Аминаа Машбат: «У нас в стране почти все друг друга знают»

Искусствовед из Монголии – о юрточных поселках, стремлении создавать проблемы и о том, почему Санкт-Петербург – лучший город для изучения искусства

Быть состоявшимся профессионалом, преуспеть на родине, а потом бросить все, сменить не просто город, а страну – возможно ли такое? Да, если место переезда – Санкт-Петербург, а наша героиня – Аминаа Машбат.

Чем жизнь в Улан-Баторе принципиально отличается от жизни в Санкт-Петербурге? Как вы решились на переезд?

До того как приехать в Санкт-Петербург, я была уже состоявшимся искусствоведом в Монголии: много лет преподавала в художественном колледже, выступала с лекциями, публиковалась в журналах. И в момент расцвета своей карьеры все бросила и переехала в Россию получать степень магистра. Мой выбор пал на Санкт-Петербург, потому что здесь еще сохранилась классическая академическая система, мне она кажется более основательной. Кроме того, Санкт-Петербург – город культуры и искусства. Дело не только в Эрмитаже или красивой архитектуре, а в том, что на уровне подсознания в горожанах здесь заложена любовь к искусству. Ведь оно повсюду, люди знакомы с ним, если можно так сказать, на бытовом уровне. Именно это и притягивает, это именно то, чему я бы хотела научиться здесь и привезти домой.

Вы помните свою первую встречу с городом? Какое впечатление на вас произвел Санкт-Петербург?

Надо сказать, что Россия первая зарубежная страна, которую я посетила. Это было в 2009 году. Сначала побывала в Москве, а потом – в Санкт-Петербурге. Так как уже третье поколение нашей семьи учится в Санкт-Петербурге, я много наслышана об этом городе, и когда впервые оказалась тут, было ощущение, что попала в сказку. Во время той поездки увидела одну девушку и по-доброму позавидовала ей. Ведь тогда я приехала в Петербург всего на две недели, и у меня не было времени неспешно и размеренно насладиться этим городом, бегала по нему, как угорелая, так хотелось все посмотреть. И вдруг увидела одну девушку, ее спокойствие, то, как она сидела на берегу Невы и водила руками по воздуху – мне так хотелось оказаться на ее месте. В этот момент я почувствовала, какой же это спокойный город. Поэтому первое впечатление от города было такого романтизма.

Оно трансформировалось со временем?

Конечно, сначала я была восхищена парадным Петербургом, но когда начала здесь жить, то познакомилась с Санкт-Петербургом Виктора Цоя: Кировский завод и его окрестности – это другой Петербург. Я увидела, что Петербург – он двуликий.

О, мне кажется, что у него намного больше лиц, это тысячеликий герой…

Возможно, но пока я узнала только эти стороны. И, конечно, всегда говорю, что Петербург – не для всех. Здесь царит атмосфера романтизма, но для того чтобы жить здесь, нужна большая сила духа, которая в свое время помогла жителям пережить блокаду. В моральном плане в Петербурге жить очень непросто, этот город включает глобальные процессы трансформации, и ты начинаешь переосмыслять всю свою жизнь, задумываться о ее смысле. Это город для внешнего и внутреннего созерцания и глубокой рефлексии. И для того чтобы твои мысли не разъели тебя изнутри, нужен такой стойкий дух.

Какие ваши любимые места в городе?

Это сложный вопрос, потому что Петербург очень красивый, и каждый уголок здесь можно назвать любимым местом. Наше общежитие при Академии художеств имени Репина находится на Васильевском острове, выходишь из Академии – и тут сфинксы, которым более 3000 лет (скульптуры созданы в XIV веке до н.э. В Санкт-Петербург они прибыли из Фив в мае 1832 года в разгар египтомании в Европе — Ред.). И, наверное, Университетская набережная со сфинксами – мое самое любимое место. Я просто люблю сидеть на берегу Невы, потому что вода для меня особая стихия. Ведь в нашей стране нет выхода к морю, есть, конечно, большие озера, но у меня никогда не было такого плотного общения с водой, а этот город состоит из воды… и все места, которые связаны с водой, – Фонтанка, Мойка, Нева, Финский залив – дают мне новое для меня общение с водой, поэтому все места, которые связаны с водой, – мои любимые.

С какими трудностями вы столкнулись при переезде?

