Светлана Лаврова: «Хорошая книга обезболивает»

Российская писательница и врач-онколог — о больных, терапии книгами и трепетном отношении к Японии

Теги: Национальная культура | Писатели | Врачи

Писательница Светлана Аркадьевна Лаврова — лауреат многих престижных литературных премий: «Алиса», «Камертон», «Заветная мечта», «Книгуру», «Евразия». В прошлом году Свердловская областная библиотека выдвинула Лаврову на международную премию Астрид Линдгрен — шведскую награду за достижения в детской литературе. Но писательство для Светланы Аркадьевны не основной вид деятельности. Она кандидат медицинских наук, врач-нейрофизиолог, помогает больным эпилепсией и раком.

Светлана, вы пишете практически с детства. Но почему при поступлении в вуз ваш выбор пал не на филологический факультет какого-либо университета, а на Свердловский медуниверситет?

Я послушалась мамочку. Она окончила филфак, очень его любила, но сказала мне: «Во-первых, тебя там научат правильно писать. А это не всегда хорошо. Во-вторых, ты с твоим характером на филфаке никогда не выйдешь замуж, там нет мальчиков. Сначала поработай на нелитературной специальности, потом поймешь, нужно тебе писать или нет. Если это твое — все равно будешь писать». И она оказалась права. Я фанат своей медицинской профессии, ведь чем хороша медицина — она многолика, и любой человек любого темперамента и любых склонностей найдет в ней то, что идеально ему подходит. Но и от литературы отказываться не пришлось. Кстати, мамочка оказалась права и «во-вторых» — я вышла замуж за однокурсника.

Ваша кандидатская, бесчисленное количество монографий, методички, печатные работы по специальности посвящены темы эпилепсии. Мифы об этом заболевании живут уже 25 веков. Современной науке удалось их развеять или она по-прежнему еще на середине пути?

Краткий ответ на этот вопрос может растянуться страниц на двадцать. Эпилепсии бывают разные. С одними более-менее ясно, например, если опухоль давит на определенные зоны головного мозга, то эти зоны приходят в возбужденное состояние и возникает судорожный (или бессудорожный) приступ. Удалим опухоль — всё нормализуется. Я сейчас как раз занимаюсь этими вариантами эпилепсии. Это очень коротко и примитивно, потому что вопросов еще море и не всегда с удалением опухоли исчезают припадки. А с многими хромосомными формами еще разбираться и разбираться. Но можно дать и более правильный ответ: в любой отрасли знания мы вечно на середине пути независимо от того, сколько мы узнали.

«Фиолетовый день», 26 марта, день больных эпилепсией — ваш профессиональный праздник? Как вы относитесь к профессиональным и личным праздникам, отмечаете ли их?

«Фиолетовый день» пару раз отмечала с эпилептологами, но традицией это не стало. Это ведь не праздник, это день больных, он не может быть веселым. Мы в нейрохирургическом отделении, да и в других отделениях тоже отмечаем День медика. А остальные многочисленные «подпраздники» — день онколога, день врача, день женщины-врача (вот уж смешная формулировка, а где день мужчины-врача?), день медсестры, день хирурга — не отмечаем. Из личных праздников: дни рождения родных, Новый год, 8 Марта, день свадьбы. Больше ничего.

Вы работаете в онкологическом центре. Онкология сейчас — одна из самых волнующих тем в медицине. Правда ли, что резко возросло количество онкобольных? С чем это связано?

Ну вот еще один бесконечный вопрос, на него можно отвечать долго, если подтверждать ответ цифрами, а не провозглашать голословные утверждения. Насчет резкого возрастания: явно увеличилась выявляемость онкологии, врачи «хватают» ее обычно на более ранней стадии, вот и получается больше. Еще с увеличением продолжительности жизни закономерно увеличивается и заболеваемость онкологическими заболеваниями, как говорят онкологи: «Раньше мы не доживали до своего рака». Но эти ответы всем известны, повторяются во всех популярных изданиях, и они действительно правдивы.

А можно ли уберечь себя от онкологии?

