Кто там скачет на болотах? 45 лет назад на экраны вышел фильм «Дикая охота короля Стаха»
Теги: Национальная культура | Кинематограф | Режиссеры | Актеры | Беларусь
Автор: Дарья Борисова
В конце нынешнего года исполнится сто лет со дня учреждения «Белгоскино» — управления по делам кино в молодой советской республике Белоруссии. Эта дата считается днем рождения белорусского кино. И мы еще обязательно расскажем об истории этой замечательной кинематографии. А сегодня отметим 45-летие одной из самых известных, любимых зрителем картин, произведенных на студии «Беларусьфильм».
Ее принято считать первым советским триллером! Речь о фильме Валерия Рубинчика «Дикая охота короля Стаха» по одноименной повести классика национальной белорусской литературы Владимира Короткевича.
По воспоминаниям Рубинчика, все белорусские режиссеры захотели снимать фильм по «Дикой охоте», как только повесть была опубликована в 1964 году. Еще бы! Напряженный сюжет, окутанный мистическим флером, способный держать внимание зрителя до последней минуты, к тому же на историческом национальном материале, — просто мечта для кинематографистов. Однако республиканское киноначальство долго держало повесть в резерве. Почетное право экранизировать «Охоту» получил Валерий Рубинчик после того, как его фильм «Венок сонетов» (1976) снискал всесоюзный успех и таким образом привлек к белорусскому кино серьезное внимание критиков и зрителей огромной страны. Короткевич участвовал в написании сценария и с редким для писателя доверием относился к мнению постановщика картины относительно необходимых сокращений и изменений — без них не обходится ни одна экранизация. Например, Рубинчик принял решение сдвинуть действие аж на двадцать лет вперед — герои его фильма в финале встречают Новый год и новый век, двадцатый, тогда как у Короткевича история разворачивается в 1880-е годы. Дело в том, что в своем произведении Короткевич наметил то социальное напряжение, те сполохи революционного движения, что были ощутимы на исходе века уже даже в таком удаленном от центров империи краю, как белорусское Полесье. На главного героя повести, молодого ученого-фольклориста Андрея Белорецкого, сильное влияние оказывает встреча со сверстником Андреем Светиловичем, исключенным из университета за участие в студенческих волнениях. Бывшего студента сживает со света та самая «охота короля Стаха» — таинственная и до поры кажущаяся инфернальной сила, порождение древнего проклятия. Так вот, в фильме усилена линия преемственности, передачи эстафеты от студента-революционера Светиловича ученому, исследователю истории и культуры белорусского народа Белорецкому. Тот доводит разоблачение «охоты» до конца, но сам оказывается обвиняемым в подстрекательстве к волнениям. В первый день нового века Белорецкого арестовывают и отправляют под конвоем в Петербург, а за ним добровольно следует молодая наследница старинного аристократического рода Надежда Яновская (в повести ареста нет, Белорецкий просто увозит запуганную Надежду из «проклятого» родового замка и женится на ней). Что уж на самом деле думал писатель по поводу такой трансформации своего сюжета, неизвестно, но после просмотра черновой версии монтажа он, по воспоминаниям Рубинчика, спросил: «Ну, кто пойдет за коньяком?». То есть фильм он принял и в оставшиеся ему годы жизни общался с режиссером тепло, по-дружески.
Будучи «важнейшим из искусств», советское кино долго игнорировало природную тягу публики к «фильмам ужасов», или, как мы сейчас сказали бы, триллерам. Считалось, что этот жанр играет на инстинктах и является порождением насквозь коммерческого американского кинематографа аттракционов. Но инстинкт нельзя просто отменить решением сверху. Потребность избывать страх в кинозале жила в советских зрителях ровно так же, как жила она в зрителях американских. Это доказал пример того же «Вия» (1967) — фильма, с кинематографической точки зрения совершенно невыдающегося, на который ходили, как в парк на чертово колесо по выходным — чтоб испытать сильные эмоции и на выходе оценить всю прелесть твердой почвы под ногами. Воспитанные в духе материализма, советские зрители все равно интересовались «потусторонним», потому что это естественное свойство человека — думать о природе таинственных явлений, о жизни после смерти. На первый взгляд, советский писатель Короткевич в своей повести рассказал историю обманки: призраки, державшие в страхе всю округу, оказались мошенниками из плоти и крови. На чистую воду их вывели студент-революционер и сочувствующий ему молодой ученый, а расправились с мнимой «охотой» крестьяне с помощью вил и кольев. Но в том-то и дело, что ни повесть, ни фильм Валерия Рубинчика не были нравоучительной иллюстрацией классовой доктрины. Короткевича недаром называют наследником литературной традиции романтизма. В «Дикой охоте короля Стаха» романтической составляющей является именно миф, легенда о благородном «народном короле» Стахе, который хотел освободить свою землю от власти польской аристократии, но был предательски убит шляхтичем Яновским. Память о Стахе жила бы в белорусском фольклоре как баллада, но вот беда (и саркастическая литературная игра с романтической традицией!): сам Стах и его соратники