Вначале у меня было очень идеалистическое представление об учебе за границей. Я выросла в стране с жесткими климатическими и экономическими условиями – что греха таить, в Монголии тоже не всякий выживает. И до того, как переехать в Санкт-Петербург, путешествовала по миру как туристка, поэтому всё иностранное казалось мне очень интересным, красивым, и, конечно, у меня были самые радужные представления об учебе за границей. Разумеется, все, у кого был подобный опыт, говорили мне, что это сложно, ведь я буду далеко от родины, от привычных условий. Предупреждения – это хорошо, но почувствовать все трудности на своей шкуре – совсем другое дело. И это чувство бренности, того, что ты никому не нужен, и то, что это большой город – было самое сложное.

По своей сути я филантроп, дома собирала кружки, организовывала вокруг себя людей, жизнь там кипела. Из-за того, что у нас всего 3 миллиона человек в стране, можно сказать, что почти все друг друга знают. Наверное, в Петербурге тоже есть активности, но для адаптации, для того чтобы вписаться в среду, нужно время, и поначалу я чувствовала себя очень одиноко. При этом никогда не думала бросить все на полпути и вернуться домой, потому что окончить Академию художеств в России – это уже семейное дело. Осознание этого помогало мне в трудные минуты.

Расскажите про свою семью, она ведь у вас уникальная.

В нашей семье все художники или представители смежных профессий. История начинается с моих прадедушки и прабабушки по маминой линии. Моя прабабушка была русской, но родилась в Монголии. Ее родители бежали туда из Российской империи, потому что ее отец был батраком, а мама из обедневшей дворянской семьи – это мезальянс, представить такой брак в те времена было невозможно, и им пришлось бежать из Российской империи. Так они оказались в Монголии. У них было 14 детей, в том числе и моя прабабушка. К сожалению, ее родители умерли, и она оказалась в недобрых руках у своей родственницы, где голодала и очень много и тяжело работала. Однажды, когда ей было 16 лет, она в слезах вышла из дома, стояла на улице и плакала. В этот момент рядом проходил высокий статный мужчина-монгол в очень красивом европейском костюме, что в то время было нетипично для страны, где все носили национальную одежду. Он подошел к моей прабабушке и спросил, почему она плачет, она рассказала, что ее обижают дома. Этот мужчина хотел ее успокоить и без задней мысли сказал, чтобы она взяла свои вещи и переехала жить к нему. Ему хотелось просто поддержать ее, но моя прабабушка восприняла это предложение серьезно. И когда на следующий день этот молодой человек снова проходил мимо, она уже стояла со своими вещами… Что делать, ничего не попишешь, пришлось взять в жены (смеется).

Как вы понимаете, этот прекрасный мужчина – мой прадедушка. Когда они познакомились с прабабушкой, он уже был состоявшимся художником, позже стал первым народным художником Монгольской Народной Республики. Моя прабабушка многому у него научилась и стала развивать искусство аппликации в нашей стране. Они были настоящей семьей художников – все дети пошли по их стопам. Сам прадедушка учился в Московском художественном институте имени Сурикова, а его дети и внуки – в Академии художеств имени Репина в Санкт-Петербурге.

Моя мама Ядамсүрэнгийн Булган училась в художественной академии Репина в Санкт-Петербурге. Она одна из первых художников-модернистов в Монголии. Тема детей и материнства занимает центральное место в ее работах, но на ее полотнах мы видим не привычные нам образы Мадонны, материнской ласки и нежности. Скорее это изображения измученного страданиями лица матери, которая борется за жизнь. Но было бы очень поверхностным взглядом объяснить художественные образы ее картин просто социальной проблематикой малоимущих слоев. Мать здесь скорее выступает как метафора Земли и Вселенной, а дети символизируют человечество и человеческую душу. Подымается проблематика, насколько мы, человечество, далеко от природы, насколько наша душа имеет дисгармоничные отношения со Вселенной. Знаменитые серии ее живописных работ «Дети волков», «Время апокалипсиса», которые с первого взгляда вызывают ужас, но если долго смотреть на эти работы, то от них исходит какая-то теплота и свет, и по-своему открывается форма любви.

Ваше решение связать свою жизнь с искусством – осознанное и изначальное? Или это пришло со временем?

