Оморочка летает, как птица
Елена ГЛЕБОВА, этнограф
Теги: Национальная культура | Традиции | Обычаи | Особенности культуры

Каждое лето в нанайском селе Ачан Хабаровского края устраивают праздник «Сиумбэ кэндэли», что означает «вокруг солнца». В последние годы самой зрелищной частью программы становятся гонки на маленьких и юрких оморочках, напоминающих по форме и способу управления индейские каноэ. В национальном парке «Бикин» в Приморье на фестивалях по случаю Международного дня коренных народов мира удэгейцы соревнуются на плоскодонных ульмагах, выдолбленных из ствола дерева. А международная регата «Берингия» с гонками на байдарах из кожи морского зверя уже больше 20 лет входит в число культурных брендов Чукотки.
Казалось бы, древние плавсредства должны кануть в пучине столетий, но они не только сохранились в памяти коренных народов российского Дальнего Востока, но и продолжают свой путь по воде уже как символы этнической идентичности.
Лодка и судьба
Работая в экспедиции на Нижнем Амуре в национальном селе Булава, где живут ульчи — один из восьми коренных малочисленных народов региона, я наблюдала за тем, как проводили особый похоронный обряд. Тремя годами ранее здесь умер один из старожилов, и все это время по традиции сородичи каждый месяц устраивали на могиле поминки, а теперь прощались навсегда и провожали душу в мир мертвых — буни. Само действо, не утратившее множества магических элементов, заслуживает отдельного рассказа, но сейчас упомяну лишь об одном. В число обязательных ритуальных предметов входил довольно большой короб из бересты, который смастерили тут же, наполнили свертками с табаком и продуктами, а потом отнесли на кладбище и сожгли вместе с вещами покойного в погребальном костре. Короб называли лодкой, и она должна была доставить душу усопшего в конечный пункт назначения. Небольшая деталь наглядно иллюстрирует особенность мироощущения и культуры людей, чья жизнь неразрывно связана с миром реки.

Рыболовство, морской зверобойный промысел всегда составляли основу традиционного хозяйства коренных обитателей Нижнего Амура и Сахалина. В этом регионе с обширной сетью рек, озер, заливов и морей с конца неолита формировался свой хозяйственно-культурный тип. В этом синкретическом пространстве особая роль отводилась водным средствам передвижения. По предположениям археологов, вначале мастерили бревенчатые плоты и долбленые челны, а позднее, с развитием орудий труда и технологий, появились берестяные и дощатые лодки.

Во второй половине XIX века началось активное освоение восточной окраины России, которая для науки была terra incognita, и сюда устремились этнографические экспедиции. Исследователей поражало не только разнообразие водных средств передвижения, но и виртуозность в управлении. В путевых дневниках писателя и этнографа С. В. Максимова, совершившего в 1859 году путешествие по Амуру, есть интересное наблюдение о берестяных судах нанайцев: «Оморочка летает как птица, не отставая от амурских пароходов на полном ходу». Такое же сравнение встречаем у Н. И. Пржевальского, побывавшего в 1870 году в Уссурийском крае: «Под искусною рукой гольда (устаревший этноним нанайцев. — Авт.), который одним длинным веслом гребет на обе стороны, эта лодка летит как птица».
Непревзойденная техника управления — результат длительных тренировок, начиная с самого детства. Специальные игры развивали в будущих рыбаках и охотниках ловкость и внимание, а уже лет с восьми они отправлялись на промысел вместе с отцами и старшими братьями. Возможно, умение «летать по воде» передавалось и на уровне генетической памяти. Мне не раз доводилось наблюдать, как современная молодежь из национальных поселений ловко управляется с веслами, рассекает на быстрых моторках речные просторы и чувствует себя в родной стихии. Правда, сегодняшним участникам гонок на маленьких вертких суденышках, доставшихся им от далеких предков, все же приходится упорно отрабатывать навыки. Павел Гейкер из Ачана, победитель этих соревнований, говорит, что в оморочке важно не только быстро грести, но и раскачивать лодку телом, а главное, удерживать равновесие.
