Гульнара КРАСНОВА, профессор РАНХиГС
Во время пандемии Covid-19 научные исследования стали маяком надежды. Роль и влияние ученых на принятие правительствами различных мер по преодолению эпидемиологического и экономического кризисов стала ключевой во всех странах, а профессия ученого – особенно уважаемой.
Пандемия изменила все сферы жизнедеятельности и способы коммуникации людей. В отдельных сферах она стала триггером давно назревших кризисов, в других вызвала резкий скачок в развитии. На волне кризиса здравоохранения и ускоренной цифровой трансформации экономики появились и новые вызовы.
Спустя год после начала пандемии осмысление влияния эпидемиологического кризиса и его последствий (уроков), подготовка возможных сценариев и прогнозов будущего является одним из приоритетов научных дискуссий и исследований. На пороге нашего дома оказались глобальные вызовы, которые несчетное количество раз перечислялись в стратегических документах международных организаций и национальных правительств, вследствие чего в некотором роде «замылились».
Еще до пандемии в качестве механизмов преодоления тех самых вызовов эксперты называли прежде всего глобальное международное научно-техническое сотрудничество (МНТС). В то время как многие страны закрывались на карантин, мы стали свидетелями того, как большинство научных фондов, организаций и исследователей показали высокий уровень солидарности и сотрудничества, открыли свободный доступ к публикациям, архивам и базам данных. Совместные международные исследования приобрели новые глобальные формы.
Очевидно, что цифровизация и дальнейшее освоение онлайн- и гибридных форм взаимодействия членов научно-исследовательского и экспертного сообществ продолжатся. Акцент сместился с трансграничных физических перемещений исследователей на трансграничные потоки данных, информации и знаний. Научные конференции и семинары были отменены или отложены, а многие из них перенесены на онлайн-платформы. Переход в виртуальное пространство повысил инклюзивность, доступность, экономическую эффективность, эргономичность и экологичность таких мероприятий, но также вызвал озабоченность вопросами этических норм, информационной и национальной безопасности.
Пандемия также акцентировала внимание на проблемах общественного доверия экспертизе и научному знанию. Обратная сторона открытости, которую обеспечивает Интернет, – это риски, связанные с распространением недостоверной информации. Современная коммуникационная среда способствует распространению сенсационных и эмоционально окрашенных сообщений. Это наглядно иллюстрирует стремительный рост числа сторонников теорий заговора, касающихся причин возникновения Covid-19.
В отечественных исследованиях работы по научной дипломатии немногочисленны и разрозненны. Это свидетельствует о том, что в науке и экспертном сообществе ее изучение находится на начальной стадии. Так, в одном из крупнейших российских репозиториев – научной электронной библиотеке eLibrary, количество депонированных материалов, в которых фигурирует термин «научная дипломатия», составляет менее 100 единиц.
В российской практике научная дипломатия стала полноценным пунктом международной повестки сравнительно недавно (со второй половины 2000-х), хотя уместно говорить о том, что связанные с ней практики имелись и ранее. Анализ нормативно-правовых документов в области научной и внешней политики позволяет выделить два этапа концептуальной эволюции.
Для первого (1996-й – середина 2000-х) характерен переход от либеральной парадигмы МНТС к реалистской, а также определенная политизация, постановка во главу угла национальных интересов. Второму этапу (середина 2000-х – конец 2010-х) присуща переориентация на экономическое измерение при четком формировании научной дипломатии как концепта в его современном виде.
На официальном уровне определение научной дипломатии было введено лишь в рамках Концепции МНТС РФ, одобренной правительством 8 февраля 2019 г. Это «особая форма международного научно-технического сотрудничества, относящаяся к публичной дипломатии, представляющая собой систему взаимодействий ученых, научных коллективов, организаций, выполняющих исследования и разработки, и взаимосвязанная с ней деятельность органов власти, направленная на развитие международных отношений с учетом интересов РФ, развития диалога научно-технического сообщества и улучшения взаимопонимания между народами».
К институтам государственного управления, которые имеют юридические и политические полномочия определять и устанавливать стратегическую и правовую основу научной дипломатии, а также осуществлять координацию деятельности, относятся Министерство иностранных дел РФ с подведомственным ему Россотрудничеством, а также Министерство науки и высшего образования РФ. В его структуре имеется департамент международного сотрудничества, к функциям которого относится взаимодействие с органами иностранных государств, международными и иностранными организациями в научно-технической сфере.
Институциональное становление российской научной дипломатии можно в целом охарактеризовать как запаздывающее, что, возможно, связано со слабой концептуализацией научной дипломатии во внешней политике России, отсутствием консенсуса в отношении заинтересованных сторон научной дипломатии, инструментов и мероприятий ее реализации.
В июне 2020 года, согласно официальным данным, международное сотрудничество в области науки и технологий курировалось департаментом новых вызовов и угроз (ДНВ), а в октябре 2020-го оно уже не значилось в описании деятельности ни одного из подразделений центрального аппарата ДНВ МИД РФ. Вопрос об учреждении специальных аппаратов научных атташе при представительствах МИД за рубежом неоднократно поднимался на ведомственном и экспертном уровнях, однако, несмотря на заявления о целесообразности таких новаций, до их полноформатной реализации дело пока не дошло.
Еще стоит отметить, что после кончины в 2015 году академика Евгения Примакова, одного из отцов-основателей современной российской научной дипломатии, в составе Совета при Президенте РФ по науке и образованию единственным членом, имеющим отношение к внешнеполитическому ведомству, остается ректор МГИМО академик Анатолий Торкунов. Показательно также, что в указанном Совете и его предшественниках нет и не было представителей МИД и подведомственных структур.
Россотрудничество традиционно отдавало приоритет развитию культурных, а не научных связей. Хотя его зарубежные представительства чаще называются российскими центрами науки и культуры (РЦНК), в их практической работе культуре отводится первое место, науке – в лучшем случае второе. Примечательно, что в таких развитых странах, как Китай и Израиль, наука не отражена даже на вывеске представительств Россотрудничества, а в некоторых других (Великобритания, Республика Корея, Швейцария, Япония) его присутствие ограничивается представителем в составе посольства. А в странах СНГ, которые определены приоритетными стратегическими партнерами, хотя и проводятся единичные мероприятия в отдельных зарубежных представительствах, отсутствуют какие-либо регулярные программы и механизмы поддержки научных связей между учеными.
Полностью статья была опубликована в журнале «Человек и мир. Диалог» №2 (3), апрель – июнь 2021 г.