ЗИМНЕЕ ЧТЕНИЕ
Некоторые люди зимой читают значительно больше, чем летом. И это, в общем, понятно. Зимой из дома даже в выходной день не всякий раз выйдешь — на улице то снегопад, то потоп, то ледяной ливень. А дома — чай, кот, плед и книжка. Обязательно интересная книжка! Чтобы сразу захватила, долго не отпускала и оставила след если не в душе, так хотя бы в памяти.
Вот вам сразу три таких новинки.
Евгений Мамонтов «Моё немое кино». М.: ИД «Городец», 2022
Неизвестный мне доселе Евгений Мамонтов из Красноярска написал одну из лучших, на мой вкус, книг 2022 года. Пока я размышляла о том извилистом пути, которым произведения добираются до своих читателей, сборник из двух повестей «Моё немое кино» получил главную награду общероссийской литературной премии «Дальний Восток» им. В. К. Арсеньева в номинации «Длинная проза», чему лично я очень рада. Арсеньевскую премию дают за сочинения, так или иначе связанные с Дальним Востоком, и Мамонтов, как уроженец Владивостока, сделавший к тому же этот город местом действия одной из повестей книги, пришелся здесь очень кстати. Любопытно, что название города в повести «Моё немое кино» почти не встречается, но при этом сам Владивосток, как живой, восстает здесь за каждой страницей. И мосты, и жуткая провинциальность, и стремление уехать почему-то в Калининград (у жителей Владивостока через одного присутствует интерес именно к этому городу)… У Мамонтова вообще очень живая, не вымученная проза, воспринимать которую не мешают даже гипертрофированные сноски, где словно бы за кадром происходит параллельное действие (какое из них важнее — еще вопрос, так что слова главного героя о том, что сноски якобы все равно никто не читает, воспринимаются как приглашение к чтению). И, что особенно любопытно, это достоверная проза. Главные герои, от лица которых ведется повествование и в «…немом кино», и во второй истории «По-честному» — молодые люди (во второй это вообще подросток, переживающий развод родителей). Когда не очень юные писатели (а Мамонтов отнюдь не мальчик — я погуглила) высказываются от лица «молодежи и юношества», это чаще всего похоже на то, как Пьер Ришар в фильме «Папаши» пытается сойти за своего в компании двадцатилетних («О, какой ударник!»). Основная эмоция читателя таких книг — испанский стыд. Но к Евгению Мамонтову сказанное выше не относится. Его герои — не ряженые старцы, заплывшие взрослым жиром: нет, они по-настоящему юные. Им веришь. В них веришь. Сочувствуешь и понимаешь. Смеешься вместе с ними над ними же: обе повести сборника настояны на самоиронии, как на спирту. Подлинная самоирония — редкая и потому особенно ценная нынче вещь. Все писатели вдруг резко стали такими серьезными, особенно по отношению к себе.
Герой повести «Моё немое кино» (остановлюсь на ней подробнее, вторая не так впечатлила) — молодой преподаватель английского языка, вдруг решающий открыть во Владивостоке киноклуб и показывать всем желающим свои любимые фильмы.
Текст представляет собой своеобразный дневник, где киноликбез без претензий соседствует с ежедневным подвигом жизни простого горожанина. Иногда героя, впрочем, выносит к философским берегам: «Мне кажется, что особенное обаяние животных в том, что они молчаливы. Еще молчаливы пейзажи. Портреты». Или: «С виду тот же сантехник и, скажем, Филип Гласс устроены одинаково… Так ведь они и на самом деле устроены одинаково — вот что интересно!»
Немое кино для героя повести — отдушина, ведь там тоже все молчат (иногда, впрочем, приходится нанимать тапера). Когда он арендует зал под никому не нужную, как может показаться со стороны, просветительскую деятельность, в жизни его начинают происходить удивительные вещи — и здесь в дневниковый реализм вплетается магия: магия кино или, возможно, магия слова… В общем, я наслаждалась этой повестью от первой до последней страницы — и это при том, что про немое кино волею судеб знаю чуть больше автора. Но речь вообще не об этом. Кино здесь — лишь фон для человеческой жизни: жизни человека, загнанного в жесткие рамки и сумевшего превратить их в свой собственный полный метр.
Аннете Бьергфельдт «Песнь песней на улице Палермской». Перевод с датского Анатолия Чеканского. М.: ЭКСМО, 2023
Всегда интересно читать о том, какими видят русских европейцы — точнее, видели прежде, до всем известных событий. У романа датской писательницы Аннете Бьергфельдт — русские корни, эксцентричную бабушку главной героини зовут Варинька (именно так, через «и», как было принято в XIX веке), в юности она выступала в петербургском цирке Совальской, где и встретила датчанина по имени Ганнибал Северин Мёллер, давшего однажды клятву «жить страстью»: «только слушая концерт Чайковского или читая в Библии Песнь песней царя Соломона, дед чувствовал, что сердце его бьется в должном ритме. Пульс повышался настолько, что кровь растекалась по жилам с бешеной скоростью, так что казалось, ее можно попробовать на вкус». Влюбленный датчанин увозит ассистентку фокусника в Копенгаген, где у них с Варинькой рождается дочь Ева — лиловоглазая красавица, будущая мать Филиппы, Ольги и Эстер, от лица которой нам и преподносятся события этой остроумной семейной саги, оборачивающейся то романом воспитания, то темпераментной любовной драмой, буквально пропитанной духом искусства — живописи, музыки, литературы. Вообще, у хорошего романа жанр определить трудно: он меняется с каждой новой главой, и это не имеет ровным счетом никакого значения. Что имеет? То, что читателя с первой же строчки подхватывает высокая волна — и несет до последней страницы этой восхитительно живой, веселой и нежной книги.
