Янь Лянькэ: «Писательство — профессия, которая изранит и тело, и душу»
Писатель из Китая — о главных словах юности, литературе и опыте поражения
Теги: Китай | Национальная культура | Писатели | Книги | Литература
Автор: Евдокия Павлова
Янь Лянькэ — один из самых известных современных китайских писателей, автор полутора десятков романов, более пятидесяти рассказов и новелл. Недавно в издательстве «NoAge» вышел роман Яня Лянькэ «Когда солнце погасло».
Вы родились и выросли в сельской местности. Какая там была жизнь, быт, нравы?
Я родом из отдаленной деревеньки в провинции Хэнань. Этот пейзаж можно описать примерно так: холмистая местность, над которой то и дело клубится пыль, лишенные всякой растительности далекие горные пики. Еще несколько десятков лет назад жизнь в этом крае можно было описать всего лишь двумя словами: «бедный» и «революционный». Самое яркое воспоминание, связанное с бедностью, — большую часть года мне не хватало еды и всё время хотелось есть. И детство, и юность я голодал. Поэтому каждый раз с нетерпением предвкушал дни празднования Нового года, когда можно не работать, но наесться досыта. Если же говорить о «революционности», в годы моей средней и старшей школы по стране шагала культурная революция. Даже будучи школьниками, мы большую часть времени учили наизусть революционные цитаты, статьи и стихи председателя Мао. Поэтому именно эти два слова — «голод» и «революционность» — заполнили собой почти все мои юношеские годы. Страшно даже вспоминать.
Можете поделиться интересными историями из детства?
Конечно, детство любого человека в мире наполнено незабываемыми моментами, и я не исключение. Если говорить о забавных случаях, то, безусловно, это «радость бедности». Не нужно учиться, не нужно делать домашнее задание, нет никакого стресса от учебы, нет необходимости из года в год сдавать экзамены. Заучил «Цитатник Мао Цзэдуна» от корки до корки — вот и продвинулся. По сравнению с той учебной нагрузкой, через которую проходит современная молодежь, это было невообразимое счастье.
Если же говорить о том, что трудно забыть, расскажу другую историю. В моменты особенно безысходного голода я частенько залезал в соседский огород и воровал там огурцы. Когда владелец застал меня за этим делом, он схватил меня и, как конвоир, доставил прямо до ворот дома. Там отец поставил меня на колени и бил, бил… до сих пор, когда вспоминаю об этом, чувствую, как от боли ноют ягодицы. Тем не менее именно тогда я по-настоящему стал понимать своего отца и осознавать, как должен проявлять почтительность и любить родителей.
Какие предметы вам больше всего нравились в школе?
У меня не было любимых предметов. Не было ни любви к литературе, ни чувствительности к языку. Я думал лишь о том, как бы поесть досыта, вот чувствительность развита у меня была больше всего по отношению к голоду.
Все дети мечтают о будущем, о том, кем станут, когда вырастут. Есть разница между тем, о чем вы мечтали, и тем, какую жизнь живете сейчас?
Очень жаль признавать, но я никогда не мечтал о будущем. Думал лишь о том, как набить живот, где бы ухватить дефицитного мяса или тарелку жареных яиц. В 20 лет я пошел в армию, и там в первый день нам приготовили безупречно белоснежные мясные баоцзы. Каждую размером с кулак ребенка — настолько они были большие. Это был момент невероятного позора и гордости одновременно: за один присест я съел 18 мясных пирожков. Тогда еще частенько про себя думал, что быть поваром в армейской части — работа, которой можно только позавидовать: одновременно и готовишь, и что-нибудь за щеку закладываешь. Но, конечно, самой завидной должностью была должность начальника подразделения (что-то вроде командира взвода роты), потому как именно он определял, чем мы все будем питаться.
Читала в одном из ваших интервью, что ваша сестра очень любит читать. И вы тоже, пока были в армии, проводили много времени в библиотеке.
Моя сестра любит читать, потому что она с самого детства много болела: если каждый день лежишь в постели, у тебя просто масса свободного времени. Литература помогала ей скоротать такие моменты за чтением. Рядом с ее постелью всегда лежало несколько романов — и, конечно, все они были революционной направленности.
Мне же литература нравилась потому, что, живя в своей глухой деревне, я однажды услышал о парне, который, получив хорошее образование и написав роман, из маленькой деревеньки в Ханчжоу переехал работать в Харбин, что на севере, в провинции Хэйлунцзян. Я тогда и подумал: а почему бы мне тоже не написать книгу, чтобы выехать в город на заработки?
В то время, когда я начал сочинять литературные произведения, мне было, должно быть, шестнадцать или семнадцать лет. Мое писательство порождала не любовь к литературе, а стремление с ее помощью перевоплотиться из крестьянина в благородного горожанина.
Если же говорить о первом произведении, которое мне искренне понравилось, это был роман американской писательницы Маргарет Митчелл «Унесенные ветром». Почему? Потому что он разительно отличается от китайских революционных романов — он наполнен любовью.
Какое литературное произведение вы чаще всего перечитываете?
