Ключ к небесам Владимир Алексеев, фотохудожник
Теги: Национальная культура | Традиции | Обычаи | Особенности культуры
Фото автора
В 2019 году СМИ наперебой крутили шокирующие кадры горящего собора Парижской Богоматери. Все сопереживали и обсуждали происшествие, но при этом почти никто не обратил внимания на сгоревший чуть ранее Успенский храм в Кондопоге, являвшийся одним из ярчайших шедевров русского деревянного зодчества. Несмотря на недолговечность древесины, революцию и прочие социальные и политические потрясения, храм простоял три века, а погиб полностью всего за полчаса. Этот храм, как и другие немногочисленные сохранившиеся памятники, представляет собой русское деревянное зодчество — не просто архаичные архитектурные произведения, а основа всей национальной культуры. По мнению специалистов, уже через 20 лет мы можем полностью лишиться этого наследия, что подтверждают цифры. С 1917-го до 2019 года в Республике Коми количество деревянных храмов сократилось с 93 до 38, в Карелии — с 238 до 58, в Вологодской области — с 294 до 69, в Архангельской — с 614 до 225. А из тех храмов, что сохранились, 10 % в руинах, 42 % в удовлетворительном состоянии, лишь 5 % действуют, а в аварийном состоянии находится почти половина (43 %), и им грозит полная гибель в течении 2–10 лет.
Именно это и натолкнуло меня как фотографа на создание привлекательного визуального ряда еще сохранившихся шедевров традиционного деревянного зодчества и родных сердцу образов исчезающей деревни. А их сокровищницей справедливо считается Русский Север, сумевший сохранить остатки бесценного наследия страны, поэтому на ближайшие четыре года он станет для меня главным объектом съемок и исследований. Превратив свой внедорожник в дом на колесах и собрав провизию и снаряжение для бездорожья, несколько лет назад осенью отправился в первую экспедицию на самый восток Архангельской области. Там впервые увидел, что федеральной трассой может называться глинистое месиво посреди глухого леса, по которому после дождя и проехать-то невозможно. И там же по утрам, вылезая из машины, постоянно наблюдал десятки следов медведей, бродивших ночью вокруг. Но именно эти сложности, и в особенности отсутствие нормальных дорог, позволили Русскому Северу, как в волшебном ларце, сохранить то исконное, что почти полностью исчезло в других регионах.
Уходящая натура
До 1917 года примерно 82 % населения России оставались крестьянами, так что основой русской жизни являлась деревня. И каждый двор в ней был частью окружающей природы, ее продолжением. Большая часть страны была деревянной — и это не только дома и амбары, мельницы и бани, но и крепости и храмы. А последние, особенно на Севере, считаются высшим проявлением архитектурного искусства. Без всяких планов и чертежей, орудуя одним топором, древние зодчие возводили постройки высотой с 9-, 20- и даже 25-этажный дом. Строили, как пела душа, как подсказывало внутреннее чувство красоты и гармонии, поэтому каждый бревенчатый храм уникален. Каждая такая постройка создавала неповторимый индивидуальный образ конкретной деревни, воспеваемый поэтами и художниками и хранимый в сердце родившегося и выросшего здесь человека.
О том, что деревянное зодчество — явление исключительное и требующее сохранения, задумались еще полтораста лет назад. Владимир Суслов, архитектор и археолог, в конце XIX века писал: «Откладывать исследование памятников нашего далекого Севера даже преступно: время, неумолимый сокрушитель, висит дамокловым мечом над немыми свидетелями глубокой старины, и уже близка пора, когда они бесследно исчезнут с лица Русской земли и навсегда сокроются от летописей и преданий народной жизни». Что уж говорить о сегодняшнем дне.
С вдохновением воспели красоту и самобытность деревни и художники Николай Рерих, Иван Билибин, Василий Васнецов, Игорь Грабарь, Константин Коровин, Валентин Серов. Благодаря их работам и меткому взгляду деревянное зодчество Севера вошло в сознание людей в самых разных образах — сказочных, романтических, пропитанных седой древностью.
