Высокие широты Брайана Александера Михаил БРОНШТЕЙН, главный научный сотрудник ГМВ
Теги: Путешествия | Экспедиция | Арктика
Фото Брайана АЛЕКСАНДЕРА
С британским фотохудожником Брайаном Александером я познакомился в Москве четверть века назад. Он, прилетев с Ямала после кочевки по тундре с ненцами-оленеводами, ждал самолета в Лондон, а я вернулся с Чукотки, где наша археологическая экспедиция вела раскопки древнеэскимосского поселения. Меня удивило, как хорошо знает Брайан эскимосскую историю. Рассказывая о себе, мой новый знакомый был немногословен, и только через пару лет, когда мы встретились вновь, я узнал, что Заполярье началось для него именно там, где живет большинство эскимосов, – в Гренландии.
«Я поставил палатку на лед и едва не утонул…»
Эти слова Александер произнес, вспоминая свой первый приезд в Арктику. Но вначале другая цитата из его воспоминаний о Севере.
«Иногда незначительное событие может кардинально изменить вашу жизнь. В моем случае таким событием стала книга, случайно снятая с книжной полки. В конце 1960-х годов я изучал искусство фотографии в Лондоне, хотел стать рекламным фотографом и ничего не знал об Арктике, никогда не интересовался высокими широтами. Один из моих проектов в колледже был посвящен фотосъемке при низких температурах, и я отправился в Кембридж, в библиотеку Института полярных исследований. Блуждая среди стеллажей с книгами, я оказался в секции “Гренландия”. Мой взгляд задержался на названии одной из них, и я взял ее в руки. Это была книга Кнута Расмуссена “Люди Крайнего Севера”. Расмуссен рассказывал о своих путешествиях по Гренландии в начале ХХ века, о жизни эскимосов. Книга захватила меня. За несколько месяцев я прочитал всё, что написал об Арктике этот исследователь, всё, что было написано его другом Питером Фрекеном, с которым они основали на севере Гренландии факторию Туле. Книги датчан зародили во мне страстное желание поехать на Север и своими глазами увидеть людей, так живо описанных ими».
[Ф. 2]
Впервые попасть в Гренландию Брайану удалось в 1971 году. Это был Каанак – поселок на севере острова, где его не только не ждали, но вдобавок почти никто не знал английского языка. Высадив 22-летнего лондонского юношу на окраине Каанака, вертолет улетел, а Брайан, увидев стоящие невдалеке палатки местных жителей, стал искать место, где поставить свою. Устроившись на вполне подходящей, с его точки зрения, площадке, ровной и покрытой плотным снегом, он взял фотоаппарат и отправился к эскимосам. Гренландцы с интересом смотрели на чужестранца, и один из них махнул рукой, приглашая в гости. Брайана напоили крепким чаем, а затем с помощью жестов и ломаных фраз на английском стали убеждать перенести свои вещи поближе к поселку. Он последовал совету и вскоре понял, что сделал это не зря. Каанакская весна была стремительной, солнечной, и уже через три дня там, где вначале стояла его палатка, шумел бурный поток. Для своего первого ночлега в высоких широтах Брайан, как оказалось, выбрал лед широкого ручья.
Похожие истории случались и в дальнейшем. Не умея оценить толщину льдин, он проваливался в воду, кипятил чай из соленой воды, поскольку не мог отличить морской лед от пресного льда, отколовшегося от айсберга. «Я был обузой для моих новых друзей, но, несмотря на это, они брали меня на охоту, мы ездили из Каанака в отдаленные стойбища на морском берегу», – вспоминает фотограф.
[Ф. 3]
От Александера я узнал, что его как художника Арктика поразила своими масштабами, бесподобным светом, но главным потрясением были люди. «Эскимосы не говорили на английском, я смог запомнить всего несколько фраз по-гренландски, но мы отлично понимали друг друга, много шутили и смеялись». Этот опыт, рассказывает он, убедил в том, что язык общения – нечто большее, чем слова.
Умение говорить на одном языке
У каждого, кто бывал на Севере, свои представления о нем, но есть и много общего. Вряд ли кого-то оставили равнодушным арктические просторы, и вместе с тем трудно встретить жителя умеренных широт, который, оказавшись зимой в Заполярье, причем не в городе, не в поселке, а в тундре, у охотников или оленеводов, не посетовал бы на холод, пургу, полярную ночь, на скудный быт северян. Сами же северяне относятся к суровым условиям по-другому: для них Арктика – родной дом. Для Брайана Александера Гренландия тоже стала родным домом. Приведу еще один отрывок из его воспоминаний.
