По ком звонит колокол?
Встреча с писательницей Надей Алексеевой и презентация романа «Полунощница» в клубе Perspectum

«Маленький остров. Большая история» – под таким слоганом в «Редакции Елены Шубиной» вышел дебютный роман Нади Алексеевой «Полунощница», оказавшийся в финале сразу трех крупнейших российских литературных премий: «Лицей», «Большая книга» и «Ясная Поляна». О том, как рождаются сюжеты и «самовольные» герои, о вине и искуплении, об уверенности и сомнениях, о том, стоит ли ворошить прошлое и если да, то зачем, Надя Алексеева рассказала гостям клуба Perspectum.

Остров Валаам. Наши дни. Накануне Пасхи в монастырь прибывает очередная команда волонтеров-трудников. Среди них москвич Павел, белый воротничок, типичный продукт Садового кольца. Формально он хочет найти здесь следы двоюродного деда, ветерана Петра Подосенова, жившего в местном доме инвалидов, куда после Великой Отечественной войны отправляли с глаз долой искореженных в боях калек. На деле же Павлу надо разобраться с самим собой, с собственной жизнью, с виду успешной, а по сути пустой и бесцельной. Всего одной недели, правда, Страстной, хватит на то, чтобы мир Павла безвозвратно сошел с привычной орбиты.
Вторая сюжетная линия уводит читателя в середину 1970-х. Трагические события, потрясшие тогда инвалидный дом, где доживают свой век забытые и никому не нужные на большой земле фронтовики, колокольным звоном отзываются в дне сегодняшнем.
Жанр «Полунощницы» определить непросто. Это и социально-психологическая драма, и философский роман, местами мелодрама и даже детектив. Одно можно сказать наверняка – это не проповедь с ее однозначными ответами и поучительными наставления. Если выводы и будут, то пусть каждый сделает их сам.
Вот, что о своей книге говорит сама Надя Алексеева.
О рождении «Полунощницы»
Когда мне исполнилось 33 года, я поняла две вещи. Во-первых, в жизни надо срочно что-то менять, испробовать новый опыт. Во-вторых, я хочу написать большой роман, нужна идея.
Для начала решила поучаствовать в каком-нибудь выездном волонтерском проекте. Но все они в основном летние, а на дворе уже стояла осень, и единственной доступной на тот момент программой оказалась трудовая поездка на Валаам. В первый год попала на самые тяжелые работы: копала картошку, сортировала мусор на мусороперерабатывающем заводе. Но в награду за все бытовые тяготы Валаам подарил сюжет будущей книги.
Только на острове я узнала, что в 1950-е там открылся интернат для инвалидов, куда свозили искалеченных ветеранов войны. В советское время об этом не распространялись, да и теперь стараются не афишировать. Мол, к чему ворошить, пусть прошлое останется в прошлом. А я не могла успокоиться. Разворошила, выяснила, что поначалу на Валаам привезли около тысячи человек из Ленинграда, Пскова. В середине 1980-х, когда православие стало потихоньку возвращаться, тех, кто выжил, отправили в карельскую Видлицу. На этом история инвалидного дома закончилась и началась другая – глухое противостояния монастыря и мирян – оставшихся на острове детей и родственников ветеранов.

На Валааме я была дважды, обошла его весь, расспрашивала, наблюдала, фиксировала. Много читала. Историю острова, монастыря, религиозную и святоотеческую литературу, искала информацию о боях под Ленинградом.
Одним из главных «спусковых крючков» стал рассказ Юрия Нагибина «Терпение» и его экранизация – фильм Игоря Таланкина «Время отдыха с субботы до понедельника» с Алексеем Баталовым в главной роли. Именно они, Нагибин и Баталов, подсказали, какими должны стать мои герои-инвалиды. Не жалкими, раздавленными и отчаявшимися, но настоящими, сильными духом бойцами, которые, несмотря на увечья, продолжают жить, искать и находить какие-то радости и утешение.
О самоцензуре
История, открывшаяся мне на Валааме, жгла, не давала покоя. Я чувствовала, что она выбрала меня, чтобы я ее рассказала, выпустила на свободу. А потому не думала, о чем стоит говорить, а о чем лучше умолчать, станут ли книгу хвалить или ругать. Все эти мысли пришли уже много позже. И это, как мне кажется, правильно. Чтобы книга получилась, писатель должен быть честен с самим собой, никакого страха, самоцензуры и робких оглядок по сторонам – как бы чего не вышло. И, конечно, нужно писать о том, о чем ты сам хотел бы прочитать.
На острове слышала: если хочешь рассказывать об этих местах, иди на исповедь, проси благословения на роман. А смысл? Даже если мне запретят, я все равно его допишу, потому что этот замысел уже больше и выше меня. Но на исповедь все же пошла. И исповедник ответил: ну и пишите на здоровье, а почему бы и нет, никакого греха в том нет. А вот то, что маме редко звоните – не дело. Вот о чем стоит подумать всерьез, а вовсе не о том, кто и что потом о твоем романе скажет.
Однако теперь, когда «Полунощница» уже выдержала четыре издания и живет своей, независимой от меня жизнью, я все-таки немного переживаю, как воспримут ее на Валааме. В монастыре есть свой книжный клуб и там ее собираются читать. Не так давно мы созванивались, и я долго объясняла, что это не журналистское расследование, а художественный текст. И хотя он частично основан на реальных событиях, это все же вымысел, драматургия.

