Все самое интересное о жизни стран-соседей России
  • PERSPECTUM
  • Лица поколения
  • Суджин Хан: «Музыка – это святая Троица»
    Скрипачка из Южной Кореи – о двух идентичностях, работе посланником и главной мелодии XXI века
Обновлено: 04.10.2024
Лица поколения
11 минут чтения

Суджин Хан: «Музыка – это святая Троица»

Скрипачка из Южной Кореи – о двух идентичностях, работе посланником и главной мелодии XXI века























































































































































































Суджин Хан

Автор: Алина Ребель

Ее концерты собирают тысячную аудиторию, на ее YouTube-канале более 100 тысяч подписчиков. Она играет классическую музыку не для всех – с тем, чтобы каждый смог ее услышать. Кореянка по происхождению воспитанию, британка по образованию, Суджин Хан знает, как ее саму спасла музыка и как ее музыка спасает других.


Когда и как у ребенка оказывается в руках скрипка? Дети обычно мечтают о чем-то менее трудном.

Моя мама скрипачка. И моя бабушка тоже. Так что музыка всегда была естественной частью моей жизни. Помню ощущение, как меня успокаивала мамина игра, особенно когда я болела. И тогда я подумала: когда-нибудь мне бы тоже хотелось делать что-то, что успокаивает людей, дает им вдохновение и покой.


Сколько вам было лет?

Три или четыре. У нас в доме было много скрипок. Первый звук, который издала скрипка, когда я взяла ее в руки, был ужасен, это был кошмар. Я два дня пыталась, а потом сдалась. И только когда мне было уже восемь лет, приехала в Корею и увидела, как моя бабушка учит играть на скрипке одну из своих учениц, мою ровесницу, и бабушка ее очень хвалила. Тогда я подумала, что, возможно, мне стоит попробовать еще раз, по-настоящему. Вернувшись в Англию, попросила найти мне учителя скрипки.


А зачем девочке, у которой мама и бабушка занимались музыкой, искали учителя?

Бабушка жила в Корее, а я в Лондоне. А у мамы был не такой уж большой опыт. Она начала играть на скрипке в детстве из-за бабушки. Бабушка возлагала на нее большие надежды. Но именно поэтому – это был тяжелый груз ожиданий – она не могла понять, насколько сильно она любит музыку. Поняла, когда ей было 16 или 17 лет, а это уже поздно. И мама очень не хотела для меня такой судьбы. Она хотела, чтобы я сама поняла, какой это драгоценный дар – музыка. Поэтому ждала того момента, когда я сама по-настоящему захочу заняться музыкой. И это было очень мудрое решение.


Когда вы поняли, что музыка для вас не просто увлечение?

Началось все как хобби. А потом мой учитель предложил мне пройти прослушивание в Школе имени Иегуди Менухина (музыкальная школа-пансион. – Авт.). Моя мама была настроена скептически, я к тому моменту занималась скрипкой всего 8 месяцев, и она считала, что поступать в такую серьезную школу мне рано. Но моя учительница сказала: мы можем попробовать, это всего лишь попытка. И – к нашему общему удивлению – они меня приняли! В образовательной системе Англии есть один важный принцип: они ищут потенциал. Они сказали, что увидели во мне большой потенциал, и так я оказалась в этой школе в 9 лет. Тогда все началось по-настоящему – начала выступать, уже всерьез занялась скрипкой. Но из-за того, что я не могла вынести проживание там, а в то время можно было учиться только живя там, через полтора года меня перевели в школу для молодых музыкантов имени композитора Перселла. Там можно было учиться днем, а жить дома. Так что переход к профессиональной музыке был для меня вполне естественным.

Суджин Хан

Часто приходится читать об ужасах школ-пансионов. Почему было так сложно там?

