Елена Борода: «Если у человека есть дар, он любые препятствия расценит как ступеньки для роста»
Российский писатель — о Пушкине, современных подростках и писательской участи
Елена Борода — писатель, российский филолог, литературный критик, лауреат Международной детской литературной премии имени В. П. Крапивина и финалист Международной литературной премии «Книгуру». Недавно в издательстве «КомпасГид» вышел ее сборник рассказов «Зум. Карантинная история», а так как наши журналы тоже создавались в карантин, мы решили, что нам есть о чем поговорить с Еленой.
Вы по образованию филолог и до сих пор преподаете русский и литературу подросткам. Мне кажется, у вас в жизни все идеально сложилось: умение писать и возможность наблюдать. В какой момент вы решили, что нужно выходить из тени и предлагать свои произведения для публикации?
Начнем с того, что я разграничиваю эти две сферы своей деятельности. У меня даже был период, когда мои ученики не знали, что я писатель. Сейчас это уже не скроешь, а раньше не афишировала, что пишу. И не из какой-то ложной скромности, просто мне было так удобнее.
Но у меня есть еще одна зона везения: я мама двух читающих мальчиков. Вернее, старший читает, младший не очень (у него есть какие-то другие интересы), но тем не менее у меня есть возможность наблюдать, быть свидетелем того, как они делают свои открытия. И это громадное удовольствие. Я всегда любила читать и всегда любила делиться. И вот, наверное, моя работа мне это позволяет. Я из многих или немногих счастливых людей, у которых профессия и увлечения совпадают.
Быстро ли вы заключили контракт с издательством? Какие меры принимали, чтобы вас начали публиковать?
Первые литературные опыты были у меня, как у всех, еще в школе. Потому что кто только в юности не писал стихов! Но первый серьезный опыт с издательствами начался с рождением первенца: я стала писать для него сказочки. А потом попала на семинар молодых писателей, пишущих для детей, который курировался фондом Филатова. Занятия вели Валерий Воскобойников, Марина Бородицкая, Эдуард Успенский. То есть хорошая школа была! Но тогда с моими сказочками Успенский разгромил меня: он был достаточно жестким человеком по отношению к молодым литераторам. Сказал, что это мамское творчество, которое все пишут. Прав, конечно, был, потому что это оригинально только для того человека, который пишет это. Ведь каждый пишущий человек считает, что делает какое-то открытие, изобретает очередной велосипед. И не понимает, почему все вокруг смеются. Это я сейчас, конечно же, утрирую, тогда никто надо мной не смеялся. Но слова Успенского меня задели.
Но на следующий год я уже поехала с новой повестью «Младшие Экзюпери», которая в 2011 году стала лауреатом премии им. В. Крапивина. То есть начала-то со сказочек, а потом как-то пошло все на вырост, я как бы совершила экскурс в свое собственное детство и остановилась на подростковом возрасте. Так получилось, что всю свою педагогическую деятельность работаю с подростками. То есть это мой возраст — 14, 15, 16 лет. И, наверное, мне таким образом явилась подсказка: пиши для тех, кого хорошо знаешь.
Самое главное — у вас не отбили желание писать дальше.
Тогда я поняла такую вещь: когда ты пишешь для своей мамы или учительницы литературы, которые тебя хвалят и говорят: «Какая ты молодец, талантливая», — это одно. Кстати, моя мама до сих пор хранит какие-то мои детские рукописи.
Но когда ты выходишь на какое-то большое пространство, то там тебя никто не обязан ни хвалить, ни любить. Там достаточно объективная аудитория. И она в большинстве случаев критикует, нежели говорит приятные вещи. К этому надо быть готовой. И если ты хочешь писать, значит, будешь писать несмотря ни на что. Если у тебя есть к этому есть стремление и предрасположенность, то никто и ничто не остановит!.. А кто не боится критиков? Все боятся! Я очень боюсь отрицательных отзывов! Ну что делать, выбирая себе такую профессию, ты на это подписался. Когда принимаешь серьезные решения, должен просчитывать все возможные последствия и быть к ним готовым. И нелицеприятные отзывы, и критику, и готовность к тому, что не всем ты понравишься. Поскольку все это входит в комплект минусов профессии «писатель».
Но упорство и упертость — это еще и черта вашего характера. Вы же Козерог!
