Признанный в первую очередь как романист Кнут Гамсун особенно ценил отношения с Московским Художественным театром — там подолгу шли спектакли по его пьесам «Драма жизни» и «У врат царства». Успех именно драматических его произведений, не востребованных в родной Норвегии, был очень важен для писателя.

Сын Гамсуна Туре Гамсун привел в воспоминаниях слова отца: «Только русские умеют ставить мои пьесы».

Ибсен и Гамсун. Норвежцы-соперники

В 1902 году в труппу МХТ вошла молодая актриса Мария Германова. «Когда я поступила в Театр, он был на ступени реалистичности, — писала она много позже в мемуарах. — Мудрый в театральном деле, Вл. Ив. (Немирович-Данченко. — Авт.) предугадывал, что Театр и Станиславский изживут этот натурализм и отойдут от него. У нас — молодежи — искал он материала, почина, примера для новых течений». Однажды на занятии с Немировичем-Данченко Германова прочла короткий рассказ Гамсуна «Кольцо». Как выяснилось, Немирович слыхом не слыхивал о таком писателе. В театральном мире тогда гремело имя другого норвежца, Генрика Ибсена. В Художественном театре к тому времени уже были поставлены его пьесы «Гедда Габлер» (1899), «Доктор Штокман» (1900), «Когда мы, мертвые, пробуждаемся» (1900), «Дикая утка» (1901). Успех и мировое признание Ибсена с молодости вызывали у Гамсуна бешеную ревность. «Все будет объявлено шедевром, если писатель получил признание и дожил до седых волос… Мне хочется сказать старым писателям: то, что вы делаете теперь, в молодости вы делали гораздо лучше, и сейчас мы, молодые, пишем лучше, чем вы», — однажды заявил он в ходе своего выступления, причем Генрик Ибсен сидел перед ним в первом ряду! Поэтому когда пьесы Гамсуна были приняты к постановке в Московском Художественном театре, ревнивый норвежец взял реванш. К тому же из МХТ шли такие авторские отчисления, каких в жизни не платили бы драматургу театры Норвегии (там было, мягко говоря, меньше жителей и, соответственно, зрителей, которые обеспечили бы ажиотажный спрос на спектакли в течение нескольких сезонов).

«Драма жизни». Декадентский опыт Станиславского

Николай Ульянов. Эскиз костюмов к спектаклю «Драма жизни» в МХТ. 1907. Музей МХАТ

Возвращаясь к началу «романа» Гамсуна с МХТ. Рассказ «Кольцо», прочитанный Германовой, не очень понравился Немировичу-Данченко, но имя «нового норвежца» режиссер взял на заметку. Была добыта пьеса Гамсуна «Драма жизни». Через несколько месяцев она вышла отдельной книжкой в московском издательстве «Скорпион» в переводе владельца издательства С. Полякова. Однако в Художественном театре решения созревали медленно, спектакли проходили сквозь сито многолетних мытарств (эту трагикомическую практику отразил в своем «Театральном романе» один из «пострадавших» — Михаил Булгаков). Только в 1905 году Станиславский загорелся идеей поставить «Драму жизни». Прима его театра Ольга Книппер-Чехова как раз собралась тем летом на отдых в Норвегию, и Константин Сергеевич настоятельно попросил ее добиться аудиенции Гамсуна. Встреча не состоялась, к большому огорчению мхатовцев, но Книппер-Чеховой были даны указания: «Абонируйтесь за счет театра на иллюстрированные журналы, — призывал Станиславский в письме к актрисе. — Словом, привозите больше, снимайте <…> Ради бога, зарисуйте, как умеете, не только покрой, но и цвета. Запишите, что за материи (сукно, кожа, войлок и проч.). Все, дающее необычное, декадентское, импрессионистическое в костюмах, вещах или пейзажах, — тоже на руку». Да, в «Драме жизни» Станиславский почувствовал материал, который был нужен ему на том этапе лабораторной работы по созданию идеальной актерской техники — знаменитой впоследствии «системы Станиславского». Сразу оговоримся, что опыт с «Драмой жизни» увел его в тупик, но Константин Сергеевич умел признавать свои ошибки и возвращаться к поискам снова и снова.

