Саодат Исмаилова: «Кино для меня – состояние времени и пространства»

Кинорежиссер и видеохудожник из Узбекистана – о трудностях русского языка, балансе между традиционным и европеизированным образом жизни и moving image

Теги: Кинематограф | Режиссеры | Художники

Автор: Арина Демидова

Саодат Исмаилова живет между родным Узбекистаном и Францией. Она снимает кино и занимается видеоинсталляциями. Работа Исмаиловой «Ее право», созданная в 2020 году, посвящена проблемам эмансипации женщин.

Выбор профессии был вашим личным делом? Или семья повлияла?

Выбор профессии связан с тем, что у меня отец – кинооператор, который в свое время учился во ВГИКе. В Узбекистане он снял огромное количество художественных и документальных картин, открыл факультет операторского мастерства в институте искусств. Он до сих пор преподает. А мой брат – художник, сестра – иммунолог. Я вообще могу много говорить о своей семье. Мой первый язык – узбекский. Даже помню, как учила русский язык, и что мне было непросто различать мужской, женский род и падежи, которые в узбекском отсутствуют. Отец русскоязычный, более европеизированный в своих взглядах. Он хотел, чтобы мы реализовались прежде всего в профессии. Мама – преподаватель истории. С нами жила бабушка по маминой линии. Она дала фундаментальную основу: быть внимательным к своей культуре, знать родной язык, разбираться в религиозных ценностях. Мы и сегодня живем в узбекских традициях. Получили образование на русском языке, знаем и иностранные. При всем этом мы неплохо балансируем между традиционным образом жизни и европеизированным.

Как начиналась ваша карьера в кино?

Я училась в институте искусств на отделении режиссуры кино и телевидения. Для нас было идеалом поехать учиться на высшие режиссерские курсы во ВГИКе, по сути, это магистратура. Но получилось так, что в Узбекистан приехал известный кинопродюсер Марко Мюллер, который тогда руководил отделом кино в центре исследования коммуникаций от United Colors of Benetton в Италии. Он увидел мою курсовую работу, диплом и предложил отучиться в Италии два года. Там я сделала документальный фильм «Арал: Рыбалка на невиданном море», который получил приз за лучший документальный фильм на международном кинофестивале в Турине в 2004 году, и короткометражный фильм «Зульфия». После уехала в Берлин, где получила резиденцию от немецкой академии для сценарного мастерства. Здесь я начала работу над полнометражным фильмом «40 дней молчания».

Как же при такой насыщенной жизни в кино вы стали еще и видеохудожником?

Это не было сделано специально. Моя первая работа называлась «Верь или не верь». Мне тогда было лет 17. Это что-то ближе к изображениям, наложенным на звук, ближе к фильмам Сергея Параджанова. В этой работе я пересматривала нашу культуру. Мое поколение тогда ничего не знало о нашем узбекском национальном наследии. И для меня эта работа была очень интересной. В институте нас учили режиссуре кино и телевидения. После окончания вуза я стала делать документальные фильмы. Делая их, ты сам учишься наблюдать за жизнью, смотришь, что она может дать, если быть внимательным и обращаться к ней с терпением. Потом я сделала свой полнометражный художественный фильм, после чего стала заниматься искусством: то, что на английском называется moving image, то есть движущееся изображение. Это не определяется жанрами или хронометражем. Именно в этом я нашла свою свободу и свое место, потому что чаще всего это малобюджетные проекты. И от момента идеи до того, как эти работы увидит зритель, проходит немного времени. Еще одной из причин стало то, что мне не дали снимать полнометражный художественный фильм «40 дней молчания» в Узбекистане. Хотя тема была не остросоциальная, не имела отношения к политике. Это была история о девушке, которая принимает обет молчания и проводит эти дни в окружении трех других женщин трех поколений. Для меня до сих пор остается загадкой, почему мне не дали снимать. Я сняла в Таджикистане, все прошло замечательно. Но всегда добавляю, что картина узбекская.

Что значит кино лично для вас?

Мое видение может меняться со временем. Для меня кино как ремесло и кино как художественная практика – две разные индустрии. Кино как ремесло у меня не получается. Я никогда не работала на госзаказах или коммерческих заказах. Для меня всегда кино – определенный поиск. Еще кино – это первую очередь состояние пространства и времени. Оно обладает силой, которой не обладает ни один другой вид искусства. Музыка обладает временем, она может затянуть. А в кино добавляется еще и изобразительная часть. Я считаю, что это один из самых сложных видов искусства, который не имеет предела. Его можно назвать параллельным миром. Например, то, что мы переживаем в фильмах Тарковского, повторно нигде не было. Для меня это самая высокая точка. Конечно, есть и Параджанов, и Карл Теодор Дрейер. Ингмара Бергмана я обожаю, Микеланджело Антониони, которые создали киноязык и киноискусство. Но я вдохновляюсь не только киноискусством. Меня вдохновляет и музыка, и труд художников, и этнографические работы. Вдохновение – это не красивая картинка, которую ты хочешь воплотить. Вдохновение для меня – это вопрос и процесс. Появляется вопрос, и ты хочешь разобраться, почему именно так. Процесс ведет к какой-то художественной форме.

