Предисловие
Атлантида
Автор и добрый друг «ЧиМ» театральный режиссер Аркадий Кац — невероятно интересный рассказчик. Его суждения о Шекспире, Чехове, Брехте, Ануе, Вампилове можно слушать часами, а интерпретации поражают глубиной понимания и осмысления. Той же глубиной отличались постановки Аркадия Фридриховича в Рижской русской драме, Государственном академическом театре имени Вахтангова, МХТ имени Чехова, «У Никитских ворот», на множестве других зарубежных и российских сцен. И это не примитивный метод некоторых режиссеров: взять классическую вещь и пересадить на современные реалии. Чего стоит хотя бы такая трактовка Каца: «Утиная охота» — это не о кризисе среднего возраста, тем более не о борьбе с удушающими объятиями советской власти. Это нечто более глобальное и всечеловеческое, новая версия старой истории Фауста (Зилов) и Мефистофеля (официант Дима). Но, в отличие от трагедии Гете, в «Утиной охоте» главный герой теряет душу.
Некоторыми мыслями о творчестве Вампилова, Пушкина, Гоголя и Достоевского Аркадий Фридрихович уже поделился с читателями нашего журнала (номера 9 и 12). Но он не только величина в театральном мире, еще — одессит. Возможно, вторая инкарнация личности не менее важна, чем первая, иначе Кац бы не писал: «Каждый одессит обязан оставить хоть несколько страниц своих личных воспоминаний, а главное — встреч». Родному городу посвящено немало страниц в его книгах «Записки для легкомысленных людей» и «Похвала бессоннице», а сейчас режиссер работает над новой — «Еще раз за Одессу», отрывок из которой мы с удовольствием публикуем. К сожалению, тема города у Черного моря сейчас обросла множеством смыслов, в том числе спекулятивных, поэтому сразу подчеркнем ясно и решительно: в книге Аркадия Каца ни на йоту нет подводных течений и камней. Это мемуары человека, приближающегося к 100-летию, возможно, последнего из ныне живущих носителей настоящего одесского языка и свидетелей быта и нравов погрузившейся в пучину времени Атлантиды.
В своей новой книге автор говорит, что не питает честолюбивых надежд занять место Бабеля, Ильфа, Катаева, Олеши. Но Одесса достойна того, чтобы о ней писали все, кто в детстве бегал по Молдаванке, а в юности фланировал по Потемкинской лестнице и Дерибасовской. По своим ярким краскам и запахам, самобытности, даже метафизической неповторимости с Одессой может сравниться только Баку. В будущем мы обязательно дадим мемуарное слово и уроженцам этого города на Каспии.
Отрывок из мемуаров. Журнальный вариант
Посвящается городу, который меня воспитал
Хочу пояснить, почему я назвал свою книгу «Еще раз за Одессу». «Еще раз» — потому, что многое из того, что будет здесь, уже издано. Но так как книг этих уже не осталось, будет правильно, если я вспомню все еще раз.
Что касается самой фразы «За Одессу», то без нее не обходится ни один день для одессита.
Поговорим за Одессу! Выпьем за Одессу! Споем за Одессу!..
Одесса к этому приучила своих граждан.
***
Города, как люди, индивидуальны. И как люди, есть более яркие и менее заметные. Еще есть города знаменитые. Мой город — Одесса. Это огромная честь и ответственность. Каждый одессит обязан оставить хоть несколько страниц своих личных воспоминаний, а главное — встреч.
Одесса это заслужила.
Помните слова незатейливой песенки:
Ах, Одесса, жемчужина у моря.
Ах, Одесса, ты знала много горя.
Где появляется жемчужина — рядом всегда появляется широко открытый рот. В разные годы это были Турция, Англия, Франция, Германия…
Немцы споткнулись на пороге великого города. Осада длилась много дней и ночей, недаром после окончания войны ему было присвоено звание «Город-герой». Меня это наполняло чувством гордости: так же, как я испытал гордость за то, что в рядах защитников был мой отец — лейтенант Фридрих Кац.
Человека больше всего формирует место, где прошли детство и юность, это навсегда. Я вырос в Одессе и, учитывая мой возраст, возможно, являюсь одним из последних хранителей одесского языка.
Ну а если вы захотите узнать об ушедшей Одессе больше, то достаньте книгу «Почти вся жизнь». Там есть целая глава. Это не самореклама, потому что книги в продаже уже нет.
Об Одессе не писали романы, но сложилось столько легенд, что они тянут на огромное многотомье.