Почти никогда не перечитывал и не изучал повторно какое-либо произведение. Я не сторонник мнения, что перечитывание хороших книг не может надоесть. Думаю, в мире так много достойных произведений великих писателей, а жизнь наша так скоротечна, что не совсем понятно, почему мы должны вновь и вновь перечитывать произведения каких-либо писателей. Почему бы не постараться уделить это время прочтению нового?
В отношении чтения я на самом деле довольно упрямый и непоколебимый. Если произведение не тронуло и не вдохновило вас при первом прочтении, повторное прочтение тоже вряд ли привнесет что-то в вашу жизнь. Поэтому я поддерживаю идею расширения пространства чтения и размышлений, а не поверхностное чтение одного и того же.
Книги, которые вам нравились, когда вы только начинали писать, и которые вам нравятся сейчас, — это одни и те же книги? Когда вы стали писателем, изменилось ли ваше мнение о литературе?
Изменения колоссальные. Взгляды на литературу постоянно меняются, сплетаются во что-то новое. Как мне кажется, писатели могут продолжать творить только в том случае, если их мнение будет меняться, ведь если всё будет по-прежнему, не станет ли вся литература однотипной?
Как ваши родители относятся к вашим произведениям?Поддерживали ли они ваше желание стать писателем?
Ни отец, ни мать не умеют читать, поэтому они не могут знать, что я пишу. Отец ушел совсем рано, к тому времени, когда я начал публиковать романы, он уже покинул нас. Отношение моей матери к писательству всегда было таково: если это не физическая работа в поле и доход у меня выше, чем у крестьянина-землепашца, должно быть, это достойная профессия, и она поддерживает мою деятельность.
Вы хотели бы, чтобы ваши дети или внуки стали писателями?
Нет. У меня нет ни малейшего желания делать из детей или внуков писателей. Я просто хотел бы, чтобы они были здоровы и жили спокойной полноценной жизнью. Исходя из своего жизненного опыта, я не думаю, что быть писателем в Китае — хороший выбор. По-моему, писательство —профессия, которая изранит и тело, и душу, о вреде для общего состояния организма и говорить не приходится. Написание романа — это словно забег на длинную дистанцию: так же изнурительно и расточительно. С другой стороны, я думаю, если писатель не проходит через душевное утомление и истязание, может ли он вообще считаться писателем? Тогда это просто работа, не больше. Именно впитывая традиции и особую культурную среду, писатель должен быть не просто инженером человеческих душ, а тем, кто впитает всю боль. Изранив душу, он воплощает в своем уникальном художественном творении достоверные факты, тем самым восстанавливая и напитывая таких же израненных людей вокруг себя. Я думаю, что писатель делать это просто обязан. Поэтому и не хочу, чтобы мои дети стали писателями с учетом реалий жизни в Китае.
Вы успешный писатель. Можете поделиться секретом успеха?
У меня не было опыта успеха, и я всегда думал, что нахожусь среди тех, кто потерпел неудачу. Но если уж мне приходится говорить об опыте, то он заключается в том, чтобы всегда быть в состоянии поражения. Я пишу, потому что потерпел неудачу и до сих пор не преуспел, а значит, мне нужно пробовать, стараться писать снова и снова. В литературном творчестве вообще не считаю себя от природы одаренным человеком. Я был в писательстве запоздалым и неповоротливым. Пожалуйста, не просите меня рассказывать об успешном опыте, потому что это совершенно не моя история, не про меня.
Какими отечественными и зарубежными писателями вы восхищаетесь? Если бы вы могли превратиться в литературного персонажа, кто бы это был?
Писателей, которыми я восхищаюсь, очень много. Настолько много, что невозможно определить, какой именно мой любимый. Поскольку каждые несколько лет мое представление о литературе меняется, естественно, и писатели, вызывающие восхищение, постоянно сменяют друг друга. Поэтому уже почти не представляется возможным определить, кто из них повлиял больше.
Выбор литературного персонажа я бы предпочел заменить на выбор персонажа-писателя. Не хочу быть каким-то литературным персонажем, но мне очень хочется побыть кем-то вроде американского писателя Сэлинджера. Почему? Потому что тогда я бы с помощью небольшого количества слов написал «Над пропастью во ржи», которое до конца дней обеспечило бы мое безбедное уединенное существование. Я действительно завидую такой жизни. И хочу быть таким писателем.
Что вы думаете о русской литературе? Кто ваш любимый писатель? Есть ли у вас любимое произведение?
По ряду самых разных причин русская литература оказала огромное влияние на китайскую. Мои любимые писатели варьируются от Гоголя до Тургенева, Толстого, Достоевского и Чехова, вплоть до более поздних «Обелиска» и советской военной литературы: «А зори здесь тихие», «Сорок первый», «Сашка», «Помнить, чтобы жить» — все это когда-то меня завораживало.
О русской литературе больше нечего сказать, кроме как то, что она поистине великая. Но, к сожалению, современную русскую литературу в Китае переводят не так часто, как раньше, и я уже не так хорошо ее понимаю.
