Ненцы — особая культура, в свое время совершившая мощную хозяйственную революцию, определившую облик громадной части российской Арктики на многие столетия и по нынешний день.

Наша страна — это единственное место на земном шаре, где существует крупнотабунное оленеводство. Кто-то возразит: скандинавские саамы (лопари) такие же оленеводы. Нет, не такие. Их стада гораздо меньше, размер соответствует небольшой европейской семье, а обычная лопарская таковой и является. Сколько оленей она может вырастить и прокормить на своих пастбищах? Немного. Их количество сильно ограничено культурно огороженными земельными угодьями и рабочими руками небольшого семейного фермерского хозяйства. Скандинавские государства доплачивают лопарям за оленеводство как один из ценных хозяйственных навыков мировой истории, поскольку себестоимость оленины оказывается намного выше любого возможного спроса.

Большие стада домашнего оленя прогрессивное капиталистическое человечество пыталось заводить и в других полярных местах планеты — на Аляске и в Гренландии трудами местных эскимосов. Не вышло: для оленеводства требуются многолетние затраты сил и кочевой образ жизни. Современная цивилизация не располагает к такому экстремальному виду деятельности. Человек, и не один, должен все время жертвовать собой ради стада, только тогда ему может улыбнуться «оленье счастье». Это особая коллективная культура большой семьи, современный индивидуализм здесь совсем не работает.

Как-то летом 2000-го я увидел небольшое, голов 300, стадо домашнего оленя на полярном острове Вайгач. Там почти нет кустарника и слабо чувствуется под ногами рельеф. Стадо вдруг выпрыгнуло на меня в метрах 50 из какой-то низины. Оно было разноцветным: белым, серым, черным, пятнистым. Зрелище очень праздничное! Настолько, что я решил стать художником, чтобы когда-нибудь это нарисовать. Обязательно, чтобы увидели другие люди. Глядя на домашних оленей, приходишь к мысли, что можно не иметь почти ничего, быть нищим в отношении всех вещей, но чувствовать себя абсолютно счастливым потому, что есть такой удивительный очаг жизни, как оленье стадо.

Лингвистика

Первые неожиданные свидетельства о языковых родственных связях кочевников западной Арктики обнаружил в середине XIX века российский ученый Матвей Христианович Кастрен. Ненцы, энцы и нганасаны говорят на языках, которые называются северосамодийскими. Кастрен работал как лингвист, археолог и этнограф в полностью тюркоязычной южной Сибири — на Алтае и Саянах. Он решил, что тюрки и самодийцы, а с ними и все финно-угорские народы — родственники и где-то в глуби веков имели общее происхождение. Следующие поколения ученых показали, что тюрки не являются автохтонами, когда-то пришли в самодийскую зону, и она после их появления стала тюркоязычной. Кастрен обнаружил последние следы самодийских языков на существующем тюркском фоне. Следующие поколения лингвистов выявили в южной Сибири массу самодийских топонимов и антропонимов, которые оказались схожими с родовыми именами ненцев и энцев. Нганасан пришлось оставить в покое как коренных обитателей Арктики. Это показала та же антропонимия: нганасаны заимствовали от соседей самодийский язык вместе с технологией оленеводства и к Саяно-Алтаю отношения не имели.

Археология

Самые древние изображения домашних оленей обнаружили в начале ХХ века на Большой Боярской писанице в южной Сибири на Енисее. Эти петроглифы археологи отнесли к тагарской культуре, которая в III в. до н. э. сменилась таштыкской. Судя по богатым захоронениям, у тагарцев имелось мощное военное государство с вождями и курганами, а также своей бронзовой металлургией и обширным полуоседлым скотоводством. Внешне тагарцы оказались близки причерноморским скифам — сакам — и представляли собой классических индоевропейцев без всякой монгольской примеси. Однако говорили на самодийском языке уральской языковой семьи, а древней индоевропейской топонимики и антропонимики здесь найти не удалось.

Домашние олени на писанице изображены в смешанных стадах, их там немного. Подобные небольшие стада имелись в начале ХХ века у архангельских поморов. По изображениям понятно, что скотоводство тагарцев было отгонным, то есть им занимались профессиональные пастухи, кочевавшие со стадами. Здесь, на просторах Великой степи, судя по величественным курганам и обрамляющим их огромным камням, вертикаль власти была поистине монументальной. В этом обществе пастухи, скорее всего, относились к маргинальной части населения. То есть вряд ли воин мог быть пастухом, а пастух — воином.

