Свадьба пела
Андрей ЗАРУБИН, кандидат исторических наук
Теги: Национальная культура | Традиции | Обычаи | Особенности культуры
Фото из фондов Чувашского национального музея в Чебоксарах
Казалось бы, что еще неизвестно о русском свадебном обряде? Тема изучена вдоль и поперек, многие практики до сих пор используются… Однако нюансы и тонкости остаются предметом этнологических исследований, и старинный обряд открывается с новых, малоизученных граней. Особенно интересны региональные своеобразия, в том числе в Поволжье. Рассмотрим некоторые из них на примере Алатырского и Порецкого Присурья в Чувашии.
Несмотря на то, что в XX и XXI веках эти районы неоднократно посещали фольклорно-этнографические экспедиции, до сих пор имеются серьезные лакуны, а фольклорный материал (песни, частушки, приговоры и т. д.) изучен недостаточно.
Активное заселение здешних мест русскими началось после присоединения Казанского ханства в XVII веке. В некоторых селах Алатырского уезда до революции проживало немало староверов, и весьма обособленно: например, за венчание в православной церкви у старообрядцев-беспоповцев накладывалась епитимья.
Сговор
Свадьба вбирала в себя эталонные образцы песен, народного театра и музыкального искусства.
Дорогая наша свахонька,
Сахарная сваха-свахонька.
В саду сваха посажена,
На меду сваха помешана,
Виноградом огорожена,
Сытой сваха поливана,
Сахаром посыпана.
В целом же стороны жениха и невесты до венчания воспринимали друг друга как чужие. В частушках, причитаниях родственники жениха нередко описывались в резко негативных красках, характеризовались как нечто нечеловеческое и злобное.
Просватали меня
В дом деревянный,
Свекровь — сатана,
Свекор — окаянный.
Или так:
И зачем идти мне во чужие люди,
Ко чужому, ко злодею, к отцу, матери.
В середине XIX века в селе Порецком после получения согласия родителей невесты в ее доме назначалось собрание, называемое сговор, на который приглашались родственники жениха и священник. Когда все приглашенные занимали свои места, посередине комнаты вставала сваха и троекратно просила родителей вывести невесту и показать всем собравшимся. Девушка выходила и кланялась на все стороны, принимала благословение от священника. Тот читал молитвы, осенял брачующихся крестом, подавал чашу с виноградным вином, из которой они отпивали три раза. Невеста преподносила подарки жениху и через руки свахи — священнику и родственникам жениха, причем и отсутствующим. Получающие подарки гости клали на специальное блюдо отдарье, т. е. деньги. Заканчивался сговор совместным ужином. Свадьба обычно наступала через три недели.
Еще в 1840 году корреспондент «Отечественных записок» писал: «Во всей Симбирской губернии <…> в крестьянстве <…> жених должен вносить выкуп за невесту, который, большею частью, поступает к нему в дом только в подвенечной одежде без малейшего даже узелка. Этот калым татарский называется здесь кладкою». В 1840-м ее размер составлял не более 43 рублей серебром или 150 ассигнациями. В 1870-е — от 20 до 75 рублей. Заметим: средний годовой бюджет крестьянской семьи в соседней Казанской губернии в 1899-м равнялся 122 рублям 70 копейкам.
Помимо кладки до самой свадьбы родственники жениха дарили разные вещи родителям невесты. Часть подарков могли получить и ее подруги, которые обычно исполняли величальные песни. Некоторые из них записал в 1900–1904 годах в Иванькове студент Лев Логинов. Так, песня «Долина, долинушка, раздолье широкое» посвящалась холостым парням. Она выражала желание родителей хорошо устроить сына, дав ему «боярскую доченьку».
У боярской доченьки
Да много приданого,
Два мерина каряго,
Коровушка рыжая,
Свинья полосатая,
Индюшка горбатая.
Примечательно, что похожий текст песни мы встречаем в разных областях России в разные времена. Плясово-игровой вариант записал еще в 1848 году исследователь А. В. Терещенко в Саратовской губернии. Там песня посвящалась жениху. В конце XIX века этот же вариант встречается в статье М. Е. Михеева о свадебном обряде в Бузулукском уезде Саратовской губернии. Аналогичный текст мы находим в сборнике крестьянских песен, записанных в конце XIX века в селе Николаевке Мензелинского уезда Уфимской губернии. В сборнике указано, что ее поют на рукобитье холостому. В Елабужском уезде Казанской губернии песня называлась «величанием дружке». Похожие варианты встречались в Казанской и Пензенской губерниях.