К сожалению, нет. Нельзя. Можно не курить и уменьшить риск рака легких, но не гарантированно. Можно не лежать часами на пляже и уменьшить риск рака кожи, но не гарантированно. Мы знаем, что запускает онкологический процесс, но мы обычно не можем сказать, что запустило онкологический процесс у вот этого конкретного пациента. Поэтому радуйтесь, что вы живы и здоровы, ощущайте каждодневное счастье жизни и не страдайте по пустякам. Обычно наши переживания — такая ерунда с точки зрения моих пациентов.

Считаете ли вы, как врач, что хорошая книга лечит?

Скорее, обезболивает. Николай Назаркин, прекрасный детский писатель и библиотерапевт, как раз занимался этим вопросом. Я горжусь, что он сказал, что мои книги обладают отличным обезболивающим эффектом и их надо шире использовать у хронически больных детей.

У меня был забавный случай. Где-то (то ли в Красноярске, то ли в Хабаровске, где-то далеко) после встречи с читателями походят две женщины, одна говорит: «Спасибо вам большое за ваши книги, я весной очень сильно болела и вылечилась вашими книгами. Моя подруга мне их приносила целыми пачками, я читала и выздоровела». Я отвечаю: «Спасибо, мне очень приятно. Но ведь, наверное, врачи вас лечили?» — «Лечили, — согласилась женщина. — Но выздоровела я от ваших книг». Мне было и приятно, и смешно, и обидно за моих коллег-докторов, которые лечили и вылечили эту женщину, а она решила, что их работа была безрезультатна.
Но книга — хорошая книга — может и нанести вред здоровью. Прекрасные книги могут ввергнуть в пучину невроза. Прекрасные книги, в которых описываются страдания онкологических больных, могут вызвать обострение процесса у моих пациентов. Писатели, будьте осторожны со словом, это очень острый инструмент!

Ваша основная профессия повлияла на писательское творчество?

Еще как повлияла. Основной принцип медицины «Не навреди» у меня автоматически распространяется и на литературу. Я никогда не напишу то, что может нанести вред читающему ребенку. Или вред моим пациентам. Во многих книгах (не моих) муссируется тема онкологических больных, часто абсолютно безграмотно и опасно, лишь бы выдавить слезу из читателя. Я категорически против того, чтобы авторы зарабатывали себе популярность за счет моих пациентов, у которых может наступить ухудшение после чтения некоторых книг. Не выступаю за то, чтобы не писать книги на онкологическую тематику — я за то, чтобы их писали хорошо!

Есть ли шанс, что однажды мы увидим вашу книгу про будни российских медиков?

А она давно издана! Я практически не пишу для взрослых, но три книги все-таки написала, из них две — медицинские. Про будни российских нейрохирургов — это «Смерть приходит с помидором», издательство «Время», 2021 год. Там абсолютно реалистическое повествование, отрывки из разговоров в операционной, эпизоды из моей практики, смешные и грустные случаи из ординаторской. Даже моя самая экзотическая пациентка, бенгальская белая тигрица, туда вошла. В этой книге только одно фантастическое допущение: что смерть — это не физическое явление и не философская категория, а реальное лицо, которое приходит в наше отделение и забирает наших пациентов. Мои хирурги отстреливаются от нее. В этой книге я провожу очень дорогую мне мысль: онкология победима, это не наказание, не приговор, просто тяжелая болезнь. И с ней надо сражаться. Мы должны быть на одной стороне, врач и пациент. Конечно, не всегда можно вылечить от онкологического процесса, я никого не обманываю. Но выздоровление реально. Вторая моя «взрослая» медицинская книга — нон-фикшн. Я ею горжусь: это единственная, насколько я знаю, научно-познавательная книга в мире об интраоперационном нейромониторинге — это то, чем я в основном занимаюсь. Я написала ее по просьбе московского издательства «Дискурс», называется она «Операционная для мозга».

Как вам удается много писать и работать по основной своей специальности?

Всего у меня вышла 101 книга, не считая переизданий. И еще есть неизданные. Я еще преподаю на курсах повышения квалификации, кроме работы в онкоцентре. И еще многие свои книги иллюстрирую, а это тоже очень длительная работа. Не знаю, как у меня все получается. Жизнь очень короткая, надо успевать.