Фрагмент Большой Боярской писаницы (отрисовка). Слева внизу олени в окружении всадников на лошадях

Дикий северный олень едва ли когда-либо существовал в степной зоне. Это лесной зверь, но стадный. Поэтому его приручение, вероятно, произошло здесь в огромных смешанных стадах, а без них могло и вовсе не произойти.

История

Мировая история много раз показала, что открытые пространства опасны для существования государства. Здесь кочевники нередко имеют военное преимущество перед оседлыми. Также бывало, что одни кочевники завоевывали удобную территорию и оседали для дальнейшего процветания. А потом их накрывала волна новых кочевых завоевателей, которую они были уже не в силах отразить. Это, по всей вероятности, случилось и с тагарцами, поскольку следующая археологическая культура здесь тюркоязычная. Кроме всего прочего она обладала технологией изготовления железа, тогда как тагарцы только начинали с ней знакомиться — у них длился еще бронзовый век. Так что сопротивление оказалось технологически безнадежным.

Таштыкские захоронения имели несколько другое устройство. Там не наблюдалось огромных курганов, стало быть, общество строилось на иных принципах. В элитных могилах лежали по большей части монголоиды, а в простых захоронениях — индоевропейцы. Так что смена культур оказалась жесткой.

Эпос

Героический эпос — это настоящая народная литература, но не письменная, а устная, где можно увидеть и общепринятую систему ценностей, и модели поведения. У ненцев она поразительным образом напоминает голливудские вестерны: нет никакой административной власти, пространство выглядит абсолютно ничейным, общество совершенно однородное в виде оленеводов. Хозяйство они ведут независимо друг от друга, но при возникновении проблем могут объединяться, так что родственные и дружеские отношения очень ценятся. Сюжеты в ненецком эпосе бывают динамичными и яркими, но ни к чему кардинальному не приводят, поэтому их может быть сколько угодно. Вдобавок все конфликты в этом внутреннем мире происходят на почве капитала, то есть оленьих стад. Этнические соседи — тунгусы, энцы и нганасаны — обычно приходят на помощь врагам-негодяям.

Если вспомнить Северную Америку Нового времени, то ее заселение стало результатом выдавливания из Европы сельской бедноты. Видимо, тагарские пастухи не принимали участия в войнах. Их задачей было сохранить четвероногое богатство хозяев, которые, скорее всего, погибли в боях.

Тайга

Неизвестно, как долго продолжалось завоевание тюрками юга Западной Сибири, но исход самодийских пастухов со стадами в таежную зону, похоже, проходил на всем ее протяжении от Енисея до Уральского хребта. Немалая часть ушла в тайгу уже с европейской стороны. Горы разделили людей на долгие столетия, и когда они встретились в Арктике, то уже не понимали друг друга. Теперь это были ненцы и тундровые энцы. Таштыкских завоевателей, по всей видимости, тайга мало интересовала, ведь степные горизонты на западе уходили в бесконечность. Поэтому тайга послужила беглецам реальной защитой. Однако из скотины там смог выжить лишь эндемик — олень, который оказался вдобавок удобным транспортным средством.

Рекомендуем почитать:

Отсутствие элиты, смысл которой в организации военного отпора соседям при всякого рода конфликтах, привело к тому, что самодийцев со своими оленями как незваных гостей стали выдавливать дальше на север, из тайги в зону тундры. Хотя это случилось не сразу и не быстро. Иначе не было бы ненецкой таежной топонимики. Возьмите, к примеру, европейский гидроним Печора — по-ненецки «жители камня» (горцы). У новых соседей в таежной зоне — манси, селькупов и хантов — уже имелись небольшие предгосударственные образования, так называемые «княжества». Поэтому борьба оказалась неравной. Однако в Западной Сибири часть самодийцев применила другую жизненную стратегию — в качестве универсальных партнеров для своих соседей — и осталась в тайге. Со своими северными родственниками эти самодийцы разошлись на несколько столетий и встретились уже в начале ХХ века на том месте Енисея, где проходила граница леса и тундры.

Тундра

В тайге со скотоводством не разгуляешься, нужны открытые пространства. Там, по всей видимости, домашнего оленя насчитывалось немного. Самодийцев тоже было немного, от силы несколько тысяч, причем на всю Западную Сибирь и европейское Предуралье.

