Анна Семида: «Не пишу для научных сотрудников, пишу для простых людей» Японист — о поэзии как стиле жизни, считывании людей и расшатывании рамок
Теги: Япония | Национальная культура | Традиции | Обычаи
Автор: Анна Пясецкая
Есть люди, послушав которых, хочется тут же взять в руки книгу, записаться на какой-либо курс или приступить к изучению иностранного языка. Журналист Анна Семида из таких людей. Она влюблена в Японию, и любовь эту превратила в дело всей жизни. За короткий срок Анин телеграм-блог HaikuDaily набрал более 7 тысяч подписчиков. Это «страна Семиды», пространство, в котором происходит глубокое погружение в японскую поэзию и культуру, где чувствуешь себя легко и свободно.
Анна, из какой ты семьи? Есть ли в твоей семье японисты?
Родители технари, сестра экономист, окончила финансовую академию и сейчас учится на психолога. А я первый стопроцентный гуманитарий (смеется). Мама считала, что из меня выйдет отличный математик. Однако в старших классах папа отправил меня к репетитору английского, которая еще была и индологом. Переступив порог ее квартиры, я поразилась: столько любопытных восточных артефактов там увидела! Репетитор подарила свою монографию по современной индийской литературе с дарственной надписью: «Моей ученице Ане с надеждой, что у нас скоро будет еще один востоковед». Последние два класса я училась в английской школе в экспериментальном гуманитарном классе, где помимо языков, французского и английского, мы проходили гуманитарную программу — от английской литературы и театра до риторики и философии. А химии и физики у нас не было, зато был предмет «естествознание». Мне так много дало это обучение, что на первом курсе университета было очень легко учиться.
Почему ты захотела стать востоковедом?
Сначала хотела стать египтологом, потом подумала об арабском. Мне были интересны и Китай, и Индия, и Египет. Но Япония — это такая «комфортная Азия», при этом высокоразвитая. В ней ярко сочетаются технологические новшества и осколки старой, традиционной культуры. И я подумала: почему бы не попробовать японский? На японский в мой год поступления был большой набор. Но эту высоту удалось взять не с первого раза: чтобы поступить в ИСАА, мне не хватило одного балла. У многих моих школьных подруг уже началась студенческая жизнь. Я была очень расстроена, тот год стал непростым — много занималась, готовилась с репетиторами. Тогда наивно полагала: в МГУ идут, чтобы посвятить себя научной работе. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что большинство народа поступало на китайский, чтобы зарабатывать, заниматься бизнесом или пойти в МИД делать карьеру. У меня никогда не было в голове таких долгосрочных планов (улыбается). Со второго раза я поступила на дневной филологический факультет ИСАА. После первого курса у нас был очень большой отсев, не все выдержали нагрузки.
Кто стал твоим первым учителем японского?
Виктор Петрович Мазурик. В начале 1990-х на кафедре остались самые стойкие, многие уехали на заработки, преподавателей не хватало. Это были самые трудные годы для высшего образования. Виктор Петрович, который обычно преподавал литературу, вел у нас японский, хотя это была не его специальность. Мы сразу попали в его руки. Я застала старую гвардию потрясающих преподавателей — Евгения Викторовича Маевского, Ивана Васильевича Головнина, Леона Абрамовича Стрижака.
Что тебя больше всего привлекло в японском языке?
Мне всё в нем нравится. К тому времени я хорошо владела английским языком и начальным французским, захотелось попробовать какой-нибудь интересный неевропейский язык, дойти до его сути. Как я говорила выше, меня привлекла Япония. Изучение японского языка невозможно отделить от изучения каких-то других дисциплин. Не скрою, на третьем курсе у меня случился момент выгорания, все надоело, было рутинно. В какой-то момент даже думала его бросить, но потом взяла себя в руки, вышла из кризиса и продолжила учить. Самым продуктивным годом стал для меня последний курс ИСАА, когда я уже специализировалась на поэзии и начала писать диплом под руководством Мазурика. Он был посвящен поэзии рэнга, теории этого поэтического жанра и переводу поэтической цепочки. С Виктором Петровичем было очень интересно общаться, погружаться в творческий процесс, именно он направил меня в сторону изучения поэзии. Так сложилось, что спецкурс по этой теме он иногда читал… мне одной.
Рэнга — это более сложный жанр?