Если говорить о кино как о международном языке коммуникации, на ваш взгляд, в чем его функция?

Кино – это, конечно, международный язык, так же как литература или музыка, если это серьезная литература или музыка. Здесь не может быть национальных или географических преград – это общечеловеческое. У нас у всех одинаковая судьба: мы рождаемся, продолжаем свой род и умираем. Все истории, которые мы рассказываем, общечеловеческие. Картины, которые разделяют людей в зависимости от национальной специфики или менталитета, не имеют для меня никакой ценности. Для меня очень важно, что если ты делаешь работу – кино или видеоинсталляцию, картину или музыку, – она должна уметь разговаривать без языковых преград. Функция состоит в том, что мы можем разговаривать, что мы переживаем и стремимся к единому целому.

А есть ли особенности узбекской культуры применительно к вашей профессии?

Я всегда работаю с так называемой с местной информацией, коллективной памятью. Это именно тот поток, который выходит за пределы рамок. Мне очень интересно работать с местными мифами. И когда я работаю с национальной культурой, всегда ищу те темы или вдохновение, которые идут поверх национального лимита. Нужно обращать внимание на глобальные темы. Если мы будем говорить только о себе – это будет экзотика, а в экзотике я не заинтересована.

Можно сказать, что вы продвигаете родную культуру в международном сообществе?

Думаю, что продвигаю ее, хотя такой задачи у меня нет. Я работаю с той культурой, которая меня сформировала. В эту культуру входит множество аспектов. Я не иду в какой-то один период или фрагмент. На мой взгляд, наше богатство заключается в некой многослойности. Наш регион всегда находится на перекрестке между Западом и Азией. И нам досталась многослойность, многокультурность – даже количество языков. Это не только дает информацию о моей культуре международному сообществу, но и, я надеюсь, вызывает диалог.

Есть ли глобальная идея, которую вы хотите донести своим творчеством, и в чем она заключается?

Для меня очень важна работа со знанием, которое передается из поколения в поколение, важно думать за пределами каких-то рамок или институций, в которые мы заключены, важно думать о межпоколенческом знании. Это именно то знание, которое нас будет держать в критических ситуациях, помогать. Я бы хотела, чтобы мы не забывали его. Когда ты этим загораешься, людям тоже нравится это видеть.

Вы пересматриваете фильмы – свои или чужие?

Свои не пересматриваю, это очень сложно – пересматривать свои работы. А фильмы, которые сделаны другими режиссерами, – это же здорово. Ты видишь, о чем думает твой современник, откуда бы он ни был.

Одни режиссеры мечтают об «Оскаре», другие – о госнаградах. Есть ли награда, о которой мечтаете вы?

Я не мечтаю об «Оскаре» или госнаградах. Мне кажется странным ставить себе такие задачи. Награда, о которой я мечтаю, – чтобы вдохновение продолжало гореть, а мой внутренний мир продолжал существовать, потому что он дает спокойствие и гарантию того, что я могу идти дальше и работать, рассказывать эти истории.

Какой совет вы дали бы тем, кто хочет стать режиссером, но не знает, с чего начать?

Идти учиться в институт. Нужно в первую очередь учиться грамматике языка. Кино – это очень сложное искусство. Нужно смотреть кино с большим напором. В течение нескольких лет по 4–5 фильмов в день. Тогда ты сможешь понять, какое кино тебя трогает. В институте вас не заставят смотреть или не будут показывать. Вам продемонстрируют фильмы, которые нужно посмотреть, но, возможно, в них вы не найдете себя. Мне кажется, режиссеру важно найти себя, но это очень долгий процесс. Если вы уже обладаете своим внутренним миром – нужно идти и снимать, не бояться. Сегодня техника такая, что не нужно мечтать о кинокамере или кинопленке: все делается очень просто, за своим компьютером. Это то, как я делаю свои видеоинсталляции. Нужно идти вперед, верить своему голосу. Бывает тяжело, бывает, когда вас никто не понимает, бывает, что у вас два зрителя. Но это только вопрос времени.

Если бы была возможность вернуться на 10 лет назад, что бы вы себе сказали?

Я себя постоянно корю, что у меня нет хорошей самодисциплины. Вернувшись назад, я бы непременно погрозила себе пальцем и обратила на это внимание.

Полностью интервью опубликовано в журнале «Перспектива. Поколение поиска» №10/2021.

Рекомендуем прочитать интервью с кинорежиссером из Казахстана Яной Скопиной.