?
Глобальная проблема и Таджикистана, и всего постсоветского пространства – кризис образования, и не только профильного. Образование – это в первую очередь мышление. Чтобы у нас в регионе случился подъем в искусстве, нужно учить людей мыслить свободно, не быть запертыми в рамках догм, убрать иерархический подход «учитель всегда прав». Вторая проблема —киноиндустрия. Системные ошибки предполагают набор проблем – это и непривлекательность нашей индустрии для приезжих, и неконкурентные цены на оборудование, и проблемы с доступом отечественных режиссеров к кинофондам, и сложности проката. Далее уже идут такие проблемы, как недостаток кадров, минимум практики из-за малых объемов производства. Если говорить о радостях, то молодежь в Таджикистане сегодня очень хочет заниматься кино. С помощью видеоблогинга и интернет-обучения многие прощупывают почву более серьезных форматов, и мне кажется, в этом плане большая перспектива у таджикского документального кино. Что касается художественного кино, то здесь без индустрии, увы, никак. Может быть, успешные проекты и будут случаться, но пока не будет изменений на государственном уровне, серьезных сдвигов мы не увидим.

Читайте также

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Подписывайтесь, скучно не будет!
Популярные материалы
Лучшие материалы за неделю