Меня часто спрашивают о поставленных спектаклях и авторах. И ответ всегда начинается со слова «мой». Поэтому «мой Пушкин», «мой Гоголь», «мой Достоевский»… Другого пути я не знаю.

Никто с такой болью и таким отчаянием не писал о себе и родине, как русские писатели. Вот почему они не имеют номеров. Но если бы с ними посоветовались, уверен, первый номер они отдали бы Александру Сергеевичу Пушкину.

Пушкин

Пушкин был со мной всегда, и когда он обращался к «друзьям Людмилы и Руслана», то и ко мне тоже.

Первые выученные строчки были «У лукоморья дуб зеленый». С тех пор я никогда не расставался с Пушкиным. Шагая по жизни, чаще всего обращался за советом к нему.

Не только я пользовался этим кладом. Это он подсказал сюжет «Ревизора» Н. В. Гоголю. Дал ключ к пониманию комедии А. C. Грибоедова «Горе от ума». Дал лучшую характеристику Мольеру — «высшее напряжение комического гения». Список можно продолжить.

Пушкин сыграл немалую роль в моей личной судьбе. После окончания театрального училища Одессы я был призван на службу в военно-морской флот. Тогда служили пять лет. Мне повезло, я попал на Балтику, где

Одна заря сменить другую

Спешит, дав ночи полчаса.

Этими ночами я и пользовался. Стоя на вахте в белые ночи, за обшлагом бушлата всегда держал томик Пушкина, заучивал сотни строф наизусть. Это были часы подлинной незабываемой радости. На экзамене на режиссерском факультете Ленинградского театрального института я читал первую главу «Евгения Онегина». И поступил. Спасибо вам, Александр Сергеевич.

В русской литературе мы встречаем много героев, страдающих комплексом полноценности. Первым из них, конечно, был Евгений Онегин.

Школьником я прочел лицейские стихи Пушкина, посвященные Державину. Смутили строчки:

Старик Державин нас заметил

И в гроб сходя, благословил.

Я обиделся за некоторую фамильярность к старшим. И только потом смог оценить. Державин спускался вниз, чтобы подняться ввысь… Сколько ума, достоинства, прозрения. Так мог писать только юный Пушкин.

В Ленинградском театральном институте я учился со своей будущей женой, актрисой Райной Праудиной. Однажды она сказала: «Когда я читаю Пушкина, мне кажется, что это я сама написала».

Часто слышу: Пушкин не оставил литературного завещания. Но перечитайте еще раз «Евгения Онегина». Там — все.

В «Евгении Онегине» главное действующее лицо — автор. Без этого понимания снимать фильмы или ставить спектакли бессмысленно.

Герман из «Пиковой дамы» подобно Александру Македонскому захотел покорить мир. Но есть разница. Великий полководец делал это на полях сражений, а Герман, тоже офицер, — за карточным столом. Это и есть Пушкин.

Истина потому и истина, что не принадлежит никому.

Лучше других это понимал Пушкин. Он никогда ни на чем не настаивал.

Поэтому больше всех мы прислушиваемся к нему.

Он велик во всем, в том числе в понимании театра. Вспомним маленькую трагедию «Каменный гость». Сколько мы знаем категорических оценок одной из самых притягательных фигур — Дон Жуана. А умница Пушкин ни на чем не настаивает. То ли наказал, то ли наградил великого соблазнителя любовью, взяв взамен пустяк (жизнь). Выбор за театром.

И еще маленькая трагедия «Скупой рыцарь». К сожалению, в спектаклях, которые мне пришлось видеть, играют не авторское название, а «Рыцаря скупости».

Ведь здесь Пушкин вместил как неразрывное целое два взаимоисключающих понятия.

Но даже к Пушкину прикоснулись нечистые руки.

Брань на сцене омерзительна. Брошенная со сцены, она удесятеряется. Самое неприятное, что ссылаются на авторитет Александра Сергеевича и цитируют одну и ту же фразу: «Русскому языку свойственна некоторая похабность речи». И врут, пропуская главное слово.

В оригинале она звучит так: «Русскому языку свойственна некоторая похабность библейской речи». Библейская речь — не заборная надпись.

Пушкина нельзя анализировать. Им можно только восхищаться.

Гоголь

Кто из гоголевских героев вызывает больше всего насмешек? Хлестаков, верно? Между тем это ошибка. Ванечка Хлестаков — один из умнейших и самых тонких персонажей. Тонких хотя бы потому, что представляет собой пример подлинного легкомыслия.

Уверен, что из всех пьес, что я поставил за долгую жизнь, со мной останется две-три. А лучшей своей работой считаю постановку «Ревизора». Поэтому остановлюсь на этой пьесе подольше.

Рекомендуем почитать:

Хлестаков никогда не говорил, что ревизор. На эту должность его назначил чиновничий страх. Ваня врет потому, что этого хотят все. Для него это приключение, ведь ему 23 года! Мальчишке льстит внимание взрослых, невиданное радушие, флирт женщин. Здравый смысл — это для Осипа, не для барина. Который сегодня свободен, и пуще света люстр для него сияние глаз Машеньки, глубокое декольте Анны Андреевны, хор чиновников и домашний оркестр: скрипка Машенька, гитара маменька и флейта Городничий.

В сцене взяток все повторяется. Нашего героя чиновники, купцы, весь город буквально заваливают деньгами. Сцена обретает фантасмагорическое гоголевское начало. И все останавливается криком Хлестакова: «Я взяток не беру!».