Ольга Книппер-Чехова в роли фру Гиле. «У жизни в лапах»

Пьесы Гамсуна непросты для постановки. Герои напоминают сомнамбул, каждый существует в невидимом пузыре и объят какой-то одной идеей или страстью. Даже когда они внешне поддерживают диалог, персонажи пьес Гамсуна говорят о себе и для себя, крича о своей боли в пустоту мироздания. Для Станиславского «Драма жизни» стала полигоном для эксперимента: он старался минимизировать движения актеров, чтобы те выдали на сцене «бестелесную страсть в ее чистом, голом виде» (так он объяснял свои поиски в книге «Моя жизнь в искусстве»). К тому же он отменил «застольный период» — то есть разбор пьесы, предшествующий репетициям и столь необходимый актерам. В этот раз актеры оказались сразу брошены в дело — на сцену, где должны были «пробовать» тот или иной эпизод и таким образом пробиваться к сути характеров и конфликта. Работа над спектаклем шла трудно, актеры не понимали и не принимали нового метода и вообще настороженно отнеслись к символистской драме, полной риторических монологов. В «Драме жизни» разлито предощущение большой мировой катастрофы (в пьесе она облечена в страх заразной и быстро распространяющейся болезни), надежды героев рушатся, все несчастны… Словом, декаданс. И не смог, видимо, постановщик-искатель объяснить, ради чего нужно погружаться в этот сумеречный мир самим и погружать в него зрителя. На стадии «Драмы жизни» мхатовцы не распробовали Гамсуна. Тем не менее 8 февраля 1907 года премьера состоялась, и критики разразились полярными оценками. «Половина шикает, половина неистовствует от восторга», — сообщал Станиславский в письме актрисе Вере Котляревской. Судя по отзывам, оставленным зрителями «Драмы жизни» в МХТ, спектакль во многом состоялся благодаря художникам (В. Егорову и Н. Ульянову) и композитору (Илье Сацу). Они создали на сцене среду, в которой «угадали» тревожную атмосферу пьесы Гамсуна, и тем способствовали возникновению интереса к «новому норвежцу» в России. Сац разработал для спектакля партитуру шумов — шорохи, шум волн, лай собак, крики птиц. Звуковая ткань спектакля буквально дышала, держала градус напряжения. Массовку в сцене ярмарки художники придумали заменить тенями — те могли увеличиваться относительно живых актеров, уменьшаться, таять в воздухе. Для Художественного театра, известного как театр реализма и даже натурализма, «Драма жизни» Кнута Гамсуна стала все же небесполезным, живительным опытом. Повторим, Станиславский поиграл в новые формы и яснее усвоил, куда двигаться в своих поисках. «Всякое отвлеченье, стилизация, импрессионизм на сцене достижимы утонченным и углубленным реализмом. Все другие пути ложны и мертвы <…> Насильственное, не оправданное изнутри безжестие, так же как и внимание, по приказу обращенное внутрь себя, породили сильнейшее напряжение и скованность тела и души».