Да, наверное. Мне сложно судить, потому что внутри-то себя я лучше знаю, вижу все свои уязвимые места, и их больше — и моментов слабости, и моментов сомнений. Но со стороны, наверное, да, я кажусь сильной и целеустремленной. Это мое сознательное решение. Я понимаю, что иначе нельзя. Без падений не пройти любой путь. Иначе ничего не получится.
А семья поддерживала вас в желании стать писателем?
Ну, я не с бухты-барахты решилась. Муж, когда мы познакомились, прекрасно знал о моем увлечении литературой. Но, вообще, знаете, к любым занятиям творчеством (будь ты художник, музыкант, литератор, особенно если ты не член Союза писателей) отношение такое, как к хобби, очередному увлечению, чему-то несерьезному. Хотя это, безусловно, профессия, работа, труд. Конечно, у близких было такое отношение, что это хобби, скоро пройдет. Но пока не прошло! (Смеется.)
Но я четко разделяю семью и работу. Семья не должна отвечать за то, что я писатель. Понятно, если мне нужно сдать рукопись или срочно сделать редактуру, они переходят на полуфабрикаты, не ждут от меня изысканных обедов, поскольку прекрасно все понимают: мне надо работать. Но осознаю, что они не подписывались на то, чтобы я считала себя гением и пренебрегала своими семейными обязанностями. Моим детям неважно, в конце концов, что я великий писатель, им главное, чтобы сказку на ночь почитала, какие-то вопросы разрулила, накормила, обняла. Поэтому стараюсь не злоупотреблять их доверием.
Хотя, конечно же, семья поддерживает меня. Можно сказать, что в этом плане у меня все гармонично. Если бы я не чувствовала их поддержку, мне было бы сложнее.
Муж — творческий человек?
У мужа техническое образование, он инженер-строитель. Но у него потрясающее чувство юмора, которого у меня нет. Я люблю смеяться над чужими шутками, но сама редко их придумываю. Поэтому нагло ворую шутки у мужа. Во-первых, он очень быстро на все реагирует (я же тугодум в этом плане). И все его словечки, шутки, ситуации подмечаю, особенно если он дома что-то рассказывает или я становлюсь свидетелем, как он общается со своими друзьями. А он сохранил стиль общения, как бы сейчас сказали, токсичный. Но они с товарищами не считают его токсичным — это постоянный подстеб, шуточки друг над другом. А я все подслушиваю. И записываю в блокнотик, что он там сказал, потом это использую. Он иногда шутит: «Почему ты не ставишь меня в соавторы?». А я говорю: «А ты готов со мной ездить на презентации и встречи и разделять это бремя литератора?»
А сыновья — творческие? В кого пошли?
Мне кажется, старший, Дима — творческий, но еще не определившийся. Он занимался резьбой по дереву, любит читать, задает сложные вопросы. Мне очень интересно с ним, он еще и в возраст вошел «мой» — ему 16 лет. Но интересно и с младшим. Ему 11 уже. Он более рациональный. Даже по тому, как они характеризуют мою профессию. Дима говорит: «Мама писатель, ну еще и преподает в школе». А младший говорит: «Моя мама учитель, ну еще и книжки пишет». Сразу видна иерархия приоритетов по тому, как они меня оценивают.
Назовите классиков русской литературы, которые повлияли на вас как писателя.
Я очень люблю Достоевского. И, наверное, в первую очередь он. Многие считают его мрачным, но для меня он очень светлый писатель. Потому что во всех его произведениях есть мысль: в какую бы бездну вы ни погружались, всегда есть выход — все зависит от человека. И мне кажется, чем глубже бездна, тем светлее его мысль: все равно ты имеешь шанс вернуться к свету, спастись, найти правильный путь.
В целом не люблю Тургенева, но считаю, что его «Отцы и дети» — просто шедевральная книга. Я каждый год ее перечитываю, и она меня увлекает по-новому, утягивает.
Очень люблю Лермонтова, но тоже не всего. «Герой нашего времени» — это шедевр. Но все-таки Лермонтов не мой поэт и писатель. А вот Пушкин мой. Вот, пожалуй, мои самые любимые классики и произведения.
Пушкин — действительно «солнце русской литературы»? В чем его феномен?