Безвозвратная и трагическая гибель Успенского храма в Кондопоге не единственная. За последние годы в одной только Архангельской области исчезло более 10 уникальных деревянных церквей и ансамблей с 1628 по 1799 годов постройки. Сегодня как никогда остро стоит вопрос не только популяризации нашего общего культурного и исторического наследия, но и неоднозначный вопрос реставрации. Елена Шатковская, директор национального парка «Кенозерский», в котором буквально по крупицам восстановили чудо деревянного зодчества — ансамбль Почозерского погоста, — сетует, что отечественная реставрационная школа почти разрушена. Мастера в возрасте уходят один за одним, а современные архитекторы не понимают, как работать с этими памятниками. Для реставрационных работ приглашают зачастую не профессионалов, а лихие коммерческие компании, выигравшие тендер. И это еще одна человеческая трагедия.
Краевед и исследователь Николай Телегин дополняет картину: «Строительные приемы XVI–XVIII веков ценны сами по себе. Уникальные памятники возвели обычные мужики с топорами. В течение столетий вырабатывались особые решения, техники, секреты, которые позволяли возводить колоссальные здания, и эти здания простояли до наших дней. То, как работал обычный плотник XVII века, в наши дни смогут повторить единицы, но не потому, что это так сверхтрудно, а потому, что и инструмент, и отношение к труду были другими».
Сохраненный рай
Первые серьезные попытки исторической реставрации предпринял в 1981–1988 годах архитектор Александр Попов. Он занялся церковью 1784 года в селе Верхняя Уфтюга (Красноборский район Архангельской области. — Ред.), являвшейся когда-то очагом такого народного искусства, как уфтюжская роспись. Попов изучил следы от плотницкого инструмента XVII века и понял, что раньше топоры были совсем иными по форме и позволяли добиваться идеальной гладкости тесаной поверхности. Благодаря этому шлифованию влага не впитывалась досками и бревнами, древесина сохранялась очень долго. Работа современными топорами не позволяет добиться антисептического эффекта, ведь они из-за своих особенностей оставляют зазубрины и острые края. Изучив все древние отметины на древесине и материалы археологических раскопок, Александр Попов воссоздал топор зодчего, который творил 400 лет назад. Более того, архитектор отработал методы и приемы работы с ним. С современной точки зрения это был скорее не плотницкий топор, а массивный колун из высокопрочной стали на длинном топорище. При правильной работе инструмент как по маслу проходит по дереву, при обтесывании как бы запирает и консервирует древесные волокна, создавая столь гладкую поверхность, что на ней даже не посадишь занозу на голую руку.
Удивительно, но сегодня мы все еще имеем возможность увидеть чудо древнего плотницкого искусства своими глазами. Это не только храмовые ансамбли, но и целые селения. Например, деревня Кимжа, расположенная в отдаленном Мезенском районе Архангельской области. Население около 100 человек. Кимжа входит в топ-10, составленный Ассоциацией самых красивых деревень России. В этом рейтинге фигурируют не только известные туристические места, но и поселения буквально на трех жителей («ЧиМ» вернется к теме деревень в одном из следующих номеров. — Ред.).
Дважды в год Кимжа отрезана от внешнего мира распутицей, причем на довольно долгий срок. Как рассказывают местные жители, первые холодильники начали появляться всего лет 20 назад, а телевизоры и вовсе лет 10. А ведь это уже был XXI век! Но зато селяне сумели сохранить самые северные в мире действующие мельницы. Их осталось две из когда-то десятка. Деревня почти полностью сохранила первозданный северный колорит и даже 71 исторический памятник. Кроме мельниц столбовок (названы так из-за вкопанного в землю столба, который служит несущей конструкцией для сужающегося кверху сруба. — Ред.) это двухэтажные крестьянские дома XIX века, амбары, обетные кресты, бани по-черному, а главное — великолепная шатровая пятиглавая Одигитриевская церковь 1709 года постройки. В Кимже селились так называемые раскольники (именующие себя древлеправославными. — Ред.), имевшие две собственные церкви, которые не сохранились. А православная Одигитрия осталась, и в 2020-м завершилась ее капитальная реставрация методом переборки, причем работы продолжались 20 лет.