[Ф. 4]
«После первой поездки на Крайний Север я “заболел” им и стал вести “сумасшедший образ жизни”. Сделав в Лондоне фотографии топ-моделей для модных журналов, мог в тот же день полететь в Гренландию к морским зверобоям. Я постигал их обычаи, традиции, культуру, ел одну с ними пищу, делил кров и спрашивал себя: что влечет меня к этим людям? Почему, несмотря на морозы, достигавшие порой 60 градусов, несмотря на ветер, скорость которого могла доходить до 300 километров в час, несмотря на массу бытовых неудобств, мне так хорошо ощущать себя одним из них?».
Из каждого путешествия Александер привозил фотографии. Снимая мужчин и женщин, детей и стариков, живущих всего в одной тысяче километров от Северного полюса, он не стремился удивить зрителя арктической экзотикой. Люди представали в фотоэтюдах без ложного украшательства и без снисходительного похлопывания по плечу. Достигалось это тем, что Брайан хорошо знал каждого из них. Все персонажи были его добрыми знакомыми, с каждым из них он вместе провел не один день.
[Ф. 5]
Для Александера стало традицией приезжать по нескольку раз в одни и те же места, к одним и тем же семьям. Устраивая фотовыставки, публикуя фотографии в газетах и журналах, он сопровождал их обширными текстами, в которых рассказывал о новых друзьях, об их повседневных заботах и нуждах. Брайан стремился как можно больше узнать о культуре людей, живущих в Арктике, и это стремление стало главной причиной обретения им умения говорить на одном языке с северянами.
Эта загадочная российская Арктика
География поездок Александера по высоким широтам постепенно расширялась. Он побывал в канадской Арктике, на Аляске, севере Скандинавии. В конце 1970-х годов, находясь у саамов Норвегии, предпринял попытку встретиться с их собратьями – саамами Кольского полуострова, но железный занавес времен холодной войны, как рассказывал он впоследствии, был непреодолимой преградой.
[Ф. 6]
Почему фотографу и путешественнику из Великобритании хотелось увидеть российскую Арктику? В разговорах со мной Брайан объяснял это так: «Я знал, что в этих краях находится прародина практически всех современных арктических этносов. Саамы, живущие в наши дни в Финляндии, Швеции и Норвегии, пришли сюда с Кольского полуострова, а на Кольский полуостров древнесаамские племена переселились в I тысячелетии до нашей эры с Полярного Урала. Сходной была история эскимосов. На островах канадского Арктического архипелага и в Гренландии они оказались потому, что еще четыре тысячи лет назад их предки, населявшие побережья Берингова пролива, научились охотиться на тюленей и моржей».
Была и другая причина, по которой он хотел посетить наши высокие широты. В 1970–1980-х годах западный мир имел достаточно смутные представления о том, как живут коренные народы в северных районах Сибири и европейской части России. «Я слышал о преобразованиях, происходивших на российском Севере, и вместе с тем полагал, что там могли сохраниться такие компоненты традиционной полярной культуры, которые уже не увидишь в других странах, – рассказывал Брайан. – Российская Арктика представлялась мне загадочной землей, манила меня, но с каждым годом надежда увидеть ее становилась все менее реальной».
Ямал – Таймыр – Якутия – Чукотка …
Возможность осуществить свою мечту дали Александеру перемены в нашей стране в начале 1990-х годов. Он написал письмо В. Д. Голубчиковой – главному редактору чрезвычайно популярного в то время журнала «Северные просторы» и в 1993 году отправился в свое первое путешествие по российской Арктике.
[Ф. 7]
Маршрут пролегал по Ямалу. Вместе с ненцами Брайан кочевал по тундре заполярного полуострова, открывая для себя неизвестный мир. С оленеводами он познакомился раньше, в Скандинавии, но у саамов оленеводство было иным. Люди вели оседлый образ жизни, а олени содержались на огороженных территориях. При таком ведении хозяйства контакты человека и оленя сведены до минимума. В кочевом оленеводстве ситуация совершенно иная. Здесь пастухи и животные настолько тесно связаны друг с другом, что рассказы о своих подопечных ненцы часто начинают словами: «Олени – это такие люди…».