Расплетите косу
На девичнике в Иванькове собиралась только молодежь. Песни холостым, которые пели подруги невесты, изобиловали небольшими зарисовками. В разных селениях Алатырского и Порецкого районов бытовала песня «Да кто у нас холост» или «Розан ты, розан мой, виноград зеленый» (в Иванькове — «Роза моя, роза, виноград зеленый»). В песне, записанной в селе Анастасово 1-е Порецкого района от А. Т. Гаврилиной (1891 г.р.), с действиями холостого Иванушки связывается расцвет во всем окружающем мире:
Он плеточкой машет,
Под ним конь пляшет.
Он лугами едет,
Луга зеленеют.
Цветы расцветают,
Пташки распевают.
Он улицей едет,
Вся улица светит.
После девичника, когда гости разошлись, невеста в кругу подруг начинала плакать с разными причитаниями. При этом она кланялась отцу и матери. Утром, как только проснется, снова начинала плакать. В одной из песен, записанной в Иванькове, говорилось о том, что ей привиделся нехороший сон, будто ходила она по крутой горе и потеряла косник с алыми ленточками. Ленточка-косоплетка была выражением ее красы, символизировала девственность. Неожиданно появившийся в песне добрый молодец украл алые ленточки. Возможно, в данном случае говорилось о том, что «добрый молодец» (жених) заберет честь девицы. Предполагается, что во время причитаний она старалась проплакать многие неприятные и страшные случаи, чтобы в будущем подобное не повторилось. Это было своеобразной формой народной магии и, возможно, снимало накопившееся психологическое напряжение.
На утро свадебного дня подруга невесты расплетала ей косу. В 1960-е годы в деревне Степное Коровино Порецкого района такую процедуру проводила приглашенная причетница. Невеста плакала:
Не расплетай-ка, подруженька,
Мою русу косыньку,
В моей-то косыньке
Три ножика булатных,
Не обрежь-ка, подруженька,
Свои белы рученьки…
В селе Явлеи пели:
Не долго цветочку во садике цвести,
Не долго веночку на стопочке висеть,
Не долго Катеринушке во девушках сидеть,
Не долго Ивановне во красных сидеть.
Гордись, гордись, батюшко, не отдавай,
Поколь тебя, батюшко, зять подарит!
В советское время во многих селах Алатырского и Порецкого Присурья (Порецкое, Степное Коровино, Явлеи, Иваньково) наряд невесты состоял из платья со специальным свадебным венцом, который делали из проволоки, бумаги, ваты, воска. По возможности украшали бусинами, ленточками, цветами. Вера Петрова из Степного Коровина вспоминала венец, называемый в Порецком районе «цветы»: «Беленькие шарики висели на тоненькой проволочке. И вот когда разговариваешь, они покачиваются. И еще какие-то завитушки были, все из белого. Высоко, сантиметров 10». Такой венок был один на несколько деревень, без него не мыслилось выйти замуж, его передавали от невесты к невесте.
В селе Антипинка Порецкого района ко времени приезда жениха все двери в доме невесты запирались, а с парня требовали выкуп. В Иванькове родственники девушки прятали ее, а брачующийся с друзьями должен был найти и выкупить ее.
В Порецком в середине XIX века жених после приезда вместе со священником заходил в дом и садился по правую сторону невесты. Молодым перед венчанием не дозволялось есть, хотя для подружек невесты устраивали стол с кушаньями. На множестве свадебных фотографий, снятых в Иванькове в 1930-е — 1960-е годы, можно заметить, что невеста, подружки и родственники стоят и сидят у стола, украшенного кружевным покрывалом, на котором выставлены цветы. Думается, что они были подобием свадебного дерева, символизировавшего девичью красоту.
Вера Петрова (урожденная Емельянова) вспоминала: «Только сидели мои девчонки, провожали меня, хоровод мой сидел… Наверное, их чем-то угощали, на столе, помню, что-то было, но нам есть нельзя было, потому что мы в церковь венчаться. Потом со стола все убрали и тычет меня — бери скатерть с клеенкой или что-то там было. Я за скатерть схватила и до самого порога тащила, чтобы все подружки замуж выходили» (записано в 2024 году И. С. Вирясовой).