Когда читаешь о школах-пансионах в книгах, складывается романтическое впечатление – дети по ночам болтают и делятся секретами, устраивают битвы подушками, играют. А в жизни все оказалось несколько сложнее. Я позже узнала, что заведующая пансионом была психически нездорова. Она была очень истерична. Мне попадало больше, чем остальным, потому что я была одним из немногих детей, у кого были прекрасные отношения с семьей. У большинства детей были проблемные семьи. Может быть, это ее как-то раздражало, я не знаю, что происходило в ее голове. Но каждый раз, например, когда я ходила в туалет после отбоя, она забегала туда и начинала орать, что я разбудила остальных. И таких безумных ситуаций было очень много, это превратило мою жизнь в пансионе в сущий ад. При том, что я любила школу, обожала занятия, уроки, но жить там не могла. Последней каплей стал директор, который тоже был не очень уравновешенным человеком. Когда мои родители решили перевести меня в другую школу, это оказалось для него большим ударом. Они отправили ему по почте официальное письмо с уведомлением, что я ухожу из школы. И в последний день моего пребывания в школе я должна была попрощаться со своими друзьями и любимыми учителями. А каждое утро у нас начиналось с того, что мы 45 минут занимались самостоятельно в классах. Я занималась, внезапно пришел директор и стал на меня кричать: «Что это за новости, что ты уходишь из школы?». Я ему возразила, что это не новость, мои родители отправили ему уведомление об этом месяц назад. И тут он предложил, чтобы я осталась в школе на особых условиях: стала первой ученицей, которая посещает школу только днем. Но я начала объяснять, что все уже решено, меня ждут в другой школе. И тут он посмотрел на меня, воскликнул: «Ах ты сосиска!», выскочил из кабинета, и я услышала, как щелкнул замок.


Он вас запер?

В тот момент я не могла поверить, что это вообще возможно. Продолжила заниматься. Но когда урок закончился, попыталась выйти, дверь была заперта. Он меня запер! Сейчас мне смешно, но в тот момент было не очень весело и очень странно.


И как вы выбрались?

Это здание стояло вдалеке от остальных корпусов. К счастью, кто-то из персонала проходил мимо и услышал, как я в окно его позвала и попросила выпустить. Когда я объяснила, что случилось, он сказал: директор просто выжил из ума. Я опоздала на следующий урок и попыталась объяснить, что случилось, но учитель мне не поверил. То есть ученики и персонал понимали, что с директором что-то не так, а учителя это видеть отказывались.


А как вообще девочка из Кореи чувствовала себя в Англии? Вы ощущали, что вы другая, или, поскольку там росли, это не имело значения?

Когда мы переехали в Британию, мне было два года. Я, конечно, тогда не думала о различиях между корейской и британской культурами. Единственная сложность была в том, что я пошла в детский сад, когда мне исполнилось три года, и ни слова не знала на английском. Меня попросили представиться, я ответила что-то на корейском. Очень хорошо помню, как дети смеялись. Это был шок. Но я оправилась довольно быстро. Когда мы переехали в Англию, поселились на острове Мэн – прекрасном острове между Северной Ирландией и Ливерпулем. Мой отец делал пост-док в университете Ливерпуля, он занимался биологией моря, а лаборатория располагалась как раз на острове Мэн. Поэтому все преподаватели и студенты жили там. Первые три с половиной года мы провели там. Все дети в 4 года шли в школу. И я пошла. После первого дня в школе, когда пришла домой и рассказала маме, что мы учили алфавит, мама сказала: тогда мы будем учить и корейский алфавит. Она считала, что раз я из Кореи, должна знать язык. За что сейчас я ей очень благодарна, хотя в тот момент мне было непросто даже английский алфавит запомнить. Пока росла, никогда не скучала по Корее. Конечно, скучала по бабушке с дедушкой, по родственникам. Но с точки зрения повседневной жизни у меня не было ностальгии, просто неоткуда было ей взяться. Англия была моим домом, я чувствовала себя очень уверенно, все происходило совершенно естественно – язык, культура, все было моим. Единственное, чем я отличалась, это корейское воспитание. К примеру, меня учили с уважением относиться к старшему поколению, в Англии к этому относятся иначе. Они уходят из родительского дома очень рано, и отношение к старшему поколению совсем другое. То есть мне прививали корейские ценности, хотя я была совершенно британским ребенком. И везде мне говорили, что я больше британка, чем среднестатистический британский ребенок. Так что у меня никогда не было кризиса самоидентификации, но я всегда чувствовала, что внутри меня есть что-то особенное, что-то корейское. При этом, когда приезжаю в Корею, я, конечно, меньше кореянка, чем те люди, которые здесь выросли. В Англии чувствую себя британкой, но тоже не целиком.