Мне казалось, что это легкий жанр. Японская поэзия очень короткая, прочитал стихотворение — и вот уже законченное высказывание, целая философская мысль. Однако эта легкость обманчива: за каждой строкой стоит огромный контекст, над которым ты можешь подолгу думать, при этом сам текст может быть очень маленьким. На первом курсе ты еще толком не знаешь японского, все тексты (исторические летописи, романы, военные повести, мифы) читались в переводе на русский язык, за исключением поэтических текстов, которые мы с Виктором Петровичем читали на японском.
После окончания ИСАА ты год стажировалась в Японии. Можешь сказать, что в полной мере поняла японский менталитет, и близок ли он тебе?
Да, у нас была стажировка в Японии в университете Токай, я там была единственным «филологом», остальные — «экономисты» и «историки». Это было незабываемое время! Мы изучали японский язык, экономику, историю. Я ходила в японский поэтический кружок, пообтесалась там. И еще поняла, что поэзия — это не то, что мы себе представляем. Для нас поэт — это некий тернистый путь, а ведь есть еще профессиональная поэзия. Басё, например, был профессиональным поэтом, он этим зарабатывал на жизнь, был «учителем поэзии». Сегодня можно работать в металлургии, а в свободное время посещать Ассоциацию поэтов, писать и делиться с окружающими своими стихами, участвовать в выездных мероприятиях, издавать альманахи, общаться в избранном кругу. Мне очень нравится такое выражение: «поэзия как стиль жизни». И правда, каждый человек может писать стихи, найти себе круг общения, отдушину, поддерживать себя в творческом состоянии. Это здорово! А про язык… Когда ты начинаешь говорить на иностранном языке, у тебя внутри возникает некая «субличность». Я человек, который легко «мимикрирует». В какой-то момент, например, я поймала себя на том, что хожу как японка, особенно хорошо это становится заметным в Японии — я легко считываю и «зеркалю» людей. Когда мы были студентками, нас отправили в Токио волонтерами на русский военный корабль переводчиками. И знаешь, в какой-то момент я поняла, что мне с японцами за год стажировки стало проще общаться, чем с русскими.
Что мне не очень близко? Наверное, вся эта «корпоративная культура», поэтому я для себя очень быстро решила, что в японской компании работать не смогу. Проработав два года, я поняла, что это не мое. У японцев есть понятие «внутреннего» и «внешнего» круга. Мне нравится всегда быть внешним человеком для японской компании, потому что тогда тебе — и уважение, и почет. Но когда ты «внутри» — очень сложно встраиваться в иерархию. У меня был опыт не совсем удачный, не совсем вдохновляющий, поэтому я поняла, что корпоративная культура — не для меня. Впрочем, даже когда ты занимаешься традиционными вещами — в поэтическом ли классе или в чайном — там тоже присутствует своя иерархия. В этом плане я абсолютно западный человек, эта западная открытость мне ближе. В японской компании очень медленный рост, я не очень понимаю, как он возможен. Когда ты работаешь в западной компании, у тебя есть ощущение, что ты можешь что-то поменять. В японской же компании такого ощущения нет — ты должен просто хорошо выполнять свою работу, даже если она бессмысленная. Мне было тесно в этих рамках и, как творческому человеку, захотелось их расшатать. В западной компании ты можешь быстро продвигаться.
Какой твой любимый японский поэт?
Сложный вопрос. Сейчас мне нравится отвечать: «кого я перевожу в настоящий момент — тот и является моим любимым поэтом». Я раньше много читала поэтов-классиков Кобаяси Исса, Ёсу Бусона, Мацуо Басё. Мне сложно кого-то выделить. Изучаю всех поэтов, созвучных моменту, — и для собственного удовольствия. Возможно, особенно люблю Бусона, ведь он был еще и художником, у него особая красота образа. Иногда «спотыкаешься» на каком-то стихотворении и понимаешь, что вот именно это надо перевести.
А из современных поэтов кто тебе близок?
В наше время писателей больше, чем читателей — ты узнаешь о них из социальных сетей, из развития самиздата. Сейчас очень многие хотят самовыразиться. Есть поэты — медийные личности, например, барышня по имени Тавара Мати, которая мне очень нравится. Она пишет пятистишия танка, но в такой манере, как будто бы это длинное хайку. Ее сборник, вышедший в 1986 году, наделал много шума. У нас он был переведен как «Именины салата», это любовный сборник, в котором шла речь от первого лица — молодой учительницы, пережившей роман с женатым человеком. Этот бестселлер был продан миллионами копий, Тавару Мати приглашали и на телевидение, и на радио. Есть менее известные имена — например, современный поэт Сюнтаро Таникава, у него такие проникновенные современные стихи, европейский свободный стих, он еще и детский поэт. Самым большим поэтом XX века я бы назвала Канэко Тота. У него отличные стихи.
