Пылкие и неповторимые

«Великие грузины русского музыкального театра» в клубе Perspectum

На своей первой лекции в клубе Perspectum театровед, кандидат искусствоведения и постоянный автор журнала «Перспектива. Поколение поиска» Ярослав Седов вспоминал о грузинских актерах и режиссерах, ставших легендой русской драматической сцены. Но этот разговор оборвался бы на полуслове без рассказа о выходцах из Сакартвело, чей талант раскрылся в опере и балете.

А потому первую в новом сезоне встречу клуба посвятили именно им — великим грузинам русского музыкального театра.

Чудо из ничего

Первое, что видят гости петербургской Мариинки, входя в зрительный зал, — роскошный занавес, слепящее золото на фоне благородной синевы. Придуманный в 1914 году художником Александром Головиным, он повторял узор шлейфа коронационного платья императрицы Марии Александровны, супруги царя-освободителя, подарившей театру свое имя. Однако до 1950-х главный символ тогда еще Кировского театра был огненно-красным. В синий, в тон остальным интерьерам, его «перекрасил» другой великий художник — Симон Вирсаладзе. И это лишь одна из его многочисленных революционных находок, обеспечивших ему место в пантеоне русского театра.

Если совсем коротко, то Вирсаладзе, много лет работавший с Юрием Григоровичем и оформивший все его постановки, создал матрицу современного театрального языка. Пожалуй, главное его изобретение — принцип единой установки, единого изобразительного решения, когда у каждого спектакля появляется свой визуальный центр, вокруг которого строится все действие. В «Каменном цветке» это малахитовая шкатулка, в «Легенде о любви» — книга. Вирсаладзе прослыл мастером театральных трюков и визуальных фокусов, которые ткал словно бы из ничего, из воздуха, из незначительных мелочей, поставленных им на службу замысла. Так, в «Лебедином озере», благодаря особому оформлению пола, герои словно бы парили над волнами, а в «Спящей красавице» оказывались в зачарованном, каждым листочком трепещущем лесу. Простая сетка под его руками превращалась в шелк, бархат и парчу.

По молодости ему довелось посмотреть мир. Из западноевропейских музеев Вирсаладзе привез особое видение цвета и света — где-то рафаэлевское, где-то импрессионистическое, причудливо дополнявшее его врожденное, национальное чувство прекрасного. У шедевров Симона Вирсаладзе один недостаток: никакая запись в полной мере не передает их полноты, объема и волшебства. Так что приходится верить на слово тем, кто оказался их счастливым свидетелем.

Движенья быстры, он прекрасен

О танцовщике, хореографе и педагоге Вахтанге Чабукиани еще при жизни слагали легенды. Высокий красавец, он умел кружить головы — и на сцене, и в жизни, и в прямом, и в переносном смысле. Сын плотника и портнихи, в балет Чабукиани попал по счастливой случайности и остался до конца своей долгой жизни. Объехал с гастролями весь мир, работал в паре с первыми балеринами. Свой последний спектакль станцевал в 58 лет, а после воспитывал все новые и новые поколения артистов.

В его карьере было много актерских удач. Чего стоит одна только партия Отелло, где Чабукиани становится живым воплощением ревнивого экстаза, бушующего страдания, «Божьей грозы». Его жгучая страсть затапливает все вокруг и в фильме-балете «Лауренсия» — там он выступил не только как исполнитель главной роли, но и как балетмейстер, окрасив испанские танцы грузинским настроением. Специально для Вахтанга Чабукиани и Галины Улановой Агриппина Ваганова поставила невероятно сложное и трюковое па-де-де Дианы и Актеона, восстановив фрагмент утерянного еще в начале 1920-х годов спектакля «Царь Кандавл». Сегодня про «Царя Кандавла» помнят только историки театра, а роскошный дуэт, доведенный Чабукиани и Улановой до совершенства, остается одним из самых популярных концертных номеров, известных во всем мире.

Птицы певчие

Народ, чьи дети начинают петь раньше, чем говорить, не мог не подарить миру и прославленные оперные голоса. Среди них и звезды Большого театра, партнеры и одноклассники — Зураб Соткилава и Маквала Касрашвили. История о том, как профессиональный футболист, игрок основной сборной тбилисского «Динамо» переродился в прославленного тенора, выступавшего на сцене Ла Скала и лондонской Королевской оперы, заслуживает отдельного обстоятельного рассказа. Путь Маквалы Касрашвили был все же более традиционным, хотя и не менее блистательным. В ее репертуаре значились Чайковский и Моцарт, Прокофьев и Шостакович, Верди и Пуччини. С одинаковой легкостью прима работала и на колоратурной высоте, и на глубине, граничащей с меццо. С годами ее голос становился лишь красочнее и насыщеннее. Вершиной актерского и вокального мастерства до сих пор считается дуэт Отелло и Дездемоны, поставленный для Соткилавы и Касрашвили Борисом Покровским. Они исполняли его по очереди с другой звездной парой Большого театра — Тамарой Милашкиной и Владимиром Атлантовым. Кто-то усматривал в таком распределении творческую конкуренцию, но было бы правильнее назвать его актерским состязанием, где победитель всегда один — зритель.

Цикл встреч клуба Perspectum продолжится 24 ноября лекцией директора музея-квартиры Майи Плисецкой Оксаны Карнович, приуроченной ко дню рождения выдающейся балерины.