Да! (Очень уверенно.) Я этим вопросом задалась на каком-то этапе своего жизненного пути, уже в достаточно зрелом возрасте. И столкнулась с очень интересной вещью. Спрашивала профессиональных филологов, учителей литературы: почему Пушкин — наше все? Хотя у него даже фамилия какая-то смешная, если вслушаться. Сама начала разбираться и хочу донести до своих учеников: для ответа на этот вопрос нужно вернуться в прошлое и понять, что он сделал для того времени. Он, по сути, создал русский язык, завершил и довел до ума реформу, которую начал Карамзин, когда случилась борьба между консерваторами и новаторами русского языка. И Пушкин действительно подарил нам русский язык. Мы все говорим на языке Пушкина! Он с присущей ему гениальностью соединил воедино сплавы классического, разговорного и литературного языка, создал совершенный образец речи, который остается нашим литературным и разговорным языком до сих пор.
Во-вторых, затронул все темы, которые были актуальны на тот момент и актуальны сейчас. Конечно, он не писал о влиянии Интернета на подростков, поскольку тогда Интернета не было, но любовь, дружба, долг, русский характер, бунт, национальные традиции и наши корни — какие только темы он не затронул!
А то, как он пишет, каким языком! Его стихи звучат, как музыка!
Еще одна важная вещь, которую сделал Пушкин, — поставил писателя (художника) на приличествующее ему место в иерархии профессий. Причем он показал: это труд, профессия. До него поэты и писатели были на уровне шутов (Тредиаковскому же дали пощечину прилюдно), на уровне почти обслуги, а Александр Сергеевич это все взял и перевернул, заставил уважать писателей и их труд. Пушкин опередил свое время, и о его наследии можно говорить бесконечно.
Предопределено ему было стать великим поэтом? Писательство — это дар?
Ну конечно дар! Также Моцарта ты слушаешь и не понимаешь: ну откуда же он это взял? Просто ангелы напели, человек так не может! И у Пушкина — то же самое. Он пишет для всех, никого не отвергает. У него нет избранности. Он может быть понят любым человеком (другое дело — с какой степенью глубины). Но опять же: эта глубина — она ведь не требует начитанности, жизненного опыта. Вот произведения Достоевского требуют какого-то жизненного опыта: жил, встречал людей, переживал или наблюдал какие-то ситуации, вник, осознал. А вся глубина восприятия поэзии Пушкина зависит только от эмпатии конкретного человека, его восприимчивости.
Но влияет же окружение, образование, то, в какой семье человек родился?
Я думаю, если у человека есть дар, он любые препятствия расценит как ступеньки для роста! Как тот осел из притчи, которого камнями закидывали в колодце, а он по этим камням выбрался.
А вообще, если вы хотите понять, можно ли сделать себя великим, изучите биографию Гумилева. Николай Степанович — обычный талантливый поэт, который сделал из себя гения.
Что для вас в творческом процессе самое интересное?
Самое большое удовольствие, конечно же, получаешь от результата. Сам процесс написания книги тоже интересен. Но не могу сказать, что с большим удовольствием сажусь к компьютеру, чтобы писать. Я, как и многие люди, больше люблю развлекаться. И мне лучше читать, чем писать. То есть, повторюсь, писать — это труд. Но когда уже погружаешься в свой выдуманный мир, то писать — здорово. Ты уже и своих героев любишь, и думаешь, чем все это закончится. И это приятно, когда вырисовываются герои, завязывается сюжет… И редактура приятна. И вычитка приятна. Мне, в принципе, все нравится, от всего получаю удовольствие. Самое приятное, конечно, когда держишь в руках книжечку. Гладишь обложку, изучаешь ее…
Свою книгу «ZOOM. Карантинная история» вы писали во время изоляции, когда остальные не знали, что делать. Скажите, чему научил вас период самоизоляции?
Надо сказать, когда все только началось, я ничем не отличалась от остальных: тоже была растеряна и погружена в этот всеобщий хаос.
Я как-то говорила уже, что когда находишься в процессе каких-то важных событий, которые явно исторические, лучше фиксировать эти моменты, а осознание и анализ (художественная переработка) придут потом. Но тут я даже не фиксировала. Вместе со всеми этот сложный период переживала и пыталась приспособиться к нему. А процесс написания карантинных историй начался чуть позже. Сначала вообще не знала, что писать. У меня была вынужденная пауза: и психологическая, и обстоятельства так сложились. Поэтому эта книга — скорее посткарантинная вещь. Просто записывала какие-то отдельные истории: я их задумала как тренинг для себя (чтобы не разучиться писать). А потом на каком-то этапе количество переросло в качество, и получились связи между героями. У меня так часто бывает: герой появляется постепенно, и потом уже хочется про него писать. Так и здесь сложилось. Потом вырисовалась книга и оказалось, что для меня это прежде всего история не про карантин. Моя цель была не зафиксировать этот момент, а показать, что в условиях меняющейся реальности сначала кажется: это конец света, а потом оказывается, что у хаоса есть выход, если ты его найдешь — молодец. Испытания нас закаляют, это абсолютно точно!