Почему ты занимаешься именно хайку?
Потому что это единственная форма восточной поэзии, которая вышла за рамки национальных границ, и потому что хайку пишут во всем мире на многих национальных языках. Почти в каждой стране мира есть хайку-ассоциации. Это поэзия городских кварталов, горожан, самураев, торговцев. Я, конечно, перевожу и пятистишия танка, и канси (стихи, которые написаны японскими поэтами по-китайски). Танка не стала международным жанром, потому что это салонная поэзия, которую писали аристократы. Современному человеку сложно ассоциировать себя с той модальностью и стилем жизни, который вели аристократы. Очень интересная тема — японские стихи, написанные по-китайски. Этот жанр считался скорее мужским и интеллектуальным. Есть поэзия рэнга (коллективное творчество, где чередуются трехстишия и двустишия). Первое трехстишие в этой цепочке называлось «хокку», то есть зачин. Позже хокку отделяется от цепочки и становится отдельной формой, а в конце XIX века поэт Масаока Сики называет эти трехстишия «хайку». Поэтому все трехстишия, которые написаны с начала XX века, принято сейчас называть «хайку».
Как развился твой блог и в чем секрет интересного блога?
Я журналист и никогда не забывала тему Японии. В общей сложности журналистике отданы двадцать лет моей жизни. В какой-то момент поняла, что хорошо бы иметь свою, «японскую» тему. Мои дети подросли, и освободилось время — захотелось как-то упорядочить поэтическую деятельность. Я подумала о том, что хорошо бы сделать телеграм-канал, куда можно было бы «складывать» свои переводы. Сначала казалось, что это будет совсем маленький проект, на который подпишется всего несколько человек. И что я больше прячусь за своим симпатичным логотипом (улыбается). Но вскоре оказалось, что эта тема стала интересна многим. Тогда я вышла из-под «маски» и стала больше общаться напрямую со своей аудиторией. У меня возникла важная мотивация и вопрос к самой себе: что же я представляю из себя как независимый автор, когда за мной не стоит ни бренд, ни научная организация? Я была главным редактором, и тогда меня все-таки больше воспринимали с точки зрения бренда, который я представляла. Часто бывает так, что человек уходит с должности, и о нем забывают. Я решила взять себя «на слабо» — оказалось, мне есть что сказать, у меня образовался свой круг читателей. Вскоре проект перерос из проекта-чтива в оффлайн-встречи. Люди приходили, интересовались хайку. Потом пришла идея сделать свой авторский курс, во время которого я смогла бы ответить на все возникающие по этой теме вопросы. На первый курс записалось огромное количество людей, я его повторяла трижды. Параллельно возникли еще короткие сезонные облегченные курсы. Например, «Басё зимой», или курс «Как стать лягушкой — пять хайку о японском лете», или «Сакура-сакура — жизнь “в розовом”». На наших встречах царит дружелюбная атмосфера, слушатели возвращаются, занятия поддерживают дух людей в трудные времена, здесь они находят единомышленников. И правда, поэзия — это способ коммуникации и с самим с собой, и с окружающим миром, и с другими людьми. Мне нравится писать маленькие тексты. По своему психологическому устройству мне очень близка такая форма — коротких высказываний.
Какие люди приходит на твои занятия?
Cамые разные — от мальчика 11 лет до бабушки за 80. Очень много психологов, врачей, художников, айтишников, музыкантов. Например, ко мне приходил один прекрасный музыкант из группы «Сансара». Географический охват моей аудитории огромный: от Канады и Новой Зеландии до Японии и стран Балтии. Когда ты говоришь на языке поэзии — он доступен всем, тут нет никаких ограничений, ни по гендеру, ни по возрасту, ни по географии. И еще — мой курс больше интересен не японистам (улыбается). Я не пишу для японистов и для научных сотрудников, я пишу для простых людей. Моя задача — чтобы любой человек мог насладиться поэтическим текстом XVII века. Это живое слово.
Ты красиво иллюстрируешь свои посты.
Да, иногда я иллюстрировала своими художественными работами. Иногда это гравюры и картины, которые лежат в общем доступе, не фотографии, так как на них есть авторские права.
