Виталий Головнев: «Мне нужно играть так, чтобы прикоснуться к сердцам людей»

Известный музыкант — об опыте жизни за границей, формуле успеха, идеальной публике и сольных альбомах

Теги: Национальная культура | Музыка | Джаз

Фото: Дина Змушко

Автор: Анна Пясецкая

Двадцать лет назад талантливый российский трубач Виталий Головнев уехал в Нью-Йорк попытать счастья. Вскоре он завоевал доверие американских коллег, а в 2022 году получил музыкальную премию Грэмми в номинации «Лучший альбом латиноамериканского джаза» в составе коллектива Arturo O’Farrill and Afro Latin Jazz Orchestra. В России Головнев тоже желанный гость — здесь, в разных городах, его ждут на фестивалях и престижных джазовых площадках.

Виталий, последнее время вас все чаще можно увидеть в России. Это очень приятно!

Большое спасибо за теплые слова, приезжать в столицу мне удается раз в год, и, если получается принять интересные предложения, — два раза в год. В этом году я все лето провел в России, где был задействован и как лидер, и как sideman на семи фестивалях. Возможность выступить на родине, да еще в качестве лидера — дорогого стоит. Здесь, в России, есть возможность участвовать в разнообразных проектах и выступать с разными коллективами. Этим летом участвовал в джазовых фестивалях в Москве, Твери и Ленинских Горках, в сентябре планирую приехать в Новый Уренгой с программой под названием «Виталий Головнев и участники телешоу “Большой Джаз”». Я сыграю там вместе с молодыми талантливыми ребятами.

У вас упорный характер, а иначе и быть не могло, ведь пробиться в Америке не так просто…

Двадцать лет назад я уехал в Штаты набраться опыта, расширить горизонты, интегрироваться в джазовую тусовку. Для того чтобы стать звездой, нужно колоссальное везение в условиях жесткой конкуренции на американской джазовой сцене, хотя понятие «звезды» среди хороших музыкантов относительное. Сам я считаю себя творческой личностью, делаю авторскую музыку, через которую выражаю свой взгляд на окружающий мир. Будучи в Штатах, играю в разных оркестрах, преподаю подросткам в школе, беру подработку на свадьбах, шоу на Бродвее. В общем, веду профессиональную жизнь нью-йоркского среднестатистического джазмена (смеется). Не упускаю возможности выступать в каком-нибудь хорошем клубе, где могу представить авторскую программу.

А в каких интересных клубах там со своей авторской программой вам удалось выступить?

Практически во всех нью-йоркских клубах — Birdland, Blue Note, Dizzy’s Club. Элитный джаз-клуб Dizzy’s Club расположен в здании Линкольн-центра, им руководит выдающийся трубач Уинтон Марсалис. В этих клубах мне посчастливилось выступать в качестве лидера. Мечтаю выступить в легендарном джаз-клубе Village Vanguard.

В Москве вы часто выступаете с саксофонистом Дмитрием Мосьпаном и пианистом Иваном Фармаковским.

Да, это близкие мне по духу люди, соратники, мы развивались много лет вместе. Стараюсь, когда есть возможность, представить здесь, в России, свою музыку. Нужно принимать во внимание, что люди заняты своими проектами, поэтому мне заранее приходится подстраиваться под многих из них, чтобы удостовериться, что со мной в коллективе играют именно те музыканты, которые разделяют мои творческие идеи. Мне важно, чтобы они были со мной на одной волне. Сегодня я имею возможность работать с молодыми российскими исполнителями, многие из которых «нью-йоркского уровня», с ними можно играть разноплановую музыку.

Было ли у вас внутренне ощущение иммигранта, чужака?

В Штатах джазовое сообщество — одно из самых сплоченных в мире. Там музыканты открыты друг к другу. Конечно, всем важно удостовериться, что ты играешь «на уровне». Сначала кто-то из них может быть не очень открыт к общению, но потом, услышав и поняв, открывается. Все, что тебе нужно, — это иметь хороший характер, быть пунктуальным, честным по отношению к самому себе и окружающим. А дальше все в твоих руках!