Это помогает или мешает? Вот эти две идентичности? Очень разные по сути.

Никогда не думала об этом, никогда не думала, как это влияет на мое исполнение, например. Но слушатели, особенно в Корее, часто говорят, что в моем исполнении слышны корейские корни. Считается, что есть одно очень особенное для корейцев качество. Это сложно перевести на английский. Но это эмоция, которая часто встречается у венгерских цыган, – такое сочетание грусти, ожидания чего-то и страсти. Слушатели утверждают, что в моем исполнении есть этот дух, это звучание. Сама я об этом никогда не задумывалась.


Если вы говорите, что музыка – это ваша жизнь, то не достаточно ли того, что вы можете играть для себя, слушать записи других музыкантов?

Для меня музыка – это святая Троица. В первую очередь это композитор, с которого все начинается, исполнитель и слушатель. Именно это делает музыку настолько важной для нас – она обладает силой объединять людей всего мира. На человеческом уровне, на духовном уровне. И я думаю, нам, музыкантам, так важно играть перед аудиторией, потому что месседж, который получили от композитора, должны передать. Мы работаем посланниками, проводниками. И если не можем передать это послание, половина нашего предназначения остается нереализованной.


А почему вы исполняете в основном камерную музыку?

Я выступаю почти всегда соло с оркестром. Стараюсь играть камерную музыку как можно чаще, потому что, как я уже говорила, главное в музыке – это делиться, донести послание. Тогда чудеса случаются. Когда играю Баха, это совсем другое чудо, потому что одна передаю все четыре голоса. И это другая техника, другая подача. Это, конечно, отдельное наслаждение, и моя публика всегда хочет, чтобы я играла Баха, это очень особенная атмосфера. Это синергия – то, как мы взаимодействуем с публикой. Если мы можем друг друга обогатить, наполнить эмоциями, это самое важное в музыке.

Суджин Хан

Это не идеализм? Верить, что музыка или культура в целом меняет мир?

Это то, о чем я думаю всю жизнь. Для людей, особенно для музыкантов, это очень важно, когда чья-то жизнь меняется после твоего выступления. В моей жизни был очень тяжелый период, когда я даже не была уверена, что у меня будут силы продолжать заниматься музыкой, выходить на сцену. В этот момент мне выпала честь играть для знаменитого израильского скрипача Иври Гитлиса. Послушав меня, он молчал, а потом сказал, что какое-то время думал покончить с собой, но когда слушал меня, у него появилась надежда, это убедило его, что жизнь стоит того, чтобы жить. И он сказал: «Это твоя миссия. Ты должна продолжать нести надежду, быть посланником и спасать мир своей музыкой». Это были такие важные слова для меня, это меня убедило продолжать. Тогда поняла, что темный период, который я проживаю, может быть чьим-то светом, и этот свет может отразиться и на мне, и на других людях. Но для многих людей, не привыкших слушать классическую музыку, требуется прикладывать больше усилий. Эти усилия должны приложить мы. Примерно полтора года назад я снималась для одного из самых популярных корейских YouTube-каналов для популяризации классической музыки. Отклик был невероятный. Люди, которые никогда раньше не слушали классическую музыку, писали, что испытывали эмоции, о которых даже не подозревали. Меня потрясли тогда посты от людей, работающих на самых простых и трудных работах, которые писали: когда им будет тяжело или грустно, они будут слушать мои записи. Думаю, у классической музыки есть сила достучаться до людей и сделать мир лучше. Просто мы должны прилагать больше усилий, чтобы сделать ее доступной для большего числа людей. И в этом смысле YouTube очень помогает. Я создала свой канал полтора года назад, сегодня на него подписано почти 100 тысяч человек. Для классического музыканта это невероятно.