Одесса несла в себе то, что не удавалось огромной стране, — построить коммуну, куда тебя не загоняли насильно, а ты шел по зову сердца. Ядром был двор. Все знали обо всех всё. И даже то, чего не было.
Одесса обладала воображением.
В до- и послевоенное время дворник занимал в жизни дома особое место. Он был чем-то вроде государственного служащего.
Ему вручалась квартира, обязательно на первом этаже. Она располагалась так, чтобы, глядя в окно, можно было видеть каждого входящего и выходящего. Он знал о каждом жильце все, и жильцы это тоже знали, поэтому замечания дворника воспринимали всерьез.
На всякий случай.
На Соборной площади ежедневно, в любую погоду собирались пожилые одесситы и обсуждали до ночи все политические события мира, предсказывая размеры бедствия.
Их называли пикейные жилеты.
Они могли предсказать всё, но, к сожалению, с ними никто не советовался.
***
Классическая фраза «Театр начинается с вешалки» была полностью опрокинута одесситами. Они твердо знали, что театр начинается с окошечка администратора! И еще твердо знали, что билеты, которые всегда были в соседнем окошечке только для приезжих, не покупают, а достают. Одессит никогда не стоял в очереди. Быть крайним унизительно, поэтому в окошко, где восседал администратор, не было очередей. Стояла толпа, и каждый выкрикивал свою фамилию, на которую уже заготовлены бесплатные контрамарки. Администратор тоже одессит, ему это тоже нравилось, и он всем безошибочно выдавал контрамарки — точно по чину. Каждый получивший контрамарку знал свое место и не обижался.
Я же выбрал другой путь. Когда все нагалделись и с удовлетворением, чуть помятые, отходили от окошечка, я не спеша подходил, здоровался и называл свою фамилию. Администратор, а в Одессе работали только опытные, безошибочно угадывал, что я сказал правду. А так как фамилия Кац была чуть ли не самая распространенная, после небольшой паузы он протягивал контрамарку. Так, на всякий случай. Я вежливо благодарил и не спеша заходил в первые ряды. В этом была главная хитрость. Администраторы лучшие места приберегали для высоких гостей, а когда приходил я, других уже не было. Одесса этому не учила.
Это личное.
Города, как люди, не похожи друг на друга, но зависит это не от архитектуры и памятников, а от жителей. В Одессе всегда было множество легкомысленных людей. Возможно, самым страшным сном для них было то, что город может заполниться «здравым смыслом».
Одесса этого не допустила.
Когда я учился в Ленинграде, мне понадобилась сложная операция. Я решил делать ее дома. Моя сестра — врач. Договорилась, что оперировать будет знаменитый хирург Целариус. Фамилия себя оправдала. После операции по настоянию сестры я приехал к нему домой поблагодарить. В назначенное время позвонил в дверь. Открыл хозяин в домашнем халате. Горел свет, шторы были задвинуты, несмотря на то, что день. Сказав все приличествующие моменту слова, я спросил, откуда могла появиться болезнь? Он отодвинул штору. На Соборной площади, куда выходили окна, высился гигантский монумент Сталину. «Как вы думаете, из чего он сделан?» — спросил Целариус. «Из бронзы», — ответил я. «Так вот, если бы я знал ответ на ваш вопрос, мне бы поставили такой же, только из золота!».
Так отвечать умели только в Одессе.
***
В СССР после войны были раздельные мужские и женские школы. Каждый год 1 мая, независимо от температуры воды и воздуха, для всех классов начинался купальный сезон. И хотя после праздника поликлиники и больницы были заполнены школьниками с простудой и воспалением легких, на следующий год все повторялось.
Одесса учила хранить традиции.
Одной из главных примечательностей была знаменитая музыкальная школа-десятилетка имени П. С. Столярского. Он прославился почти как дюк де Ришелье. Естественно, лично дюка я не знал, но Петра Соломоновича слушал. Когда школе присвоили его имя, то, будучи подлинным одесситом, он помнил, что говорить «школа Столярского» ему некрасиво. Поэтому, пользуясь великим одесским языком, называл заведение «школа имени мене».
Одесса воспитывала скромность.
В школах дрались не меньше, чем в других городах.
Но были неписаные законы:
— нельзя двое против одного,
— драка только до первой крови,
— бить ногами немыслимо.
Перечислять можно долго.
Одесса чтила кодекс чести.
Была справедлива. Умного успокаивала, дурака наказывала.
