Анна Верде: «Я вовремя перестала грезить танцами и решила развивать мастерство постановщика»
Хореограф – о русских музах великих художников, корриде и спектакле, созданном под девизом «вопреки»
Сергей Лютых
29 апреля в Новом Манеже состоится премьера пластического спектакля «В объятиях минотавра Пикассо». Это история любви великого художника Пабло Пикассо и русской балерины Ольги Хохловой. Наш корреспондент побывал на предпремьерном показе и пообщался с автором спектакля хореографом Анной Верде.
До Пикассо и Ольги у вас была постановка о союзе Дали и Галы. В чем отличия и сходства между этими историями?
Этих художников объединяет то, что они оба вдохновлялись русскими женщинами. Так, у Пикассо большая часть жизни была связана с Ольгой Хохловой, а у Дали – с Еленой Дьяконовой, прославившейся под именем Гала Дали. Вдохновлялись по-разному. Гала для Дали была и продюсером, и директором, и любовницей, и женой, и другом. Ольга же для Пикассо была в первую очередь музой, хотя, конечно, и женой тоже.
Насколько сильно они повлияли на своих гениальных мужей?
Думаю, что без тех усилий, которые предпринимала Гала, гений Сальвадора Дали не стал бы настолько известен миру. Невероятной была и сила воздействия на Пикассо его русской музы. Он не нуждался в продюсере или ком-то подобном. Однако уже тот факт, что он пошел на заключение договора, согласно которому половина его произведений отходила супруге, говорит о многом. Все творчество Пабло Пикассо – это эксперименты. Он на протяжении всех своей жизни работал в разных техниках, переключался между разными стилями и не имел только одной единой прослеживаемой через все произведения линии. Конечно, и моногамности в отношениях с противоположным полом ожидать было бессмысленно. Однако с Ольгой они прожили в полной идиллии целых 17 лет! Это, по меркам нынешнего времени, очень большой срок.
Одной из тем вашей новой постановки стала таинственная природа зла, которая есть в человеке. Вместе с танцорами, актерами ты погружаешься в древнюю как мир легенду о минотавре, но при этом не ощущается каких-то нравоучительных нот.
Да, мы ни в коем случае не даем оценок. Артистам мы такой задачи не ставили. Каждый сам выбирает свой путь. Ольга понимала, с кем она живет, чем это может закончиться. Она осознанно от него не отказывалась, не разводилась, положила себя на алтарь отношений с ним. Это был ее выбор. Пикассо тоже понимал, что бесконечно жесток. Известно, что он долгое время ассоциировал себя с минотавром, с быком. Об этом красочно говорят его автопортреты, написанные после 40 лет.
А могла ли она уйти? Сейчас много говорят о домашнем насилии, что его жертвы фактически лишены свободы выбора, находясь в созависимых отношениях с тираном.
Трудно рассуждать на тему, была она в плену или нет. Известно, что Ольга достаточно долгое время подозревала, что Пабло ей изменяет, и никаких действий не предпринимала, пока его любовница не пришла с ребенком на руках. Тогда она бросила все и уехала.
Почему же она медлила?
Когда у Пабло появлялись новые женщины, ее интересовало не то, что он делит ложе с кем-то другим, а то, что она перестала быть его музой. Ее огорчало, что после прекрасных портретов Пикассо стал изображать ее уродливой. Она с детства хотела быть чьей-то музой. Если бы она хотела реализоваться иначе, в качестве балерины, то не ушла бы из Дягилевских сезонов.
Эти отношения не назовешь типичными.
Да, они оба были яркими и неординарными людьми.
Отдельная история в вашей постановке – это воплощенная в танце и музыке коррида. Бык получился и притягательным, и пугающим одновременно, хотя эту роль исполняет миниатюрная девушка.
Спасибо. Думаю, здесь произошло стопроцентное попадание в образ.
Для современного человека коррида – явление сложное для восприятия.
Да, артистам пришлось тяжело, потому что они примеряли на себя подобные образы впервые. Для тореадора это была очень специфическая задача, а уж для быка тем более. Мы многое обсуждали, смотрели записи настоящей корриды. К слову, я видела ее вживую собственными глазами, так как раньше часто путешествовала по Испании.
И как вы лично относитесь к корриде?
Ощущение двоякое, но я всегда преклоняюсь перед тем, что сложилось исторически, а коррида – это явление, которое берет истоки из древности. Нам трудно понять, что лежало в основе того же Колизея. Однако и сегодня существует много опасных занятий, к примеру, такое явление, как гонки «Формула-1», где степень риска для человека может быть даже порой выше, чем в корриде. Я стараюсь не занимать позицию обвинителя. Если же говорить начистоту, то во второй раз я бы на корриду не пошла. Просто ради досуга не стала бы смотреть на убийство животного.
Вы затронули тему риска, но и сама ваша постановка, которая сочетает три жанра искусства и выходит в столь непростое время, – это тоже риск, тоже своеобразная коррида.
Мы старались сделать все, чтобы все три жанра были реализованы на одном качественном уровне, но если охарактеризовать эту работу одним словом, то это было бы слово «вопреки», в том числе и времени, на которое пришлась премьера. Тут или пан, или пропал, идти по исхоженным другими тропинкам мне неинтересно. Я хореограф много лет. У меня за плечами множество реализованных проектов, и хочется делать то, чего не было раньше.
Вашему театру танца Averdera уже 19 лет. Это приличный срок для инициативного, экспериментального и частного проекта. Как он родился?
Начиналось это со студенческих экспериментов, которые сперва в мечтах, а затем и в реальности стали формировать новый театр. Долгое время все это держалось на одном энтузиазме.
