Примета улицы Широкой Татьяна АКУЛОВА-КОНЕЦКАЯ, библиограф и мемуарист
Нумер дома — тридцать шесть,
квартира нумер двадцать.
Стала реже
я навещать причал или подъезд
(по-питерски: парадная). Парада
в подъезде нет, да и подъезда нет,
но сам подъезд, жюльверностью пиратства
въезжает в заумь. Эта пристань есть,
чтоб адресат пристанище имел
в уме и в доме…
Белла Ахмадулина — Виктору Конецкому
Чаще всего память возвращает меня в самый обычный ничем не примечательный день конца 1980-х.
…Начало лета. Наша улица Ленина. Солнечный полдень и тишина, изредка нарушаемая звоном трамвая. Не видно людей. Летает тополиный пух. Остро ощущается запах пыли — давно не было дождя. Я иду по тротуару (он старый, в колдобинах) с рынка, в руке бидончик с квасом. Проходя мимо кафе-мороженого «Снежинка», что на пересечении улицы Ленина и проспекта Щорса, вижу в окне знакомые лица: это соседи-писатели уже общаются за рюмочкой (кооперативное кафе «У камина» на противоположной стороне улицы большинству не по карману.).
А вот и скверик перед нашим домом № 34/36, он кажется белым от тополиного пуха. У входа ставлю на поребрик бидон, беззаботно набираю в ладонь пушок и подбрасываю его вверх, представляя, что это выпал снег… И вижу, как с балкона машет рукой муж… И бегу к нему, штурмуя пролет за пролетом парадной со скоростью спортсменки-перворазрядницы… Лифт, как всегда, не работает…
Я знаю: Конецкий еще долго, присев на балконе на корточки, будет курить и смотреть на улицу, разглядывать загадочный, в духе северного модерна, соседний дом № 33…
Как декорация спектакля,
Средневекового миракля,
В окно мое глядится дом,
Капризное дитя модерна.
И стекла вздрагивают мерно
Под голубой трамвайный гром.
Этому некогда доходному дому К. И. Волькенштейна (1910 г. постройки) посвятит стихи наш сосед — поэт Александр Крестинский.
Когда Виктора Викторовича не станет, я прочитаю в его дневнике запись, сделанную за год до нашего знакомства, в 1984 году: «Дома! Мой дом в плане буква “П”. Внутри “П” малюсенький скверик … Вдоль пустого места в “П” строгим строем стоят старые уже тополя… На правой палочке “П” — это под моими окнами (шестой этаж) слева большой куст разлапистой и разветвленной сирени. А справа две березы из одного корня. Т. к. в колодце двора-сквера темновато, то березы стремительно тянулись вверх. Одна засохла, а другая вытянулась уже выше моего шестого этажа, и я вижу ее в окно прямо с дивана… Глядя на верхушку березы, я представляю, как кто-то будет после меня тут жить и смотреть на упрямую березу, которая явно собирается вырасти выше наших крыш».
Береза у нашего дома —
обычный, привычный пустяк.
До веточки вроде знакома,
а вот, оказалось, не так…
Пленяет отзывчивость эта:
дрожание каждой серьги
на трепет пространства и света,
на легкие птичьи шаги…
Красавице-березе поэтический привет преподнесет другой сосед — поэт-фронтовик Семен Ботвинник.
Недавно березу в очередной раз хотели спилить (старая, больная) — отстояли.
***
Наш дом и сегодня называют Писательским, хотя прозаики и поэты, филологи и драматурги, жившие в нем в разные годы, давно ушли в мир иной. Но дом остался приметой улицы, которую мы называем Широкой (как в дореволюционные времена), нашей Петербургской-Петроградской стороны.
Мы — это живущие в доме вдовы, дети и внуки ленинградских писателей. Наш дом — главная примета и нашей жизни, во всяком случае, для большинства. Тех, кто не променял его на более роскошные квадратные метры на других улицах других городов и стран. И не об этом ли слова Глеба Семенова, воспитавшего не одно поколение ленинградских поэтов:
Какое время года — не прочесть.
И поневоле видишь все как есть,
не восторгаясь и не негодуя.
И дом как дом. И женщина вдали.
Твоя земля. Другой и нет земли.
Наш дом построен в 1961 году в стиле сталинского неоклассицизма архитектором Р. М. Назарьиным.