Это то ли дар, то ли проклятье от моей семьи (смеется). Это абсолютно бессознательное решение, потому что в 10-м классе я была настоящим анархистом и решила не поступать в вуз, я и школу-то с трудом закончила. Была настоящей рокершей, носила черную одежду, красила губы в черный цвет, увлекалась роком и близкими к нему субкультурами. Но однажды один мужчина из нашей тусовки сказал, что поступил в Монгольский государственный университет на искусствоведение. И в этот момент во мне что-то отозвалось. Я подумала: если он поступил, то, может быть, в этом есть что-то интересное. Мама была счастлива! Поддержала меня и сказала, что нужно поступать. Так я оказалась в Монгольском государственном университете и стала искусствоведом.

Есть произведение искусства, которое повлияло на вас больше всего?

Одно произведение назвать непросто. Сильное впечатление на меня произвела Третьяковская галерея в Москве, там я почувствовала такую теплоту от русского искусства, какую нигде больше не чувствовала.

У меня всегда было очень больное отношение к искусству, так как мои родители – художники. Папа – один из основателей современного искусства в Монголии, всю свою жизнь он посвятил искусству, но в связи с этим мало времени уделял семье. Поэтому у меня появился комплекс относительно искусства – а стоит ли оно того, а стоит ли оно слез детей, женщин, жизни многих гениев. Это был подсознательный вопрос. И когда я оказалась в Третьяковской галерее, увидела несущее свет искусство, то подумала: «Да, это того стоит. Это стоит жертвы». И на личном уровне, и на уровне целой страны. Искусство действительно стоит жертв.

Если говорить про одно произведение искусства, то могу назвать «Кающуюся Марию Магдалину» Тициано Вечеллио. Обычно художники изображают Марию Магдалину женственной и сексуальной, нарочито подчеркивают ее красоту, а в картине Тициана внимание сосредоточено на ее духовной красоте, главное – это ее исповедь, ее раскаяние. Это очень светлое произведение.

Если говорить про современное искусство Монголии, на каких художников стоит обратить внимание?

Для меня тема монгольского искусства очень близкая и родная – я знаю ее изнутри, так как родилась и выросла в семье художников, – и от этого очень болезненная. Поэтому мой ответ будет субъективным.

Могу сказать, что современное искусство в Монголии сейчас активно развивается. Например, в Улан-Баторе есть галерея 976 Art Gallery, наши художники участвуют в Венецианском биеннале, но отстраняясь от всего этого, я бы хотела обратить внимание на малоизвестного художника Бархуу, который понимает тему юрточного поселка. Люди, изначально жившие в степи из-за того, что их пастбища были разрушены по тем или иным причинам, вынуждены переехать в город, но больших денег у них нет. Из-за этого они берут свою юрту и просто ставят ее в городе, таким образом образовался целый юрточный поселок. Такой город в городе, который состоит из юрт. Это выглядит очень необычно: с одной стороны современный город с высокими стеклянными зданиями, а вокруг – маленькие юрты. Это очень интересное зрелище, но при этом жизненные условия там жесткие – нужно вручную добывать и носить воду, топить углем, соответственно, грязный воздух. Художник Бархуу поднял этот вопрос не с точки зрения, как тяжело там жить, а о том, что там внутри этого течет своеобразная жизнь, которая пересекается с сущностью человека монгольского характера.

Вам самой ближе современное искусство или классическое?

Классическое. Именно поэтому я и приехала в Академию художеств – последний оплот классического искусства в мире.

Каким вы видите свой дальнейший профессиональный путь? Как бы вы хотели реализовать полученные за время учебы знания?

Мои цели очень патриотические. Я всегда хочу чему-то научиться за границей и потом привезти это и воплотить у себя на родине. Не люблю слово «просветительское», что здесь просвещать… ведь на самом деле человек, который объясняет про искусство, совсем не просветитель, он, может, наоборот, создает проблемы, чем глубже в искусство заходишь, тем больше проблем вскрываешь. Поэтому я намерена быть этим проблемосоздавателем (смеется), пробуждать, давать почву для размышлений. Пока не знаю, в какой форме это будет. Моя мама 27 лет назад основала в Монголии художественный колледж, где учатся дети из самых разных семей: инвалиды, малообеспеченные и самые обычные дети – все вместе, потому что в этом колледже все равны, настоящий социализм, где нет ни бедных, ни богатых, есть только люди искусства. Когда я вернусь из Академии, то намерена развивать колледж, продолжить мамино дело. И, конечно же, не буду отказываться от шанса поработать в международной среде. У человека должны быть большие цели.

Полностью интервью опубликовано в журнале «Перспектива. Поколение поиска» №10/2021.

Рекомендуем прочитать интервью с заместителем заведующего экскурсионно-методическим отделом Государственного исторического музея Армине Макичян.