А кто придумал твой логотип? Ты иногда приходишь с ним в виде броши на свои встречи и вечера. Кто художник?
Логотип узнаваемый: это персонаж аниме «Унесенные призраками» Хаяо Миядзаки — Безликий Бог Каонаси. Мне хотелось взять не классическое изображение, а что-то на стыке академизма и поп-культуры. Я обратилась к своему знакомому художнику Диме Ремизову с просьбой, чтобы он сделал логотип, который был бы узнаваемым, но не до конца (улыбается). Дима сделал много разных обложек для групп «Браво», «Messer Chups» и многих других. Получился такой классный Безликий — в образе прослеживается эволюция от Безликого к Александру Сергеевичу Пушкину. Мне нравится, что он такой взлохмаченный. То, чем я занимаюсь, созвучно придуманному логотипу: беру стихи, которые, казалось бы, уже давно прочитаны и «покрылись пылью», и пытаюсь их «взлохматить», чтобы у читателя возникло ощущение того, что он читает их впервые. От прочтения стихов должно быть ощущение легкого удивления, поэтому логотип очень симпатичный, я его люблю. Также я сделала тематическую брошку Безликого, которую мне сотворила мастерица из Нижнего Новгорода.
Когда стартует твой следующий поток?
Так получилось, что все эти годы я пропускала осенний сезон. И это несмотря на то, что осень считается самым лучшим временем года в Японии (именно тогда рождаются самые красивые поэтические образы), в этот сезон я обычно вступаю эмоционально выжатой, мне не хватает сил, чтобы делать такие курсы, ведь надо быть в хорошей эмоциональной форме для того, чтобы «отдавать». В этом году я взяла себя в руки и в середине сентября запустила курс «Грустим по-японски. Осень в хайку», где мы читаем и разбираем грустные осенние образы и пробуем их переводить на русский язык.
Как происходит работа на твоих занятиях?
Я делаю текстовый файл, где есть подстрочник, там разбирается грамматика, сообщаются какие-то самые простые сведения про поэта. Потом начитываю стихотворный аудиофайл, у нас есть чат, где все делятся своими работами — кому-то хочется делать перевод ближе к оригиналу, кто-то, прочтя стихи по-японски, пишет свой отклик на это стихотворение. Это может быть авторская работа, не имеющая отношения к оригиналу. Задаются вопросы, идет обсуждение. У меня есть пытливые участники, которые параллельно проводят свое исследование, им мало того, что я даю, и это очень хорошо. Мне очень нравится, что я мотивирую людей на поиск, они ищут другие точки зрения, все это обсуждается. В конце сдают выпускную работу, небольшой поэтический сборник, куда включают пять своих переводов. Если за это время им удалось сочинить стихи, то сюда включают еще и авторские работы. Они придумывают название этому сборнику, кто-то даже его иллюстрирует, есть такие, кто верстает всё в отдельную книжечку, получается арт-работа. Некоторые пишут сопроводительный прозаический текст. На некоторых курсах у нас проходили хайку-вечеринки, где мы сидели, общались, обсуждали какие-то вопросы.
В каких интересных проектах, посвященных Японии, ты участвовала?
Была интересная работа с путеводителем «Полиглота», где я выступила экспертом — вычитывала русские тексты на предмет ошибок, написала небольшой разговорник. Для РБК участвовала в проекте по часам Seiko. Моя задача была написать о коллекции часов, которая посвящена японским микросезонам. А вы знаете, что их в Японии 24? Это была амбициозная задача: подобрать поэтические образы к конкретным часам.
В самом начале пандемии для журнала «Аэрофлот Премиум» написала «тревел» про Японию. Я решила, что сделаю не обычную прогулку по Токио, а литературную, где рассказала о саде поэзии, о любимом баре Дадзая Осаму, о музее Басё, о библиотеке Харуки Мураками и о ресторане, где свой последний ужин съел Юкио Мисима. Также каждый год мы делаем с художницей Натальей Безвуляк (она мастер сумиэ, японской монохромной живописи тушью) календари в японском стиле.
А еще я сама увлекаюсь живописью сумиэ, брала уроки у Натальи, и, хотя не могу назвать себя настоящим художником, мои работы украшают японский ресторан Coba в самом центре Москвы.
Рекомендуем прочитать блиц-интервью с журналистом, блогером и переводчиком из Китая.