Узнавая о том, что за люди олени, как следует вести себя с ними, заботиться о них, Александер проникся таким пиететом к кочевникам Ямала, что при каждой поездке в Россию отправлялся прежде всего в оленеводческие бригады. А приезжал он каждый год, нередко не по одному разу, и побывал едва ли не всюду, где проживают народы Севера. В журнале «Северные просторы» регулярно публиковались его фотографии охотников, рыбаков, резчиков по кости, исполнителей народных танцев, живущих на Кольском полуострове и в Якутии, на Камчатке и Сахалине. Но главными персонажами фотоэтюдов Брайана оставались оленеводы. Да, собственно, и регионы, которые он в первую очередь выбирал для поездок, были такими, где развито оленеводство: Таймыр, Якутия, Чукотка и, разумеется, Ямал.
Не знаю, можно ли назвать Ямал первой российской любовью героя этого очерка, но там он бывал особенно часто и посвятил местным жителям наибольшее число статей, а также адресованную детям книгу «Наше сибирское путешествие». Опубликованная на родине Брайана, она была переиздана в целом ряде других стран, включая Австралию и Китай. Приведенные ниже короткие выдержки из нее дают, на мой взгляд, представление о том, как хорошо она написана.
[Ф. 8]
«В один из дней в середине марта все встали очень рано. Было так холодно, что моя борода смерзлась в ледяной ком. В тот день началась перекочевка с зимних пастбищ, из лесотундры на летние, к океану. Тысячи оленей и 120 нарт растянулись в линию на полтора километра. Снег на лиственницах искрился в лучах солнца. Было тихо: я слышал только приглушенный стук оленьих копыт, скрип санных полозьев и позвякивание бубенцов на оленьей упряжи».
«Когда мы пересекли Обь, пейзаж изменился. Перед нами расстилалась голая тундра. Двигались мы теперь быстрее: из-за сильных ветров наст в тундре был более прочным».
«В конце апреля наше движение снова замедлилось. Начался отёл – напряженная пора. Оленеводам приходилось постоянно следить за тем, чтобы оленята не замерзли в пургу, не стали добычей волков».
«К концу мая снег начал таять. Мы старались двигаться как можно быстрее, чтобы успеть перейти реки по льду. В мае на Ямале ночью так же светло, как днем, и мы шли по ночам: ночью наст и лед были крепче, чем в дневные часы».
«Летом в тундру к родителям приехали из школ-интернатов дети. Они помогали ухаживать за оленятами, носили воду, собирали дрова для костра, ловили рыбу. Ненецкие ребятишки, как все дети на свете, много играли, но лето для них было прежде всего “временем открытий”: они учились жить в тундре».
«В конце августа ямальская тундра из зеленой стала красной, желтой, коричневой. В один из последних летних дней в стойбище прилетел вертолет, чтобы забрать детей в школу. День этот был печальным для всех, в том числе для меня. Мое путешествие подошло к концу, и вместе со школьниками я сел в вертолет. Прощаясь с людьми, ставшими мне за полгода родными, я отчетливо сознавал, что память о них, о той жизни, которой они живут, останется со мной навсегда».
Два юбилея – прошедший и предстоящий
В 2021 году исполнилось 50 лет с того момента, когда Брайан Александер начал работать в Арктике. Приехать в Гренландию весной помешал коронавирус, но уже в конце года он смог обнять старых друзей. В Каанаке встретился с Хансом Йенсеном, которому в 1971 году было 19 лет. Ханс учил Брайана гренландскому, а тот его – английскому языку. Столь же сердечной была встреча с Йенсом Даниэльсеном. В начале 1980-х Брайан и Йенс шесть недель провели во льдах на собачьих упряжках, охотясь на белых медведей. В 1992 году вместе с другим эскимосом (инуитом, как говорят в Северной Америке) Йенс за 100 дней прошел на собаках от Гренландии до Аляски по маршруту «Пятой экспедиции Туле» – самой знаменитой из арктических экспедиций Расмуссена. Каджорангуак Алатак, которому в первый приезд Брайана было девять лет, ныне один из лучших охотников Каанака. Иногда в полярную ночь он оставляет поселок и четыре месяца живет в заброшенном поселении, где когда-то жили его родители. На вопрос, каково там одному, Каджорангуак ответил старому другу, что темнота придает силы для охоты на медведей и китов.
Полностью статья и фотографии были опубликованы в журнале «Человек и мир. Диалог», № 3 (8), июль – сентябрь 2022.