Чему вы научились в Америке?

Я приехал в Штаты профессионалом, когда еще Интернет не был столь развит. Был готов играть в оркестрах, брался за разноплановую работу. Меня интересовало больше то, как что-то делать, а не что делать. Называю это социально-музыкальным опытом. За спиной — учеба в музыкальном училище, армия, где играл марши в военном оркестре, Российская академия музыки имени Гнесиных (джазовый факультет), работа со многими выдающимися музыкантами старшего поколения, творившими историю джаза еще со времен СССР. Мне было важно ощутить «вибрации» и «расстановки», которые олицетворяют музыкальность в исполнительстве. Потом в нашей жизни появился Интернет, и мы получили возможность слушать отличных музыкантов, используя YouTube, онлайн-библиотеки, прямые включения с живых концертов.

Кем вы себя больше чувствуете — русским или американским музыкантом?

Неким гибридом в культурном смысле (улыбается). Я не единственный из россиян, кто попытался сделать карьеру в Штатах. Уважаемый Игорь Бутман, с которым я проработал вместе в его коллективе, тоже прошел «американский период», учился в Музыкальном колледже Беркли (Berklee College of Music), а потом вернулся в Россию. Есть и другие музыканты, которые прошли этот путь.

Как поменялась джазовая атмосфера Москвы за 20 лет?

Ощущаю себя прекрасно в больших российских городах, здесь культура восприятия музыки в целом и джаза в частности находится на очень высоком уровне.

А публика поменялась за это время?

В залы на джаз всегда ходила понимающая этот жанр публика. Однако такая музыка в России все-таки еще остается культурной экзотикой. По сравнению с тем, что происходит в Японии, Европе или в Штатах, здесь, в России, джаз все-таки не занимает столь важное место в музыкальной индустрии. За границей есть большое количество звукозаписывающих компаний, печатных изданий, которые пишут о такой музыке. В России больше слушают поп и лаунж, техно, современную электронную музыку. Вы будете удивлены, но само слово «джаз» я не очень люблю, потому что сейчас оно стало несколько музейным. Джаз со временем претерпел колоссальные изменения относительно своего классического звучания. Мне больше нравится говорить о джазе как о современной импровизационной инструментальной музыке.

Вы же играете современный джаз?

Я играю современный мейнстрим. Это очень серьезная музыка, и нужно быть достаточно образованным и разбираться в искусстве, чтобы ее воспринимать. Моя идеальная публика ходит в Большой зал консерватории, где слушает, к примеру, Пятую симфонию Малера и другую серьезную классическую музыку. Эти люди воспринимают и мою музыку. Именно такая подготовленная публика ходит на серьезные джазовые концерты и в Нью-Йорке. Я встречал людей, любящих Луи Армстронга, Дюка Эллингтона, Эллу Фитцджеральд, но начиная с Чарли Паркера или Диззи Гиллеспи им становится все сложнее ее слушать, а музыку Майлза Дэвиса или Уэйна Шортера они уже вообще не воспринимают, включая джаз-фьюжн и авангард. Им ближе что-то более танцевальное, и это нормально (улыбается). Мне нужно играть так, чтобы прикоснуться к сердцам людей.

Хотелось бы вам преподавать?

Да, я смог бы в России преподавать не только трубу, но и музыковедение. В Штатах преподаю начинающий уровень «трубы» в обычных общеобразовательных школах. Это специальная программа, которая называется «музыка после основных школьных часов». Наша задача — за один семестр сделать музыкантов из абсолютных новичков (улыбается). Мы учим ребят не только извлекать гаммы, играть на инструменте, но и пробуем с ними в конце обучения выпустить совместную композицию. Недавно ребята исполнили знаменитую кубинскую «Гуантанамеру». Также я несколько раз занимался с оркестром и группой трубачей, с которыми работал над исполнительским аспектом в оркестровой аранжировке.