Когда мы говорим о классической музыке, чаще всего мы имеем в виду определенный период, когда эта музыка была написана. Кого из современных композиторов вы играете? Кто из них достойный наследник традиций классической музыки?

Я сейчас общаюсь с несколькими корейскими композиторами. Кто-то из них пишет в стиле неоклассицизма, кто-то стремится возродить традицию классической фолк-музыки, обрамляя ее классическими аранжировками. Я думаю, что и то, и другое сегодня очень важно для развития музыки. И это то, с чем очень интересно работать музыкантам.


Какая мелодия у XXI века?

Спешка (смеется).Музыка всегда очень про время. Про то, как ты доносишь заклинание до своего слушателя, как можешь задержать его в том мгновении, в котором находишься. Из-за того, что скорость жизни очень увеличилась, из-за новых технологий у нас почти не осталось времени подумать, чего мы хотим, что по-настоящему важно, насладиться моментом. У нас больше нет этой роскоши – побыть здесь и сейчас. Может быть, коронавирус – это в какой-то степени благословение: мы все смогли остановиться и задуматься о том, что с нами происходит и куда мы идем.


Именно так. Многих это заставило сменить сферу деятельности, осуществить давние мечты. Есть у вас какая-то мечта, которую в спешке XXI века вам не удалось реализовать, но вы бы хотели?

Я с детства обожала книги. И часто думаю, что могла бы быть писателем. Это тоже непростая задача. У меня был период в жизни, когда я проходила серьезное лечение на протяжении пяти с лишним лет. Сначала врачи говорили: это продлится не дольше полутора лет. В это время я не играла на скрипке, совсем. Занималась самыми разными вещами: помогала своим родителям, работала в косметической сфере, занималась переводами, экологией. Это было очень интересно, и в какой-то степени я этим наслаждалась. Но именно в это время поняла, как мне повезло, что я стала музыкантом, что мне это дает. Как раз перед лечением почувствовала выгорание, потому что музыка занимала практически всю мою жизнь. Но за те пять лет, что не могла заниматься музыкой, поняла: это то, что я хочу делать. Это был отпуск. А потом я вернулась к делу, которое и есть моя жизнь.

Суджин Хан

Суджин Хан родилась в Южной Корее, с двух лет жила в Великобритании. Начала играть на скрипке в 8 лет и была принята в школу Иегуди Менухина, позже училась у Феликса Андриевского в школе Перселла. Продолжила обучение в Оксфордском университете и Королевской музыкальной академии в Лондоне. Участвовала в профессиональных курсах Академии Кронберга, ее наставником была Анна Чумаченко. Суджин выступала как солистка Лондонского симфонического оркестра, Познанской филармонии, филармоний в Токио и Сеуле, Корейского симфонического оркестра, Лондонского камерного оркестра солистов и Парижского ансамбля Ricercata. Она давала концерты в Англии, Европе и на Дальнем Востоке. В 2001 году Суджин была самой молодой участницей, завоевавшей вторую премию на знаменитом Международном конкурсе скрипачей им. Венявского в Познани (Польша), где она была удостоена еще семи специальных призов, включая Премию критиков и журналистов и Приз слушателей Польского радио. Помимо множества других международных наград, получила главный приз на Международном конкурсе молодых исполнителей в Танбридж-Уэллсе в 2002 году. Играет на скрипке Антонио Страдивари 1666 года.

Рекомендуем прочитать, как подойти к роялю в три года, научить джазовать собственного педагога и услышать музыку из космоса.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Подписывайтесь, скучно не будет!