С какой книги и почему вы посоветуете начать знакомство с вашим творчеством?

Ни за что не посоветую! Люди ведь разные! Кому-то интересно одно, кому-то другое.

С удовольствием прочла ваш новый роман «Семь дней до сакуры». Почему именно Япония появилась в Екатеринбурге? Вы были в этой стране?

Я была в Японии два раза и буду еще, я надеюсь, очень люблю эту страну. Конечно, за две пятнадцатидневные поездки страну узнать нереально, но полюбить можно. А почему мы любим то или другое, объяснить невозможно. Екатеринбург совершенно не похож на Японию, но мне захотелось, чтобы Япония была вот тут, за порогом. А одно из преимуществ писателя — возможность придумать то, что тебе на самом деле хочется. Кстати, поэтому у меня в сказках так много героев летает.

Какие традиции, верования, философия японцев вам близки?

Не могу ответить однозначно. Они все далекие, и в них всех есть что-то мне близкое. Существует большая разница между Японией реальной и Японией из наших представлений о ней. В «Сакуре», конечно, описана Япония из моих представлений. Хотя я тоже очень много об этой стране читала и много узнала из поездок. Кстати, «Семь дней до сакуры» написана в 2017 году, сразу после первой поездки в Японию, в нее выплеснулся мой восторг первого свидания с удивительной страной, а в 2018 году, сразу после второй поездки, я сделала еще одну «японскую» повесть — «Дракон Потапов и украденное сокровище». Она тоже скоро выйдет в издательстве «Вилли Винки». «Семь дней до сакуры» реалистична, несмотря на мифологические элементы вроде кицунэ и королевы кошек. Например, клуб «Мусубикан» – реальное учреждение в Екатеринбурге, мои дочери там три года занимались тенсин ся ден катори синто рю (это особое искусство сражения на мечах) и йайто (это искусство разрубить противника одним ударом). Фильм, который смотрят герои, — настоящий японский фильм, я его смотрела в обществе русско-японской дружбы. Героиня живет на моей улице Громова, ее мама работает в онкоцентре… и вообще там много реалий. А «Дракон Потапов и украденное сокровище» — откровенно сказочный детектив.

Вам нравится современная японская литература?

Я не люблю Мураками. У меня после чтения его книг создалось впечатление, что это одинокий человек пишет для одиноких людей. Это не для меня. Даже средневековая Сэй Сенагон мне ближе. Я мало читала совсем современных японских писателей, пыталась, но мне становилось грустно и страшно. Может, просто мне не те книги попадались?

Каких русских авторов любите и с удовольствием читаете?

Из русских классиков — по настроению, вот неделю назад закончила горьковского «Клима Самгина» и решила, что соскучилась по «Войне и миру». Булгакова перечитываю часто. Из современных — читаю больше по обязанности, тех же финалистов «Большой книги», но не всех и не всё. Не перечитываю. Из детских — вот тут довольно много читаю с разной степенью удовольствия, люблю своих «детских» коллег гораздо больше, чем взрослых писателей. Постоянно читаю и новинки Дробышевского и Журавлева по палеонтологии — вот здорово пишут! Зарубежные переводные книги по этой теме тоже стараюсь не пропускать.

Проблема еще в том, что когда пишешь очередную штуку, нельзя читать что-то хорошо написанное и нечитанное, потому что невольно начинаешь писать в стиле читаемого автора. А поскольку я почти постоянно нахожусь в «пишущем состоянии», мало читаю ярких новинок.

А как вы относитесь к электронным книгам?

Хорошая штука в поездках. Я понимаю, что за ними будущее. Но для меня электронная книга — это работа: бесконечные в прошлом чтения рукописей, когда я была в жюри конкурсов, или это сбор информации к книжке или статье медицинской. Не отдых. Не удовольствие. А мне нравится получать удовольствие от чтения, поэтому я значительно, несравнимо больше читаю бумажных книг, чем электронных.

Рекомендуем прочитать интервью с детской писательницей из Казахстана Аделией Амраевой.