Рекомендуем почитать:

Мария Германова как жертва мхатовской иерархии

«Драма жизни» — вторая пьеса из драматической трилогии Гамсуна о философе Карено, а первую — «У врат царства» — в МХТ поставили позже, в 1909 году. На сей раз инициатором и художественным руководителем постановки был Немирович-Данченко. И вот этот спектакль прожил долгую жизнь, даже две жизни: с 1909-го по 1919-й и с 1927-го по 1941 год (постановку возобновили уже в советском МХАТе). Всего 394 спектакля. В трехстах из них главную роль, философа Карено, играл Василий Качалов. По признанию критиков и зрителей на разных этапах жизни спектакля, именно он обеспечил успех постановки. А вот за роль жены Карено поначалу развернулась настоящая битва. Играть Элину хотели молодая актриса Мария Германова и… жена Станиславского Мария Лилина. Разница в возрасте актрис составляла два десятилетия, и Немирович справедливо рассчитывал, что чувственную молодую женщину сыграет 25-летняя темпераментная Германова. Однако ей пришлось уступить право сыграть премьеру. В обидном качестве дублерши Германова играла Элину в пару с Лилиной, но затем справедливость восторжествовала: Германова стала единственной (и замечательной) исполнительницей роли Элины Карено в дореволюционном МХТ.

Мария Лилина и Василий Качалов в спектакле «У царских врат» (в последующ. переводах - «У врат царства») — Мария Лилина и Василий Качалов в спектакле «У царских врат» (в последующ. переводах – «У врат царства»)

И именно Германовой удалось-таки пробиться на личный прием к Гамсуну и добыть для Художественного театра третью пьесу норвежского затворника. Для начала актриса… сшила себе красную кофточку. Потому что, по мысли наблюдательной Германовой, в своих романах Гамсун всегда одевал в красное манких женщин. Добравшись до Христиании (так тогда называлась столица Норвегии, нынешний Осло), Германова отправилась прямиком в дом Гамсуна и передала через его невесту, что привезла писателю привет и поклон от Московского Художественного театра, а также приятную новость относительно процентов со сборов. Гамсун явился в гостиницу, где остановилась московская актриса, буквально через несколько часов. Все знали, что он нелюдим и малообщителен, но Германовой удалось расположить его и к себе, и к коллективу далекого московского театра (кстати, новость об авторских процентах заключалась в их увеличении) — после ее визита Гамсун сел за некогда брошенную пьесу и переписал ее специально для МХТ. Она называлась «У жизни в лапах». Театр, изменив своей традиции мариновать пьесы годами, буквально набросился на нее: репетиции начались уже осенью 1910 года. Главная героиня пьесы — красавица фру Гиле, бывшая примадонна мировых оперных сцен. Некоторые исследователи творчества Гамсуна выдвигают предположения, что образ Юлианы Гиле после «доведения» автором пьесы «под МХТ» сложился под впечатлением от общения с Германовой. Так это или не так, мы не знаем, но что Германова обеспечила родной театр новой пьесой Гамсуна — точно. И как обидно ей было снова лишиться главной роли: «Певицу должна прекрасно сыграть Германова, но эта роль по всем правам должна принадлежать Книппер», — написал Немирович-Данченко в письме Станиславскому… Ох уж эта жестокая мхатовская иерархия, скольким актерам она стоила нервных срывов. Спектакль «У жизни в лапах» прожил до 1933 года (причем с успехом игрался на многочисленных гастролях в России, в США) и был снят с репертуара, когда Книппер-Чеховой было уже за шестьдесят.

Гамсун никогда не бывал в России и не видел спектаклей Художественного театра по своим пьесам. Тем не менее интерес прославленного театрального коллектива был ему приятен и важен. В переписке с Немировичем-Данченко писатель выражал беспокойство о качестве перевода, пытался помочь, разъяснить нюансы, оттенки значения слов и выражений. Прекращение спектакля «У жизни в лапах» в МХТ совпало с началом восхождения Гитлера на политический олимп Германии, а Гамсун неожиданно поддержал немецкого фюрера. Конечно, после такого двери МХАТа закрылись для произведений норвежского писателя и драматурга на долгие десятилетия, почти на век. Эту паузу в театре решились прервать лишь в нынешнем году. Правда, в XXI веке в Художественном театре обратились не к драмам, а к самому знаменитому роману Гамсуна «Голод» — инсценировку и постановку осуществила режиссер Елизавета Бондарь.