Обрядовый шум
В Порецком в середине XIX века после получения благословения обычно отправлялись в храм на венчание: жених со священником, а невеста со свахой жениха. В советское время в Степном Коровине брачующихся тоже везли в церковь на отдельных санях, лишь после венчания они уезжали из церкви вместе, что символизировало создание семьи. В 1840-е в Алатырском уезде пару провожали в церковь с песнями, причем били в заслонки, сковороды, корчаги и горшки. Возможно, этот обрядовый шум был связан со старинным поверьем, что он должен отогнать злых духов. В Иванькове в советское время молодых осыпали конфетами, зерном и мелкими монетами. Венчание же в начале XX века стоило 2–6 рублей. После венчания в середине XIX века в Порецком молодой супруге заплетали две косы и на голову надевали волосник.
Пока пара ехала в церковь, подружки невесты везли в дом жениха приданое. Родственники мужчины выкупали его, после чего подружки вешали занавески в его доме. В состав приданого обязательно входили полотенца. В Степном Коровине в 1960-м полотенца были вафельными с пришитыми кружевами на концах.
Ряженье
Заметим, что у староверов-беспоповцев венчания не практиковалось. В Сурском Майдане им достаточно было лишь благословение старца. Исследователь Л. Ю. Браславский обнаружил в фондах Российского государственного исторического архива интересный факт в отчете Симбирской епархии XIX века: «В виду того, что раскольников не венчают с православными в церкви, родители их в таком случае не препятствуют “на время принять православие”, с тем, чтобы после бракосочетания вновь перейти в свою веру».
Когда таинство венчания было совершено, свадебный поезд отправлялся с молодыми в дом жениха, где перед входом встречали его родители: отец с иконой, мать с хлебом и солью. Молодых осыпали пшеницей, разбивали на счастье тарелку (как, например, в селе Антипинке Порецкого района), впускали в дом, где начиналось застолье. В советское время встреча молодых с иконой стала уже не обязательной, так же как исчезла строгая регламентация в вопросе, кто мог держать рушник с хлебом и солью (теперь это мог делать и отец). В Степном Коровине в застолье в доме жениха участвовали все родственники невесты. В селе Мирёнки Алатырского района на стол подавали курник, на котором писали: «С законным браком».
После исполнения песни «Как по морю, морю синему» на свадьбе в Кувакине Алатырского района били горшки «на счастье» (записано от Анны Федоровны Панькиной, 1919 г. р.). В Мирёнках после этого плясали на осколках. Примечательно, что обрядовое разбивание посуды на свадьбах встречалось в Болгарии, Белоруссии и на Украине.
Во время пира молодые клялись друг другу в верности, а присутствующие давали подарки и наказы. В Сурском Майдане, например, молодоженов учили уму-разуму с помощью следующих шуточных рифмованных наставлений: «Вот вам погремушка, чтобы родился у вас Андрюшка. Вот вам пеленка, чтобы родилась Аленка. Вот вам полотенце, чтобы утирали младенца. Вот вам веник, чтобы не жили без денег. Вот вам кружку, чтобы любили друг дружку. Вот вам репей: Леша, Машеньку не бей». В Антипинке Порецкого района в XX веке во время гуляний по улице продолжали, как и столетием ранее, использовать так называемый обрядовый шум, когда женщины били в печные заслонки и кастрюли.
В Порецком и Алатырском Присурье на второй день свадьбы с утра было принято искать ярку, то есть устраивать ряженье. Подобный обычай фиксировался еще в 1840-е годы, когда гости на свадьбе переодевались и ездили по улице, исполняя скоморошьи песни. Так, в Иванькове на второй день свадьбы к новобрачным приходили: пастух, милиционер, медсестра, цыган, солдат, матрос с винтовкой, врач. Часто брали с собой кузовки (плетеная емкость из бересты, луба или драни. — Ред.), из-за чего у сельчан было прозвище «кузовники». Ряженые исполняли разные песни вместе с гармонистом. Часто мужчины переодевались в женские костюмы, а женщины — в мужские, приделывали бороды.
Пастух во время этого театрализованного действа говорил, что «потерял овечку». Молодую жену прятали от ряженых в самых неожиданных местах. Например, могли укутать шубняком и посадить в чулан или погреб. Могли также переодеть невесту, чтобы не могли сразу ее опознать. Скажем, в Степном Коровине из нее делали старушку, для чего надевали фартук и платок.
Полностью статья была опубликована в журнале «Человек и мир. Диалог», № 4 (17), октябрь – декабрь 2024 г.
