Земля и море Виктора Конецкого Татьяна АКУЛОВА-КОНЕЦКАЯ, библиограф
Теги: Национальная культура | Писатели | Живопись | Художники
Фото Р.П. Кучерова
Фото из архива автора
На днях, перечитывая Константина Станюковича, обратила внимание на его слова: «Только в глупых книжках моряков изображают какими-то “морскими волками”, для которых будто бы ничего не существует в мире, кроме корабля и моря. Это клевета на моряков. И они, как и все люди, любят землю со всеми ее интересами, любят близких и друзей — словом, интересуются не одним только своим делом, но и всем, что должно занимать сколько-нибудь образованного и развитого человека».
Эту мысль разделял и Виктор Конецкий.
Его родителям в победном 1945 году было угодно отправить сына осваивать профессию военного моряка-штурмана. Мать работала за копейки в Мариинском театре распространителем билетов. Отец жил отдельно, пил…
Сам Вика, так звали его в семье, мечтал стал художником. «Рисую с тех пор, как помню себя, — рассказывал он. — Учился немного. Ходил во Дворец пионеров к педагогу Рязанской. Через год был переведен в изостудию Дворца, куда брали ребят старше 16 лет, а мне было лишь 12. Тогда же, в 1941 году, состоялась моя первая выставка. Рисунки ленинградских школьников экспонировались в витринах Дворца пионеров, выходящих на Невский проспект». А потом — война, бегство от немцев из-под Полтавы (там намеревались провести каникулы), страшная блокадная зима 1941–1942 годов, эвакуация. Возвращение в родной Ленинград в 1944-м. Виктор год занимался на вечернем отделении Художественного училища на Таврической улице. «Поступать пришлось через экзамен, — вспоминал он. — Меня не только приняли, но нашли более чем обычные способности, может быть, даже талант».
Но воспитанников военно-морских училищ не только учили, но и кормили, обували. И было очень жалко мать, измученную блокадой, войной…
С первых морских практик на учебных кораблях в Финском заливе, а затем на Краснознаменном Северном флоте Конецкий полюбил морскую среду — «людей особого склада, поменявших веками выработанный земной порядок жизни на палубу корабля». И море полюбилось, стало и судьбой, и спасением: «Оно умеет заглядывать в душу, это мокрое соленое существо, которое двигается вслед, которое не знает, что такое покой, которое никогда не может удобно улечься в жесткое ложе своих берегов».
А живопись? «Как только садился за мольберт и окунал кисточки в краску, время останавливалось, — делился Конецкий. — Я стал писать [прозу] потом, это просто органично заменило рисование».
Богатый профессиональный опыт, полученный во время службы на Северном флоте, а затем в плаваниях на торговых и научно-исследовательских судах, подарил Виктору Викторовичу «опыт “переплавки” фактов в образы, географии — в литературу».
Как моряк Виктор Конецкий увидел многое, но ничто из увиденного не смогло для него сравниться с Арктикой. Там он оставил свое сердце, там — и для меня — он и сегодня стоит вахты «четыре через восемь». А потом, как повелось, — садится за дневник, из которого рождаются книги.
…Второй выставки в Доме писателей им. Маяковского в Ленинграде писателю-моряку Конецкому пришлось ждать 40 лет. Она состоялась в 1982 году. Его читатели думали увидеть морские сюжеты, буйные океанские волны, северные рассветы и закаты. Но этого в его работах мало. В море картин не писал: оно рождалось «по памяти», когда уже осел на берегу и затосковал. Думаю, то была тоска и по морскому братству, понятности монотонной, но нужной морской работы и, конечно, по красоте, ведь «чем дальше на север, тем беднее пейзаж, но воздействие его сильнее».
«Больше я люблю наши домашние пейзажи, цветы, собак», — признавался Виктор Викторович. Золотые краски осени, зеленые кроны деревьев, нежность летних цветов — «вечная в искусстве радость жизни», считал он.
Виктор Конецкий писал в книге «Соленый лед» (и это его творческое и человеческое кредо): «В наш сложный век, когда искусство мира мучительно ищет общие истины, когда запутанность жизни вызывает необходимость сложнейших анализов психики отдельного человека и сложнейших анализов жизни общества, — в наш век тем более не следует забывать художникам об одной простой функции искусства — будить и освещать в соплеменнике чувство родины.
Пускай наших пейзажистов не знает заграница. Чтобы не проходить мимо Серова, надо быть русским. Искусство тогда искусство, когда оно вызывает в человеке ощущение пусть мимолетного, но счастья. А мы устроены так, что самое пронзительное счастье возникает в нас тогда, когда мы ощущаем любовь к России».
Статья была опубликована в журнале «Человек и мир. Диалог», № 2(11), апрель – июнь 2023 г.