превратились из народных защитников в жестоких призраков-мстителей и отправляют на тот свет не только потомков Яновского, но и ни в чем не повинных окрестных крестьян… Рассказ в повести Короткевича ведется от лица уже старого Белорецкого, который на склоне лет вспоминает о событиях более чем полувековой давности. И это повествование — не баллада, а скорее, детектив, история разоблачения грандиозной мистификации: хитрый опекун единственной продолжательницы рода Яновских, незамужней сироты Надежды инсценирует появления призрачной «охоты», чтобы держать в мистическом ужасе и наследницу, и ее домочадцев, и крестьян. Он надеется довести и без того запуганную молодую женщину до смерти и завладеть старинным замком и поместьем Яновских. И только этот бродячий ученый Белорецкий, попавший в замок случайно, спутал все карты пана Дуботовка…
Валерий Рубинчик — тонкий художник, и он нашел кинематографический эквивалент этого филигранного переплетения жанров. Соблазнительным выглядел путь эксплуатации «мистического», но режиссер по нему не пошел. Да, саспенс нагнетается с помощью тревожного «звучания» мрачного замка («Дикая охота» — шедевр в плане звукорежиссуры, на картине работал классик звукового цеха советского кино Виктор Морс), с помощью оптических искажений при съемке страшных налетов призрачной конницы. Но эти чисто кинематографические приемы работают на передачу психологического состояния персонажей — люди верят в мистическое, пока не получат других объяснений происходящего. Другими словами, мистическое на экране — ровно настолько мистическое, насколько оно таковым является в головах героев. Часть зрителей восприняла фильм как способ пощекотать нервы. Но для многих он явился приглашением к размышлению о закулисье страха.
Старинный замок стал полноправным героем фильма. Для Надежды Яновской он и дом, и тюрьма, в которой она обреченно ждет смерти. Символично, что она сбрасывает путы родового проклятия и словно просыпается к новой жизни, покидая замок. Хотя едет она в направлении не символической, а самой что ни на есть фактической тюрьмы — там, до выяснения обстоятельств дела, будет помещен ее избавитель и возлюбленный. Беларусь славится своей коллекцией старинных замков (посещение которых сегодня является едва ли не самым востребованным маршрутом для туристов из других стран), но замок Яновских «сыграл» в фильме Валерия Рубинчика тот же замок в Львовской области, который годом ранее выбрали в качестве одного из объектов создатели фильма «Д’Артаньян и три мушкетера». А снять сложные сцены с «призраками» на конях удалось при помощи специального — «кинематографического» — конного полка, который существовал в составе Советской армии и квартировал на полигоне в подмосковном Алабино. Хоть авторы «Дикой охоты» и не ставили себе целью сразить широкого зрителя наповал «фантастическими» эффектами, хоть их «триллер» и выдержан в тонах изысканного минимализма в средствах достижения саспенса, все равно производство фильма потребовало огромной, напряженной работы: нужно было достоверно воссоздать эпоху, перемещать съемочную группу и снимать то подо Львовом, то под Минском, то под Москвой… И, конечно, как всегда у Рубинчика, актерский ансамбль подбирался с особым пристрастием, чтобы и тут соблюсти баланс между желанием зрителей видеть в «костюмных» ролях популярных актеров и задачами по созданию художественно цельного произведения. Роль Белорецкого исполнил Борис Плотников, к тому моменту уже получивший признание как «интеллектуальный» актер (благодаря работе в фильме Ларисы Шепитько «Восхождение», 1976), — и этот выбор во многом определил то самое философское звучание в этой истории о победе над страхом, о котором мы рассуждали выше. Надежду Яновскую должна была играть Елена Коренева, но помешали обстоятельства, и на эту роль Валерий Рубинчик пригласил актрису из Болгарии, Елену Димитрову — незадолго до начала работы над «Дикой охотой» он увидел ее на фестивале и взял на заметку. Так как это локальная история, нужно было «попасть» в специфические типажи не только по правде характеров, но и по части внешнего соответствия исполнителей лицам, «масти», повадкам жителей белорусского Полесья, где веками жили на одной земле белорусы и представители польской шляхты. Альберт Филозов сыграл управляющего поместьем Яновских, тоже одурманенного старинными поверьями замка и окрестностей. Обладатель брутальной внешности Роман Филиппов (чего стоит его гость с Колымы в «Бриллиантовой руке»!) снялся в роли коварного опекуна Надежды, пана Дуботовка. А темпераментный Борис Хмельницкий замечательно передал в образе Алеся Вороны черты характера мелкопоместного шляхтича — спесь и уязвленное самолюбие, желание вернуть имени предков былое значение. «Дикая охота короля Стаха» вышла на советские экраны в 1979 году, и сюрпризом для авторов стала ее последующая востребованность на международных фестивалях. Тематические фестивали, посвященные «детективным и таинственным фильмам» (Италия), «фильмам-ужасам и научной фантастике» (Франция), «мистическим и научно-фантастическим фильмам» (Италия) передавали друг другу «первый советский триллер», и ни с одного фестиваля Рубинчик не возвращался без приза или хотя бы диплома.