Лодка всегда была главным спутником человека на протяжении всей жизни: охота и рыбалка, перевозка грузов, преодоление больших расстояний, чтобы переселиться на новое место или навестить сородичей. И. А. Лопатин, изучавший в начале XX века быт и культуру нанайцев, называл лодку органическим продолжением гольда. По его сведениям, каждый мужчина имел собственную одноместную оморочку, и впервые она у него появлялась в 12–14 лет.
Особое место отводилось этому речному судну в мифо-ритуальном пространстве. Во время свадебного обряда невеста бралась за весла, потому что в дом будущего мужа нужно добираться обязательно по воде, даже если он жил в том же селении. Когда хозяин лодки умирал, из нее делали гроб, и вместе они уходили по реке времени к предкам. Обычай сохранялся до середины XX века, и ученые рассматривают его как реликт древнего захоронения, когда покойника укладывали на плот и отдавали во власть водной стихии. Интересно, что подобная традиция характерна не только для амурских и сахалинских народов. Так же, например, поступали ханты и манси, называя гроб «по воде идущим домом». Лодка становилась гробом также у селькупов, считавших, что в ней умерший отправится к устью мифической родовой реки.
Самым простым средством передвижения по рекам у коренных жителей Дальнего Востока были плоты из обтесанных бревен, крепившиеся между собой ремнями или планками с деревянными гвоздями. На них большими семьями, со всем домашним скарбом сплавлялись в поисках нового места жительства. Наибольшее распространение получило плоскодонное дощатое судно так называемого амурского типа — угда, о котором еще в XVII веке сообщалось в донесениях русских землепроходцев. По утверждению ученых-североведов А. В. Смоляк и Ю. А. Сема, эта лодка относится к древнему аборигенному наследию и является общей как для части маньчжуров, так и для народов Амура. Плоскодонку угда, рассчитанную на двух-трех гребцов, делали из трех длинных досок, с острым носом и тупой кормой, а управляли парными веслами с листовидными лопастями. Иногда использовали квадратный или четырехугольный парус, сшитый из рыбьей кожи, позднее — из брезента или плотной хлопчатобумажной ткани. Такие лодки бытовали у нивхов, нанайцев, ульчей, негидальцев, орочей, айнов, они имели практически одинаковую форму и различались только размерами и назначением. Их делали из ивы, ели, сосны, кедра, доводя каждую деталь до гладкости с помощью ножей и скребков и полируя плоскими камнями. Чиновник особых поручений Приамурского генерал-губернаторства К. Н. Дадешкелиани в отчете за 1888 год упоминает кочующих по воде нанайцах и орочах и отмечает интересную особенность: «При поездках против течения лодки обыкновенно тянутся бечевой, причем бечевниками являются сами люди или особо приученные собаки».
Чтобы судно обладало магической силой, в носовой части крепили скульптурное изображение водоплавающей птицы. Для нанайцев таким тотемом являлась утка, нивхи поклонялись гагаре, а орочи лебедю. Рыбаки верили, что отмеченная сакральным знаком угда обеспечит безопасный и удачный промысел. Еще на внешнюю и внутреннюю стороны носа лодки с помощью берестяного трафарета наносили красно-черный орнамент, называя своеобразный код «глазами носа лодки». Речные жители знали: только зоркая лодка способна держать верный курс. В этих действиях отражаются их анимистические представления о том, что лодка — живое существо, имеющее душу. Для айнов, например, это был женский дух нимат камуй. Многие северные народы, прежде чем приступить к изготовлению долбленой лодки, проводили важный ритуал: срубив подходящее дерево, втыкали в пень ветку, символизирующую его живую душу. В противном случае судно обязательно перевернется, погубит человека. Существовал строгий запрет на использование поваленных бурей деревьев.
Долбленые лодки — одноместные оморочки или многовесельные баты — имели толстые борта и днище. Только на них можно было передвигаться по горным порожистым рекам с каменистым дном. Длина варьировалась от 4 до 12 метров, а грузоподъемность самых больших доходила до 800 кг. Такие суда делали все амурские и сахалинские народы, но самыми искусными мастерами считались удэгейцы и орочи. К слову, средства водного передвижения относились к наиболее значимым предметам товарообмена. Ульчи и нанайцы делали лодки из кедра, и на них был спрос у нивхов Амура и Сахалина. Уйльта приобретали долбленки из тополя у нивхов, а негидальцы обращались к орочам и удэгейцам. Когда во второй половине XIX века сюда стали прибывать переселенцы из российских губерний, они заказывали у местных традиционные лодки-плоскодонки.