Первоначально, как рассказывали старожилы, он строился для какого-то института, потом лет десять стоял недостроенным — и таким достался Литфонду. Писатели, жившие в коммуналках и мечтавшие об отдельных кабинетах, призывались на субботники-воскресники, чтобы помочь строителям привести долгострой в порядок. И они с энтузиазмом откликались — в основном писательницы и энергичные жены писателей.
К тому же на трех этажах правого крыла предполагалось разместить Литфондовскую поликлинику. Впоследствии она стала для писателей и членов их семей местом неформального общения, обмена-дарения своих новых книг, обсуждения творческих планов.
Об отдельных квартирах мечтали все. Еще не было газа, воды, отлаженного отопления, а писатели въезжали, спешили…
Один критик справедливо заметил, что дом на улице Ленина, где жили члены Союза писателей, напоминал сумасшедший корабль эпохи погибающего социализма.
Поселить их под одной крышей было замыслом предопределенным — советский писатель подходило не ко всем.
Лицеист Г. П. Блок. Выпускники Петербургского университета Б. В. Казанский и П. Н. Медведев. Сидельцы Е. М. Тагер и Анатолий Клещенко. Ученые с мировыми именами Д. Е. Максимов и А. Л. Грюнберг. Анна Андреевна Ахматова. Монархист Николай Браун, вернувшийся из лагеря в 1979-м. Организатор домашних выставок неофициального искусства Вадим Нечаев. Великий верлибрист Геннадий Алексеев…
Миры и бытие людей, населявших Писательский дом, были различны.
«С детства я был уверен, что наш дом был населен удивительными, необычными жильцами, — рассказывал сын поэта А. Н. Чепурова профессор-театровед Александр Анатольевич Чепуров. — <…> В каждой квартире мне мерещился особый мир, где присутствовала тайна. Я был уверен, что именно эта тайна накладывала на весь облик обитателей нашего дома какой-то неповторимый, сугубо индивидуальный для каждого отпечаток».
Георгий Петрович Блок и его супруга Елена Эрастовна одними из первых поселились в Писательском доме. Г. П. Блок — двоюродный брат Александра Блока, сотрудник Пушкинского дома, издатель первого Полного собрания сочинений Ломоносова. Он, прошедший не один арест, прожил в отдельной квартире чуть более полугода и виной тому стал… наш дом: Георгий Петрович подхватил воспаление легких и задохнулся от кашля в новой, но сырой, холодной квартире, находившейся на первом этаже над мусорником.
Чуть меньше года прожил на улице Ленина и филолог-классик, пушкинист профессор Борис Васильевич Казанский. В его темном кабинете на первом этаже тоже постоянно работал электрообогреватель…
Супруга Б. В. Казанского, замечательный знаток французской литературы Татьяна Борисовна Казанская, близко дружила с соседями — А. А. Ахматовой и И. Н. Пуниной.
Анна Андреевна жила в семье Ирины Николаевны Пуниной, дочери бывшего мужа искусствоведа Н. Н. Пунина. Они надеялись, что в квартиру на Ленина въехали временно, пока идет капитальный ремонт в их доме на улице Красной Конницы. Оказалось, задержались навсегда. Улицу нашу Анна Андреевна называла только Широкой, дом — общежитием, район — тенью Жданова (он тогда был не Петроградским, а Ждановским).
Комнату Ахматовой на втором этаже (третья парадная) и сегодня охраняет от злых духов дракон, нарисованный на папиросной бумаге зятем И.Н. Путиной художником Леонидом Зыковым.
Семья Пуниных с благодарностью вспоминала соседей, которые всегда приходили на помощь: Медведевых, отказавшихся от своей очереди на установку телефона после возвращения Ахматовой из больницы после инфаркта, царскосела Д. Е. Максимова, равного Анне Андреевне в разговоре, отличавшегося гражданской смелостью писателя И. М. Меттера.
***
Около сотни писателей жило в нашем доме в разные годы. Известные и знаменитые, талантливые и бездарные, смелые и трусливые…
И не только они: актер Олег Даль, кинорежиссер «Золушки» и оперного фильма «Катерина Измайлова» М. Г. Шапиро. Академик Я. Б. Зельдович навещал в нашем доме мать — переводчицу Анну Петровну. Великих людей видала Широкая улица. Обо всех здесь и не расскажешь.
Я всегда выделяла фронтовиков.