Выход в тундру решил многие проблемы с пищей. В европейской тундре жили другие народы, вероятно, саамы, а в азиатской части, скорее всего, их родственники. Старинное русское название ненцев «самоеды» легче всего объяснить как раз ненецким саамэ една, то есть «из земли саамов». Технологически эти саамы жили явно проще и были мирными, занимаясь промыслом дикого оленя и морского зверя.

В европейских тундрах, куда вышли предки современных ненцев, вероятно, местного населения имелось побольше. Все-таки климат гораздо мягче (недалеко Гольфстрим), а диких оленей меньше (это животное любит холод). В результате мирного приема бродячих таежных оленеводов и дальнейшего сожительства с ними на этой территории случился кризис перенаселения, а дикий олень, главная пища, был почти полностью выбит.

Любая новая технология возникает благодаря кризису: приходится шевелить мозгами, экспериментировать, идти на риски. Чем технология серьезнее, тем больше требуется времени для обкатки. Поэтому возникновение крупнотабунного домашнего оленеводства может быть связано только с пищевым кризисом, а тот, исходя из присваивающего характера тогдашнего хозяйства — с перенаселением.

В принципе, сама идея нарастить транспортное стадо и сделать его пищевым не особо оригинальна. Даже естественна. Но на это требуется колоссальное количество времени и сил. Стадо домашнего оленя в тундре требует круглосуточной охраны от воров и волков, это же серьезное имущество. К рискам добавляются стихийные факторы: зимой — пурга, летом — слепни, мошка и грибы (это особое оленье удовольствие), из-за которых животные могут просто разбежаться.

Дикий и домашний

Чем отличается домашний северный олень от дикого? Внешне ничем, разве что по окрасу первый бывает разнообразнее второго. Оба относятся к мигрирующему виду — весной на север, осенью на юг. Дикий олень образует разной величины стада по сезону, домашний существует в постоянном стаде. Чем оно меньше, тем больше рогатые послушны человеку. Поэтому бедняки могут себе позволить зимовку в тундре с зимним промыслом тюленя или нерпы, а богачам осенью нужно кочевать под защиту леса, где нет страшной пурги. В большом стаде олень чувствует себя безопаснее — его труднее разогнать, но случаются небольшие отколы, и беглецов приходится разыскивать. Близость видов позволяет домашним убегать к диким, а тем — заходить в домашнее стадо.

Оба вида отличаются скоростью передвижения, поэтому у них разная кормовая база. Дикий легко идет, срывая на ходу самую вкусную и питательную зелень, а домашний подъедает все, что можно. Фантастической находкой остается ягель. Каким образом человек научил домашнего оленя есть этот малопитательный лишайник — неизвестно. Дикий же не жалует ягель.

Экология

Появление крупных стад домашнего оленя на европейской стороне российской Арктики привело к небольшой экологической катастрофе: дикого там не стало совсем. Пастбище после домашнего будет отдыхать год, чтобы снова возобновиться. Если, конечно, стадо вовремя перегнали на новое место. Дикому оленю здесь делать нечего. Но для человека крупнотабунное оленеводство решило вечную проблему голода. В тундру в качестве пастухов потянулись народы леса: ханты, манси, селькупы. Некоторым удалось удачно жениться и стать ненцами.

Вместе со стадами в европейской Арктике росло и население. Это универсальный закон производящего хозяйства. И людям, и оленям понадобились новые территории. В XVIII веке оленеводы начали освоение Ямала. Дальше был восток, азиатская Арктика. Там жили дальние родственники, т. е. тундровые энцы. Название старинного русского города Мангазея — энецкое, означает «земля рода Мункаси». Энцы занимались промыслом дикого оленя. Благодаря ненцам они тоже когда-то освоили крупнотабунное оленеводство, но предпочитали кормиться от охоты. Стада домашнего зверя оставались в резерве. Чтобы на общем пространстве совместить существование диких и домашних стад, энцы отслеживали пути диких и уже за ними отправляли домашних. Та же самая история произошла на Таймыре у нганасан. Когда ненцы со своими стадами после Ямала подошли к Гыдану, местное население сообразило: если их пустить, дикого оленя скоро не станет. Произошли три Самоедские войны. В последней энцы, заручившись помощью нганасан, остановили ненцев со своими стадами на берегу Енисея. За Енисеем был уже Таймыр. Сейчас Гыданский полуостров — чисто ненецкая территория, и дикого оленя там нет.

Полностью статья была опубликована в журнале «Человек и мир. Диалог», № 3 (16), июль – сентябрь 2024 г.

Прочитано: 171