Баты и оморочки выдалбливали из цельного ствола, вскрывая древесину с южной стороны. Северная, более крепкая, становилась днищем. Нужную толщину определяли по звуку, постукивая в процессе работы топором. Затем обжигали берестой, борта разводили поперечными распорками из черемухи, предохранявшими от искривления и проломов. Важный технологический этап — прогревание лодки над горячими углями, когда от тепла она постепенно приобретала нужную форму. Уйльта распаривали долбленку горячей морской водой, затем ставили распорки, а в завершение пропитывали нерпичьим жиром. В течение недели готовую лодку сушили вверх дном на бревнах. При бережном отношении она служила до 10 лет. Для этого ее не оставляли надолго в воде, а трещины заливали кипящей смолой.
У бата прямая корма и плоское днище, переходящее в приподнятый над водой лопатообразный нос, что делало его проходимым и устойчивым. Приморье испещрено горными реками, но удэгейцы с легкостью преодолевали даже самые мелкие и порожистые. Как отмечал В. К. Арсеньев, бат не разрезал носом, а взбирался на волну. Когда двигались вверх по течению, пользовались шестами: один человек на корме, другой на носу, и в едином ритме они отталкивались от дна. Спускаясь вниз по течению, лишь слегка направляли бат веслом.
Большие долбленые лодки амурских и сахалинских нивхов отличались характерными лопатообразными выступами на обоих концах, что отразилось и в названии — мла му («лодка с ушами»). Уйльта вырезали на носу своих лодок голову тотемного животного — медведя или оленя. На таких судах, так же как и айны, они не только передвигались по рекам, но и выходили на промысел в море. А вот на притоках Амура, где течение спокойное, плавали на маленьких берестяных оморочках. Управлять ими было настоящим искусством. Собирая в 1950-е годы материал для своей повести «Багульник», Семен Бытовой провел немало времени среди нанайцев и удэгейцев: «Оморочка до того неустойчива, что стоит с непривычки сделать неосторожное движение, скажем, прихлопнуть на щеке комара, как она тут же опрокидывается».

Кору для берестяных лодок заготавливали в июне и хорошо просушивали под навесом. Из ели или лиственницы выстругивали длинные тонкие рейки, вымачивали в воде, затем скрепляли клеем из пузыря калуги в обоюдоострый каркас. Когда он высыхал, обшивали полотнищем бересты, склеенным в два слоя, укрепляли рейками. Для лучшего скольжения днище обжигали снаружи над костром из еловых стружек. Жившие по берегам Сунгари нанайцы использовали похожий тип каркасной лодки, которую вместо бересты обтягивали кожей оленя или лося.
В исконном варианте водный транспорт на Нижнем Амуре и Сахалине довольно долго сохранял свои позиции. Еще в 1950-е годы в нанайских и ульчских селениях встречались большие дощатые лодки амурского типа, на таких же судах выходили на промысел в нивхских рыболовецких колхозах. И сейчас еще находятся мастера, способные воспроизвести традиционные модели. Так, лучшие ульмаги сегодня делают удэгейцы из Красного Яра в Приморском крае. Молодежь нанайского села Верхний Нерген заказывает у местных резчиков по дереву долбленки из дуба. А на фестивале «Таланты земли ульчской» над водой летают пластиковые оморочки.
Вторая кожа
Каждое лето на Чукотке стартует регата «Берингия». На кожаных байдарах в море выходят мужские и женские команды, в напряженной борьбе важна каждая секунда. Победа в соревнованиях во многом зависит от быстроты и выносливости гребцов, но определяющее значение имеет особая конструкция чукотско-эскимосской лодки с чехлом из шкуры моржей. Изготовление требует особых навыков и занимает немало времени, поэтому мастера наперечет, но по сравнению со своим архетипом теперь она гораздо надежней. Современные материалы делают байдару практически неуязвимой, а яркая окраска вполне соответствует формату этнокультурного форума продолжателей традиций морских зверобоев.