Писатель Рид Грачев, бывавший у нас, называл его домом увечных воинов. Почти все писатели старшего поколения прошли войну, участвовали в боях с лейкой и блокнотом: Федор Абрамов, Геннадий Гор, Вадим Шефнер, Александр Садовский, Анатолий Чепуров, братья Минчковские, Павел Далецкий, Дмитрий Остров и Леонид Радищев, многие другие.
Забудь пристрастье к многословью,
к строке, что лирик сочинил!
Сегодня люди пишут кровью
за неимением чернил.
Автор этих строк — поэт Глеб Валентинович Пагирев. Он принимал участие в боях за Синявинские высоты, участвовал в освобождении Луги, Нарвы, в разгроме Курляндской фашистской группировки. С войны вернулся инвалидом (семь ранений и контузий). Он говорил о себе: «Меня с войны вернули одну треть». Пагирева выходила медсестричка Наташа, Наталия Ивановна, ставшая его женой.
После войны Глеб Валентинович, работая редактором в издательстве «Советский писатель», жил крайне скромно, часто нуждался. Он вышел из партии из-за невозможности платить партвзносы, и это был единственный случай в Союзе писателей, когда исключение из КПСС не стало поводом для остракизма.
Не оскверним своей души,
не станем торгашами-хватами,
пускай торгуют торгаши,
давай останемся солдатами.
Кто рядом с нами умирал,
Не все в земле, не все за штатами:
Тот генерал, тот адмирал,
А мы останемся солдатами.
Рядом с Г. В. Пагиревым в одном строю наших героев стоит трижды орденоносец Валентина Васильевна Чудакова. В 16 лет она стала воспитанницей 183-й стрелковой дивизии, прошла всю войну и закончила ее командиром пулеметной роты. Пять ранений и контузий получила, троих детей родила, для юношей оставила свою правду о войне.
Историю ленинградской театральной жизни нельзя представить без театроведов — Б. О. Костелянца, Н. В. Зайцева, вернувшегося с войны без ноги. А музей Ф. М. Достоевского — без его первого директора фронтовика Б. В. Федоренко. Теперь жалею, что, встречаясь с ними на улице или в поликлинике, стеснялась заговорить, расспросить…
***
В последние годы многое изменилось в нашем доме и вокруг него — от абриса скверика до номера корпуса: пристройка к дому № 36, на шестом этаже которой мы с мужем жили, присоединена к главному корпусу Писательского дома № 34.
По улице давно не ходят трамваи, вырубили все тополя. Не выдержало конкуренции кафе «У камина», а «Снежинка» неожиданно год назад возобновила работу, только теперь посетители ее — в основном болельщики «Зенита» (его арена рядом).
За домом на Лахтинской построили красивую церковь Св. Блаженной Ксении Петербургской: по архивным данным, она жила в доме на углу Большого проспекта и Лахтинской. Жаль, что снесли двухэтажный XVIII века дом № 15, что стоял прямо за нашим: Ксенюшка открыла в свое время в нем детский приют. Домик этот хорошо помню: там располагался Госстрах. Теперь на его месте жилой — премиум-класса…
Хожу по комнатам пустым,
И прошлое, как едкий дым,
Щекочет ноздри, ест глаза,
И сиротливая слеза
Застряла где-то на скуле,
Как будто трещина в стекле.
И в гулких стенах половиц
Прощальный скрип,
Как хруст страниц
Иссохших лет, отжитых дней…
Я снова в комнате моей…
Ушли дорогие мне люди. И вот это абсолютно непоправимо. Остались удивительные строки А. А. Чепурова, как будто про меня… Больше не встречу профессора Б. И. Бурсова, он не придет к нам поговорить о Толстом. Только с подругой Ларисой могу вспомнить В. С. Бакинского, ее отца, учителя Сергея Довлатова. Анна Генриховна Каминская, названная Ахматовой внучкой, не зайдет с рассказом о любимой Акуме.
И Виктор Викторович не помашет мне рукой с балкона.
Осталась мечта: убрать из нашего сквера новую, но неуместную многоэтажную клумбу и на ее месте поставить памятник Книге, символу русской культуры, которой служили жители нашего дома. Каждый по-своему. Как умели, как смогли.
Статья была опубликована в журнале «Человек и мир. Диалог», № 3(12), июль – сентябрь 2023 г.