Почему вы выбрали трубу?

Я из семьи музыкантов, из Нальчика. Дедушка и бабушка у меня были профессиональными музыкантами. Дедушка увидел во мне трубача, играл на саксофоне и на разных инструментах, сочинял музыку. Однажды принес домой трубу, преподал мне первый урок. Дедушка руководил детским духовым оркестром «Казачок» станицы Котляревская Кабардино-Балкарии.

После того как у меня стало получаться, я начал играть в его оркестре. На концертах мы одевались в костюмы казаков, в папахи, черкески, а по вечерам играли марши и вальсы (смеется).

Родители не занимались профессионально музыкой, хотя мама в молодости играла на фортепиано. Мой младший брат Олег тоже музыкант, работает в оркестре военно-дирижерского факультета.

Какими качествами надо обладать, чтобы стать виртуозом? Каковы формулы успеха?

Чтобы стать виртуозом, нужно много и целенаправленно заниматься каждый день, ставя перед собой все более сложные технические задачи в освоении музыкального инструмента и следовать определенному плану. Я себя виртуозом не считаю, хотя полжизни играю на трубе и давно уже стал профессионалом. Даже когда происходит полнейшее слияние с инструментом, время от времени происходит переоценка ценностей, ты по-другому слышишь свое же звучание. Потом появляется новое вдохновение или, наоборот, разочарование от того, что делал ранее.

Вам знакомо чувство выгорания?

Думаю, что все художники, творческие люди проходят это по много раз в жизни. И у меня такое бывало, я уставал от «узнаваемости самого себя». Ведь с точки зрения творчества важно находить что-то свежее. Я не считаю себя композитором, который пишет «крупные формы» для оркестров в контексте джаза. Могу сесть за фортепиано, написать какую-нибудь композицию, придумать интересный ритм, мелодику и гармонию, а потом взять и все выкинуть, подумав о том, что это очередной контрафакт, клише, от которого уже устал. Очень полезно отдавать сыграть свои произведения каким-нибудь хорошим музыкантам. Тогда можно услышать свою музыку со стороны и получить новые идеи по ее усовершенствованию.

Как вы воспринимаете критику?

К любым критикам отношусь скептически, потому что считаю себя лучшим критиком и имею на это право, так как я практик, а музыка — мое ремесло! Критика музыковеда в основном базируется на слушательском опыте. Для меня же лучшим критиком является уважаемый, большой музыкант, от которого я буду ждать конструктивные замечания. В этом плане я благодарен судьбе за работу с такими мэтрами, как Олег Лундстрем, Георгий Гаранян, Анатолий Кролл, Игорь Бриль, Герман Лукьянов, Игорь Бутман.

Сколько у вас вышло сольных альбомов?

Вышло уже четыре альбома, включая Epic Power Quartet Time’s Flow с музыкой Ивана Фармаковского, и сделал еще один — Postulate, которым очень доволен. Его запись была сделана в Куинсе, пригороде Нью-Йорка, моими американскими коллегами в 2021 году. Однако из-за житейских и экономических проблем он до сих пор лежит неизданный. Надеюсь, выйдет в ближайшее время. Я хочу привлечь пиар-агента для рекламы этого альбома, чтобы диск этот привлек к себе как можно больше профессиональных людей — журналистов, пишущих о музыке, критиков, разбирающихся в джазе, ведущих радиопрограмм. Он будет в Интернете на всех основных онлайн-ресурсах и в основных поисковиках. В него вложено много энергии и средств. Для меня понятие альбома — это история «от и до» — от первой до последней ноты в формате нескольких композиций, а послевкусие от его прослушивания подобно впечатлению от интересного фильма. Мечтаю сыграть эту программу и в Америке, и в России, а потом буду думать о следующем альбоме нового формата.