Традиционные лодки чукчей, коряков, эскимосов, алеутов за более чем 3,5 тысячи лет стали для них второй кожей. Особенно каяк, полностью закрытый чехлом с люками для гребцов. Отправляясь на многовесельной байдаре на промысел в открытое море, охотники оказывались один на один с непредсказуемой стихией, и многое зависело от прочности судна. Прежде каркасом для лодок служили китовые ребра, иногда использовали выброшенную на берег просоленную древесину, скрепленную деревянными шпильками.
Подробная технология изготовления корякских байдар, схожих по конструкции с алеутскими, эскимосскими и чукотскими, отражена в исследованиях В. И. Иохельсона, участвовавшего в конце XIX — начале XX века в крупных экспедициях на северо-восток. Ученый утверждает, что байдара — русское название, тогда как на языках северных народов она звучит как «лодка из шкуры». В описании Иохельсона деревянный остов байдары крепился кожаными ремнями и потому был очень эластичным. Киль из цельной доски коряки называли спинным хребтом. Закругленный к носу, он заканчивался вилкой, через которую пропускали линь гарпуна во время охоты на морского зверя. Обращаясь за помощью к высшим силам, к переднему краю киля с помощью ремней крепили деревянное антропоморфное изображение покровителя лодки.

Выделанные шкуры моржа или тюленя сшивали частыми стежками в большое полотно, замачивали в море и натягивали на каркас лодки внахлест, загибая внутрь и через прорези привязывая ремнями к ободу. Готовую лодку переворачивали дном вверх и сушили: чехол сжимался и крепко обтягивал деревянный каркас. Швы промазывали жиром, а весь чехол тюленьим салом, что делало байдару непромокаемой. Лопасти весел изготавливали из китовой кости и дерева, скрепленных тонкими кожаными ремнями.
Наблюдая за жизнью коряков, Иохельсон сделал любопытный вывод: «Коряки лучшие моряки, чем камчадалы, но настоящими мореходами их все-таки назвать нельзя. Они не предпринимают дальних поездок и редко отдаляются от берега. Если и решаются на далекое расстояние, то лишь в тихую погоду. Несмотря на пластичность, байдара не может противостоять бурному морю». Сегодня чехлы байдары покрывают специальной краской, делающей поверхность прочнее, а в прошлом всегда был риск в случае шторма или в условиях тумана порвать «вторую кожу» о скалы. Небольшая прорезь — и судно мгновенно идет ко дну. Поэтому, заметив малейшие повреждения около ватерлинии, их замазывали жиром и спешили к берегу. Вернувшись с промысла, лодку вытаскивали из воды и сушили вверх дном, а когда охотничий сезон заканчивался, чехол снимали и хранили до наступления весны.
И все же, несмотря на свою уязвимость, байдара была главным помощником в хозяйстве морских зверобоев, на ней они преодолевали немалые расстояния с большим грузом. Иохельсон записал, что в 1900 году он отправился на таком судне из Парени в Куэл. В одной байдаре разместилось 8 гребцов, 8 собак, упряжи и почти полтонны клади: «Шли мы довольно быстро и покрыли расстояние в 30 км в три с половиной часа».
Маленький легкий каяк, верный спутник многих народов Арктики, весил около 15 килограммов и имел длину менее трех метров. Его легко поднимали одной рукой. Гребли двухлопастным веслом, удерживая обеими руками посередине. Использовали и два коротких весла, привязанных к краю каяка ремнями. Когда метали гарпун или стреляли, их просто бросали в воду. В тихую погоду каяк быстро скользил по волнам, но из-за неустойчивости во время непогоды на нем старались не отдаляться от берега.
Правилам выживания в море учили с детства: в критический момент нужно было не только сохранять спокойствие, но и мгновенно предпринять спасительные действия. Например, эскимосский переворот. Это уникальная техника, позволяющая с помощью сильного гребка веслом вернуть в нормальное положение опрокинувшийся в воду каяк. В далеком прошлом от мастерского владения кожаной лодкой зависела жизнь человека, а иногда и целого рода. Сегодня морские гонки стали этническим маркером коренных народов Крайнего Севера, экстремальным спортом, но главное, в них сконцентрирован уникальный опыт многих поколений жителей суровой земли.
Статья была опубликована в журнале «Человек и мир. Диалог», № 1 (18), январь – март 2025 г.