Вы бывали когда-нибудь в России?
Очень жаль, но я никогда не был в России. Теперь, когда я старше и у меня слабое здоровье, уже побаиваюсь путешествовать. Но если поеду в Россию, не хочу ехать в большие города вроде Москвы или Петербурга. Я просто хочу прогуляться по местам, где жили писатели, которые оказали на меня такое ощутимое влияние.
Как думаете, есть ли что-то общее у русской и китайской культур?
Поскольку я никогда не был в России, думаю, не в моей компетенции говорить о культурах этих двух стран. Но, исходя из ощущения китайцев, могу сказать, что нас объединяет чрезмерное влияние социальных систем на культуру и даже преобразование культуры под их влиянием. Я не хочу, чтобы система меняла культуру, но хотел бы, чтобы культура меняла систему. Тем не менее в наших странах зачастую именно система влияет на культуру, а не культура, задавая вопросы и ища ответы, меняет эту самую систему.
В чем, на ваш взгляд, главная задача литературы?
Я хотел бы верить, что литература — голос, культурный код конкретного человека, поколения. Это вовсе не должно иметь какой-либо четко очерченной цели. Просто писателю нужно делать то, что он делает. Пока литература всё еще способна сохранить культурный код писателя, другие писатели и произведения могут быть непринужденными и свободными. Пусть писатель выражает все, что он хочет, вне зависимости от того, каково это стремление, пока действительно считает, что может в полной мере воплотить это. Разве не в этом главное чаяние всех писателей мира?
В вашем романе «Когда солнце погасло» все, кроме главного героя — маленького мальчика, — лунатики. Почему же он не как все?
У каждого из нас на самом деле есть неосознанный опыт лунатизма, пусть даже на мгновение или несколько секунд. Лунатизм — это неизбежный опыт для каждого из нас, а не просто метафора или плод воображения.
Почему я выбрал в качестве главного героя и рассказчика еще не обремененного интеллектом ребенка? Помимо того, что он не ходит во сне, он является человеком, который еще не очень интеллектуально развит. Если эту абсурдную, почти безумную историю расскажет не сформировавшийся до конца человек, он сможет создать у истории и у читателей «ощущение реальности». Кроме того, это помогло использовать уникальный, ярко выраженный стиль повествования. А язык повествования — самое важное, что есть в моих произведениях.
Работа над каким из романов оказалась для вас наиболее сложной?
Роман «Мимолетность дневного света» дался мне с большим трудом. У меня тогда здоровье сильно пошатнулось, я писал не сидя и не стоя, а полулежа в кресле с откидной спинкой, специально разработанном для меня фабрикой для инвалидов в Пекине. Представьте, что человек полулежит в этом кресле, пишет медленно, но усердно, свесив руки на подвижный поручень. На написание «Мимолетности дневного света» объемом 400 000 слов потребовалось четыре года, поэтому когда пришло время писать «Когда солнце погасло», писательство уже не составляло такого труда. Думаю, пока мое тело позволяет писать, нет ничего, что могло бы меня тревожить или отягощать. Увы, мой дух никогда не сможет превзойти мое тело. И это самое тело всегда ограничивает мой дух и душу в ее лучших проявлениях и порывах. Этого телесного посредника в писательстве трудно преодолеть, ничего не поделаешь.
В романе «Когда солнце погасло» вы являетесь одним из героев повествования. Можно ли сказать, что роман частично автобиографический?
Янь Лянькэ в романе физически такой же, как и я, но в реальной жизни мы совершенно разные. Янь Лянькэ в романе — всего лишь персонаж. И он, как персонаж романа, это писатель, который исчерпал свои таланты и глубоко страдает от непреодолимой усталости перед писательством. Однако на самом деле меня этот недуг не беспокоит. Меня беспокоит то, что мне еще многое предстоит написать, но мой возраст и здоровье не позволяют мне продолжать писать, как я бы этого хотел. Вот я и поведал вам, о чем тревожится настоящий Янь Лянькэ. Другими словами, пока настоящего меня беспокоит плачевное состояние физического тела, Янь Лянькэ в «Когда солнце погаснет» больше беспокоится о духовном.
Сюжет относит нас и к истории о бабочках Чжуанцзы. В начале каждой главы мы видим заголовок о птицах. Почему вы выбрали образ птиц?
Приятна ваша осведомленность о бабочках Чжуанцзы. Изначально я хотел использовать образ бабочек, но подумал, что это будет давать слишком много отсылок к Чжуанцзы, поэтому выбрал птиц. Теперь же, когда думаю об этом, соглашусь, что бабочки были бы лучше. Только вот жаль, уже ничего не изменить.
Какой реакции на роман «Когда солнце погасло» вы ждете от российской аудитории?
Надеюсь, что российские читатели, когда перелистнут последнюю страницу романа, воскликнут: «О, так вот что такое эта ваша китайская литература! Так вот кто такой этот ваш Янь Лянькэ! Раз так, почему бы не почитать еще его работ».
Благодарим издательство «NoAge» за помощь в организации интервью.