Мы привыкли думать о скандинавах как о сдержанных людях, избегающих не только страстей, но даже резких движений и быстрой езды (вспомните, как датчане ведут себя за рулем — можно пьяным напиться и выспаться, пока они доедут до нужного адреса). Но персонажи датской «Песни Песней…» заткнут за пояс любого русского в том, что касается любовных похождений и разного рода «отжигов» — может, причина тому Варинькина кровь? Бывшая циркачка, прибывшая в Копенгаген с единственной ценной вещью — романом «Анна Каренина» — не сделает счастливым своего мужа, но навсегда изменит судьбу его семьи в нескольких поколениях. И, конечно, научит их ругаться на русском языке — иногда весьма экзотическими устаревшими словами вроде «божедурье» («бошедурйе» в исполнении Вариньки), что значит «дурак от природы».
И Варинька, и ее внучки — три сестры с Палермской улицы (я бы, кстати, назвала этот роман именно так) — живут под диктовку страсти к своему делу: бедняжка Филиппа, родившаяся с дырявыми легкими, мечтает отправиться в космос, невезучая в любви красавица Ольга становится оперной солисткой, а «луковка» Эстер — художником. Но разве не любовь — главное в этом мире? Что вообще можно написать или спеть без любви?
Даже если русская бабушка Варинька считает, что «никаких чудес и божественной любви не бывает».
Мариана Энрикес «Опасности курения в постели». Перевод с испанского Геннадия Петрова. М.: ЭКСМО, 2023
Аргентина нынче в моде — а значит, настало время читать ее современных авторов. Мое поколение, возросшее на Борхесе с Кортасаром, готово заочно одобрять аргентинскую литературу — как будто место появления на свет здесь что-то решает или объясняет. Впрочем, в случае Марианы Энрикес, звезды литературного небосклона Латинской Америки, дело обстоит именно так: ее странные мрачные тексты по составу крови сходны с кортасаровскими, просто в них меньше любви и больше макабра, а у страсти — привкус пепла. Сборник «Опасности курения в постели» был принят в Аргентине на ура — и даже вошел в шорт-лист премии «Букер». Уже сами названия рассказов этой книги обещают, что чтение их не станет самым приятным в мире занятием: «Эксгумация ангелочка», «Богородица из карьера», «Как мы общались с мертвецами»… При этом посвящена книга «Полю и Чатвину, нашему котенку» — такой вот милый парадокс.
Герои прозы Марианы Энрикес встречаются с привидениями и сражаются с проклятиями, навещают ведьм и никак не могут выбраться из опасных городов. Эта проза физиологична порой до полной непереносимости: кажется, что автору никакой предел не писан. Одни персонажи испражняются на тротуарах «болезненным поносом», других беспрестанно рвет, третьи часами мастурбируют под записи чужих шумов в сердце, да еще и кит, выбросившийся на берег, притягивает «мириады мух». Но дар Энрикес — в умении сплетать омерзительное с прекрасным и дарить новое прочтение народным легендам и классической латиноамериканской литературе. В каких-то текстах писательница вплотную подходит к наследию своих великих земляков: Элина, героиня новеллы «Смотровая площадка», меняется телом и судьбой с незнакомой девушкой так же легко, как делают это персонажи Кортасара в «Аксолотле» или «Далекой». Новелла «Плоть» крепко увязана сюжетом и настроением с бессмертной «Мы так любим Гленду».
Почти все истории Марианы Энрикес — о людях, одержимых идеей, болезнью или страстью. Героиня рассказа «Где ты, любимый?» получает сексуальную разрядку только находясь рядом со смертельно больным человеком и понимает, что всё это не может закончиться ничем хорошим. А впрочем, хорошие финалы ни героиню, ни саму Энрикес вообще не интересуют. Рассказ об одержимости чужим больным сердцем заканчивается так: «Он даже не возразил, когда я сказала, что соскучилась и хотела бы его увидеть. Возложить руку на его сердце, лишенное ребер и грудной клетки, держать бьющееся сердце в руке до тех пор, пока оно не остановится, и чувствовать на поверхности отчаянно стучащие клапаны. А он в ответ на это сказал лишь, что тоже устал.
И что нам понадобится хирургическая пила».
Приятного, как говорится, чтения!