- Роксолана Худоба: «Я хаотичный человек»
- Кьетил Крогстад: «Будущее планеты – в детских садах, а я хочу работать с будущим и создавать лучший мир»
- Вероника Исмаилова: «Место рождения не обязательно связано с самоидентификацией человека»
- «Люди, не проживите жизнь впустую!»
- Сергей Голубев: «Мое требование – порядочность»
В прежних интервью вы говорили о травме, из-за которой не смогли продолжать заниматься танцами. Это она привела к желанию реализоваться в роли хореографа?
Никакого кризиса не было. Я еще до травмы поняла, что моих физических данных недостаточно, чтобы быть балериной в принципе. Нет, я хорошо и долго выступала на сцене, особенно хорошо мне удавались характерные партии и лексика современного танца, но мои амбиции были в другой сфере: хотелось именно что-то придумывать, создавать. От этого я получаю больше удовольствия и, как мне кажется, больше самореализуюсь в этом.
Другими словами, травма просто помогла вам принять решение, которое уже вызревало.
Я занималась танцами с трех лет, а разрыв связки произошел в 15 – это один из самых продуктивных периодов для танцора, хотя организм еще не совсем сформирован. Одновременно это и время делать выбор между тем или иным высшим учебным заведением. Тогда травма очень сильно взволновала моих родителей. Они настаивали на том, чтобы я хорошо подумала о том, как строить свою дальнейшую жизнь. Я вовремя перестала грезить танцами и решила развивать мастерство постановщика.
А если бы связка не повредилась?
Если бы у меня не было травмы, я бы все равно пришла к тому, что я не артист, а создатель, хореограф. Мое мышление работает лучше, чем мое тело.
Вы рассказывали, что, выполняя родительскую просьбу, стали дипломированным банкиром. Этот опыт и эти знания вам сейчас как-то помогают?
По той профессии я не работала ни дня. Это было ради корочки. Но сами знания, конечно, расширили кругозор, а сейчас, когда я учусь в ГИТИСе на продюсерском, пригодились мне уже в практическом плане.
Насколько вам сложно взаимодействовать с другими творцами при создании постановок? Как, в частности, сложились ваши отношения с режиссером Дмитрием Ефремовым в работе над минотавром Пикассо?
Если я выступаю как приглашенный хореограф, то это одна история, а когда это мой авторский продюсерский проект, как в случае с Дали и Пикассо, то я всегда работаю с теми, кого выбрала сама. У меня была концепция и понимание того, как построить всю хореографию. За помощью с драматургической частью я обратилась к однокурснику по театральному институту имени Бориса Щукина Андрею Задубровскому. Он написал прекрасное либретто, прекрасный текст, за что низкий ему поклон! Имея этот текст и концепцию, я пришла к Диме и сказала, что у меня есть все, но я не умею работать с драматическими артистами. Для этого нужен режиссер, иначе получится самодеятельность. Дальше мы с ним существовали в тандеме. Между нами не было трений и споров. Мы не фантазировали без остановки и пытались что-то изобрести – мы следовали четкой концепции.
А саму концепцию вы долго вынашивали?
Изначально я хотела сделать одну постановку о русских музах великих гениев, но когда велась работа над творчеством Сальвадора Дали, то поняла, что нужно разделить этот проект на несколько самостоятельных спектаклей. Причина была в том, какими самодостаточными, глубокими и интересными получились образы Дали и Галы в исполнении наших артистов. Сама же идея о русских музах вынашивалась с конца 2018 года. Дали вышел уже в 2019 году, а следующий спектакль мне хотелось сделать непохожим на него. Так концепция дополнилась тем, что должен быть текст и инструментальная музыка. С некоторыми музыкантами, которые участвуют в постановке, я знакома больше 10 лет. Мы долго думали о том, чтобы создать совместную коллаборацию.
Музыканты все время находятся в поле зрения зрителей – это сделано намеренно?
Да, мне хотелось, чтобы музыкантов было видно, ведь это отдельный вид искусства. Можно нон-стопом смотреть только на то, как они играют.
Прожекторы в глаза, ветер от множества вентиляторов со сцены – этого тоже зрителям не забыть. У меня почему-то это пробудило ощущение юга, где ветер с моря и слепящее солнце.
Если у вас и такой ассоциативный ряд сложился, то мы все сделали правильно. Каждый видит в них что-то свое и это прекрасно.
А как вы оцениваете первую встречу артистов со зрителем на предпремьере? Случилась ли она так, как задумывалось, или нет?
Однозначно случилась! Но 29 апреля вы увидите немного иную подачу. Вообще, любой спектакль, должен много раз пройти испытание зрителем, чтобы сложиться до конца. У всех так, и никогда не было такого, чтобы спектакль остался неизменным после премьеры.
Вы находитесь в сложном положении: будучи состоявшимся мастером, не имеете своей площадки.
Конечно, хотелось бы иметь площадку, но когда этого нет, то есть два пути: сидеть и ждать, пока тебя пригласят хореографом на проект, который тебя радует, но не вдохновляет, или же все поставить на карту и выпустить в качестве продюсера то, чем ты живешь, чем дышишь.
Что вам помогает идти по второму пути: поддержка дома или, может быть, вы бегаете ультрамарафоны?
Естественно, без поддержки семьи все это было бы невозможно. Самое главное, моральной поддержки.
Мы вернулись к сквозной теме ваших спектаклей, что вокруг Дали и Пикассо были люди, которые их вдохновляли, им помогали. Почему вы выбрали именно русских муз? Из-за некоей особой ментальности или чего-то еще?
Не в ментальности дело. Бывает обидно от того, что мы недостаточно внимания уделяем России, сфокусировавшись на той же Европе или Америке. Между тем среди наших соотечественников были и есть великие умы, творцы, люди, известные на весь мир, в том числе и женщины, которыми вдохновлялись личности такого масштаба, как Дали и Пикассо.