Очень хочу однажды вернуться на Валаам и там отблагодарить всех, кто мне помог. Сам остров, в первую очередь. Своего мастера Ольгу Александровну Славникову, которая поверила сама и меня убедила, что выдюжу, справлюсь и эта работа мне по плечу. Своего издателя Елену Даниловну Шубину, рискнувшую опубликовать никому не известную дебютантку. Всех-всех, без кого этой книги никогда бы не было.
О «самовольных» героях
Мне иногда говорят, что в «Полунощнице» переизбыток персонажей. Сразу вспоминаю сцену из фильма Милоша Формана «Амадей», когда император говорит Моцарту, мол, музыка неплоха, но слишком много нот. «Нет, Ваше Величество, – возражает композитор, – нот ровно столько, сколько нужно». С моими героями также – их семеро, столько, сколько мне было необходимо, чтобы решить собственные внутренние личные и писательские задачи.
Пока не начала писать роман, не верила, что персонаж может иметь свою волю, идти туда, куда надо ему, а не тебе, стать твоим собеседником. Оказалось, это единственный секрет достоверности. Я, кстати, почему маме-то не так часто звонила: не считая мужа и кота, со мной, прямо как в общежитии, постоянно находились, ни на секунду не замолкая, мои герои. Каждый со своими мыслями, сомнениями, грехами и искушениями. В такой ситуации уже не до реальных звонков.
Любимчиков среди героев у меня нет. Потому что я их всех люблю одинаково. Из другого чувства писать не могу и не умею. Чтобы персонаж вышел настоящим, подлинным, чтобы начал жить и работать, нужно походить в его ботинках, нужно на время стать им. А если они – это я, выходит, и любить их надо, как себя. Да, в каждом из них присутствуют черты, которые мне самой в себе не слишком симпатичны, которые стараюсь изжить, но они мои, как ни крути.

Реальный прототип есть у героини по имени Ася – бывшей алкоголички, излечившейся на Валааме, во всех смыслах очень светлой, настоящей, человечной. Главного героя Павла во многом писала с себя. Его столичная изнеженность, желание получить все и сразу – тоже мои. Характер и судьбу его двоюродного деда Петра Подосенова, комбрига, раненного при прорыве блокады Ленинграда, несломленного безногого инвалида, продолжавшего, увы, носить смерть в себе, подсказали работы художника Геннадия Доброва, писавшего в 1970-е на Валааме серию портретов «Автографы войны». Остальные образы собирательные, рождались из отдельных черт разных людей. Так, например, регент хора отец Иосиф, бывший студент петербургской консерватории, пришел ко мне, когда мы с настоящим валаамским регентом перебирали груду только что выкопанной картошки и я увидела его тонкие музыкальные пальцы.
О новом романе «Белград»
В декабре 2022-го года я переехала в Белград. Бродила по холодному спящему бесснежному городу, скучала по настоящей зиме, по друзьям. «Полунощница» была уже готова, семеро моих героев меня покинули, и я осталась в полном одиночестве. Учила сербский, если и говорила, то по-английски и в какой-то момент обнаружила, что мой русский становится корявым, словно бы «переводным». Кто-то должен был с этим помочь. А кто, если не Чехов? Перечитала все его рассказы, пьесы, переписку. И поняла, что мы с Антоном Павловичем оказались в схожих ситуациях: он перебрался в Ялту лечить свой туберкулез крымским климатом, тоже тосковал, но именно в этом городе, показавшемся ему после Москвы унылой деревней, написал свои лучшие пьесы, женился, все у него как-то сложилось в этой внутрироссийской эмиграции. А я, одинокая и потерянная, чем не дама с собачкой?

Так родился роман «Белград». Как и в «Полунощнице», здесь переплетаются две сюжетные линии. Современная, в которой новая Анна Сергеевна ищет и находит в Белграде своего Гурова. И историческая, где есть и Чехов, и Ольга Книппер, и молодой Бунин, и прекрасная, залитая золотым осенним светом Ялта. Но если «Полунощница» – это роман о земле, семье и поиске своего пути, то «Белград» – о любви и возможности счастья. С очень светлым, как мне кажется, примиряющим финалом.
Книга уже в типографии, выйдет примерно через месяц. Надеюсь, вам понравится.