***
1947 год. 16-летний паренек переступил порог храма — Одесского театрального училища. Поднимаясь по лестнице, услышал пение и, когда вошел в зал, увидел добрую сотню абитуриентов, столпившихся вокруг рояля. Половина из них в гимнастерках. За роялем, в белом пиджаке (по тем временам что-то совершенно экзотическое) сидел роскошный брюнет восточного типа. Ударника изображал серьезный широкоплечий парень, стучащий ладонями по крышке, а на рояле стояла высоченная красавица и распевала незабываемые, судя по этим записям, куплеты:
Я Катя, ребенок нежный,
Я интересна, я все могу.
Все мужчины меня знают,
В кабинеты приглашают.
Мне фигура позволяет,
Я Катя…
Восторг. Аплодисменты.
Прививка была сделана, не поступить в такое училище я не мог.
И, конечно же, обязан назвать тех, кто преподал первый урок. За роялем был Петя Рабинович — впоследствии известный эстрадный артист Пьер Рубинов. Ударные изображал один из лучших отечественных актеров театра и кино Владимир Самойлов. А пела Галя Ноженко, ставшая артисткой Одесского русского театра.
Представить себе послевоенную Одессу без театрального училища невозможно. В нем работало огромное количество талантливых людей. Нашему курсу повезло: актерское мастерство преподавали выдающиеся педагоги Алексей Матвеевич Максимов и Мария Исаевна Каменецкая.
***
Я вернулся в Одессу. Увидел афишу, что вечером футбол. Играл «Черноморец». Если бы не пошел, Одесса бы этого не простила. Первым, кого встретил на трибуне, был Алексей Матвеевич. Он выслушал меня и на следующий день назначил встречу в театре армии. Когда я пришел, он уже все решил с начальником театра. Я был принят актером на минимальную ставку. Это была немалая честь.
Одесса меня вознаградила.
***
Первой моей актерской работой в Одесском театре армии была роль конферансье в замечательной пьесе Славина «Интервенция». Вся она заключалась в одной строчке: я объявлял номер Фильки-анархиста, которого играл артист Заславский. И ни разу не покидал сцену, не досмотрев до конца. Первая фраза была самой знаменитой в Одессе и, так как вы уже познакомились с азами, вы сумеете оценить.
— Вы просите песен? Их есть у мене.
Реакция зала была мгновенной, но Филька поднимал руку, и в тишине звучали бессмертные строчки:
Гром прогремел, золяция идёть.
Губэрнский розыск рассылает телеграммы,
Шо мама Одесса переполната ворами
И шо настал критический момент,
И за-е-до-вывает темный элемент.
И, особенно когда танцевал, припевал среднее между свистом, лаем и хрюканьем — с публикой творилось нечто невообразимое.
Однажды к администратору, который в дни спектакля «Интервенция» запирался на ключ, все же сумел ворваться военный летчик. Он потрясал телеграммой и кричал, что прилетел с Дальнего Востока. Когда прочитали бланк, его пригласили в зал и нашли-таки для него стульчик. Телеграмма была короткой: «Срочно прилетай. Увидишь то, что больше не увидишь. Папа».
Об этом случае говорила вся Одесса.
***
До сих пор многие вспоминают, что в детстве самым вкусным был знаменитый гоголь-моголь. Свидетельствую: это блюдо создали одесситы. Туда входило много полезных ингредиентов. Яичные желтки с сахаром взбивали до тех пор, пока не поднималась пышная масса. Дети, в том числе и я в свое время, обожали. Конечно, читал, что это перевод с немецкого, но не верю.
Одесса с пеленок воспитывала любовь к классике.
***
Философы в столицах не рождаются. Последний раз их видели в Одессе.
Биндюжники — ломовые извозчики Молдаванки, были главными хранителями одесского языка. Это гордое племя воспето в городском фольклоре. Когда то же самое пытались сделать неодесситы — это заканчивалось конфузом.
Вспомним строчку из знаменитой песни о Косте-моряке:
И все биндюжники вставали
Когда в пивную он входил.
Так вот: биндюжники не встали бы, даже если вошел император Николай. Одесса почитала гордость.
Биндюжники выделялись особым благородством. Думаю, что это от постоянного общения с самыми умными, красивыми и гордыми животными — лошадьми.
Лошади были такими же неустанными тружениками, как их друзья. Они даже спали стоя.
Отрывок из мемуаров «Еще раз за Одессу» был опубликован в журнале «Человек и мир. Диалог», № 3 (16), июль – сентябрь 2024