Юных героев вашей книги одолевают совсем не детские проблемы. Вы пишете про желание легкого заработка, шантаж, про их опасные увлечения, соперничество, стремление самоутвердиться, доказать своим родителям, что ты другой. Современные подростки совсем не похожи на нас, взрослых, в их возрасте?
Когда мне задают этот вопрос, не могу обобщить — какие же современные подростки. Я же нахожусь, что называется, внутри ситуации: общаюсь с ними и вижу, какие они разные. Могу назвать какие-то черты, но не могу сказать, что они определяющие, и все подростки такие. Они более критично относятся к миру, задают много вопросов, небеспрекословно слушаются и не воспринимают все на веру (какой-то скепсис у них есть). Они более прагматичны, чем, допустим, мое поколение. Мы что-то делаем из желания кому-то сделать приятно, стараемся, что называется, быть удобными. Современные подростки рациональнее распределяют свои силы. Они более уверены в себе. Но они разные! Не могу сказать, что они какие-то бездуховные, незаинтересованные, инертные. В большинстве случаев это не так, потому что та инертность, про которую все говорят (сидят в телефонах, не могут определиться), может, она есть, но в большинстве случаях за инертность принимают то, что у них много возможностей, и они не знают, за что ухватиться. Да, умению определиться надо научиться, но взрослые не всегда ориентируются в том мире, в котором живут подростки. Даже в информационном поле. Потому что они знают гораздо больше, чем мы. Поэтому взрослые не всегда с ними совпадают. Не всегда могут дать совет, а если и дают, то с позиции своего времени. А у современной молодежи уже другие интересы, другие имена, другие кумиры — все совсем другое.
Что бы вы пожелали родителям детей-подростков: как вам кажется, как правильно воспитывать детей?
Мои слова не прозвучат советом. Потому что тут так: если родитель готов погрузиться в мир своего подростка, он найдет с ним общий язык. Но могу подметить вот что. Знаете, что больше всего ценят подростки? Искренность! Искреннюю заинтересованность! Когда они понимают, что я не притворяюсь, мне действительно интересен их мир, их увлечения, они начинают доверять мне, хотя и испытывают шок: «Вам действительно это интересно?!». Не могу сказать, что мне все понятно и все нравится. Да, на аниме они меня подсадили. На киновселенную Marvel тоже. Но корейские дорамы я не понимаю. И тут важно не притворяться, а говорить, как есть. Если не поймешь — ничего страшного. Но я знаю родителей, которые впадают в крайность: они начинают насильно себя приучать к увлечениям ребенка (смотреть эти сериалы, читать современные книжки). Все должно быть естественно! Искренность и интерес — вот главное в нахождении общего языка со своим ребенком-подростком. И тогда они придут к вам за каким-то советом и помощью. Будут делиться своими сомнениями. Просить помощи. Им не нужен еще один друг, им нужен родитель, им нужен учитель.
Скажите, а как Интернет и социальные сети повлияли на современную литературу?
Помимо того, что они везде присутствуют? Мне кажется, что сейчас более динамичным стал сам текст. Современный читатель не любит длинных рассуждений: повествований, описаний, к которым мы привыкли, читая более медитативную литературу XIX века. Ну и потом, современный лексикон — он очень сильно изменился.
А если глобально — то это пресловутое клиповое мышление. Хотя есть дети, может, их и немного, которые мыслят по-другому.
Еще есть такое явление, как разница между публичной жизнью и личной. Для кого-то личной информацией являются сведения о себе. А для кого-то более интимными — собственные мысли по поводу. И один предпочитает скрывать личные данные, а для второго недопустимо (потому что это внутреннее и сокровенное) поделиться своими мыслями и размышлениями. Хотя это уже не публичная жизнь — душа.
Поэтому подростки немного иначе смотрят на произведения, у них идет отбор: где настоящее, а где аватар. И, мне кажется, в этом смысле им легче понять природу художественного вымысла. Я, например, когда читала литературное произведение, так или иначе персонажа ассоциировала с писателем (хотя понятно, что мы разграничиваем лирического героя и автора). А для современного поколения это само собой разумеется. И это влияние соцсетей. Они привыкли: пишешь одно, а на самом деле думаешь, чувствуешь и живешь порой по-другому.