Важнейший эпизод в повествовании: лошади уже у крыльца, здравый смысл (Осип) требует бежать сию же минуту, а наш Ванечка остается с письмом другу Тряпичкину в Петербург, дабы тот поместил его в газету. Сказал же о себе: «У меня легкость мысли необыкновенная»! Повторю: это неглупый и даже одаренный паренек (хотя и описан у автора «глуповатым», «без царя в голове». — Ред.). Иначе как бы сочинил тонкое и ироничное письмо об обывателях уездного города N., проявив ум и наблюдательность, с убийственно точными характеристиками. В Машеньку влюбился по-настоящему. Такие из-под венца не бегут.

Он обязательно вернется.

В пьесе есть два персонажа, которые всегда смущали меня. Постоянно в спектаклях они одинаково одеты, говорят хором, часто смешат публику не совсем дозволенными средствами.

А это два самых трагических персонажа уездного зазеркалья.

Вот они разговаривают с «ревизором», принесли 65 рублей ассигнациями. У меня в постановке они рыдают на коленях. Один нижайше умоляет сообщить сенаторам, адмиралам и даже Его Императорскому Величеству, что в таком-то городе живет он, Петр Иванович Бобчинский. А второй, Петр Иванович Добчинский, тут же извиняется, что утрудили своим присутствием.

Какое страшное самоунижение.

Если бы я ставил спектакль сегодня, попросил бы исполнителя центральной роли плакать вместе с ними. Есть над чем.

«Ревизор» — самая трагическая пьеса во всей мировой комедиографии.

Мы настолько поглощены древнегреческим эпосом, что совершенно забываем о великом русском. Главным певцом которого был Николай Васильевич.

Лучший пример — «Мертвые души», названные им поэмой.

Гоголю достаточна одна фраза, чтобы дать полную характеристику сразу двум персонажам: того, кто говорит, и того, о ком говорят. «У вас что ни слово, то Цицерон с языка слетел» (Земляника Ляпкину-Тяпкину. — Ред.).

У меня гоголевские герои — смешные или скверные, даже очень скверные — все вызывают сочувствие. Это зависит не от персонажа, а от меня. Я всегда чувствую, что не лучше их и временем изувечен не меньше.

Достоевский

Василий Перов. Портрет Ф. М. Достоевского

Я часто смотрю на портреты Федора Михайловича. Он никогда не улыбается.

Великий страдалец. Умел «унижать других» (я не о тех скандалах вроде встречи с Тургеневым). Судя по его романам, он мог быть иногда чудовищем. Я много раз слышал мнение, что сочувствие не самая сильная сторона Достоевского. Позволю себе не согласиться с этим. Достаточно перечитать «Униженных и оскорбленных». По нему я написал сценарий и отснял телевизионную ленту на латвийском телевидении.

Но самый великий роман Достоевского — «Братья Карамазовы», искренний и бесстрашный. Автор сумел разместить себя в каждом из братьев, но самое главное — он поселил себя в жуткой фигуре их отца. И рассказал с такой откровенностью, которая, возможно, не удавалась никому.

«Братья Карамазовы» — это русское отражение рая и ада.

У Достоевского есть запись: «Я ставил занимательность выше художественности» (возможно, отсюда точка зрения некоторых бойких экспертов, свергающих Федора Михайловича с пьедестала и отказывающих «Карамазовым» в художественности. — Ред.). Запись меня ошеломила. Но чтобы понять это до конца, надо было прожить жизнь.

Примером может служить «Преступление и наказание». Детективная фабула — это инструмент для привлечения читателей. Главное в нем — мучительная, неизбывная тема: ничтожество сверхчеловека. Я уже упоминал это на страницах «ЧиМ» (см. статью «Классик, наследник классиков» в № 4 (9). — Ред.). После «Маскарада» Лермонтова никто не сумел сказать об этом с такой силой.

Недаром сегодня роман — самый ставящийся на подмостках мирового театра. Театр и Достоевский — это особое, уникальное явление. Человек не написал ни одной пьесы — и уступает только Чехову в частоте постановок. Притяжение Достоевского в том, что, возможно, из всех русских писателей в нем больше всего неразгаданных тайн. «Красота спасет мир». Судя по тому, что он наградил этой фразой одного из любимых героев (князь Мышкин в «Идиоте». — Ред.), сам в это верил.

Но она слишком красива, чтобы быть правдой. Пока мир убивает красоту.

Личная судьба Достоевского претерпела так много порой ужасающего, что хватило бы на десятки жизней. Страшная, неизлечимая эпилепсия, преследующая всю жизнь. Смертный приговор, уже на эшафоте замененный каторгой. Сложные отношения с религией и окружающими людьми. Все Федор Михайлович сумел преодолеть, за исключением пагубной страсти игрока.

Хотя, возможно, именно она питала его могучее дарование. А вот «Игрок» не получился, и не потому, что продиктован за 11 дней, а потому, что автор не сумел рассказать о себе. Не хватило искренности.

Я попытался поставить роман, но, сделав инсценировку, убедился: тот, о ком писал Федор Михайлович, оказался чужим для него и потому неинтересным.

Достоевскому удалось поднять лермонтовскую тему ничтожества сверхчеловека еще на одну ступень, приблизить ко дню сегодняшнему. Оглянитесь: сегодня Раскольниковы ходят по улицам городов. Это стало мировым стандартом.

Только в Москве идет не менее дюжины постановок его произведений. Это справедливо, но есть опасность обилия. Почти в каждом романе — авторская индивидуальность, надрыв, душевная смута. Но как внутреннее содержание, а подавляющее число театров воспринимают это впрямую. В результате в спектаклях играют не живых людей, а «достоевщину».

В заключение рискну дать совет: Достоевского надо играть тихо.

Статья была опубликована в журнале «Человек и мир. Диалог», № 3(12), июль – сентябрь 2023.

Прочитано: 105