Сама же деревня Кимжа появилась в XVI веке, когда здесь поселился первый крестьянин с Пинеги. А к 1926 году здесь проживало 760 человек на 163 дома. Некогда огромное селение сейчас, к огромному сожалению, продолжает умирать, несмотря на все старания властей, общественности и появившийся небольшой поток туристов.
Страна шатров
Удивительно, насколько отзывчивые и добрые люди живут бок о бок с бревенчатыми свидетелями прошлых эпох. Вероятно, этому способствует тяжелый северный климат и быт, мириады мошки и комарья летом, оторванность от цивилизационных центров. Сюда все еще не дошли глобализация и потребительский формат современного общества. Путешествуя несколько лет по Мезенскому району и Лешуконью, я всего лишь раз достал походную газовую горелку, чтобы приготовить обед. Все остальное время, где бы я ни находился, местные жители настойчиво приглашали к столу и без трапезы не отпускали.
Путешествуя будто в машине времени по глубинам Архангельской, Мурманской, Вологодской области и Карелии, обращаешь внимание и на другие уникальные исторические особенности данных регионов. Речь даже не том, что на Севере не было крепостного права, а все о том же неповторимом плотницком искусстве. Благодаря старообрядцам здесь как нигде сохранилась целая ветвь древнерусского зодчества — шатровые храмы. А ведь это направление старательно пытался обрубить патриарх Никон, лишенный в 1666 году патриаршего сана и сосланный на каторгу. Именно благодаря этому человеку и его реформам произошел раскол церкви на Руси, раскроивший общество на два лагеря и спровоцировав многочисленные кровопролития. Как говорили раньше на Севере, до царя далеко, поэтому в небольшом количестве шатровые храмы продолжали строиться и после никоновских реформ, запретивших шатры. Сейчас это памятники мирового культурного значения, которые хоть и охраняются государством, но продолжают гибнуть и разрушаться.
Сам шатер, как наиболее древняя и традиционная, не имеющая аналогов в Европе форма храмов, берет начало задолго до крещения Руси. Именно поэтому староверы Севера стремились сохранить эти традиции зодчества, несмотря на запрет патриарха Никона, и часто прятали шатровую конструкцию за многочисленными главками, сохраняя общий пирамидальный силуэт. Древнерусское слово «шаторъ» образовано от тюркского šatyr — «палатка, навес». Кстати, древнеиндийское слово chattram означает «заслон, завеса» и было связано со значением «открываю, закрываю Свет». То есть, по сути, в духовной интерпретации это ключ к небесам. Самим шатром в древнерусском зодчестве именовали навершия центрических построек в виде четырех- или восьмигранной пирамиды, которыми завершали башни, храмы и даже парадное крыльцо в обыкновенном деревянном доме. Это был символ, говоря современным языком, активного устремления человека к Богу. По сути, конструкция представляла собой «восьмерик на четверике», позволяющая сделать переход ярусов квадратного в плане основания того же храма к его восьмигранному навершию (шатру), сверх которого ставилась небольшая главка как обвершка полушаром. Кстати, от главки и произошло древнеславянское слово «глава» как «начало всему, основа, высшее»: глава делу, глава дома, глава берестяных грамот, а впоследствии книг и так далее.
В своей статье «Русское деревянное зодчество. Шатровые храмы» исследователь Николай Телегин пишет, что прототипом шатровой формы храмов была башня, которую до XVI века называли вежей. А само слово «вѣжа» означает «знающий, сведущий», то есть, по сути, «башня, несущая знания».
Также в статье Телегина отмечено, что именно высота культовых построек являлась признаком их божественного предназначения, символом устремления человека к Богу. Так, высота Успенского храма в Кондопоге, о которой шла речь в начале статьи, достигала 42 метров. Вознесенская церковь в Пияле (деревня в Онежском районе Архангельской области. — Ред.) высотой 45 метров, то есть современного 15-этажного дома. Но, пожалуй, самым высоким был пятишатровый Успенский собор в Великом Устюге (1502 год), он имел высоту 75 метров. А это, между прочим, нынешнее 25-этажное здание!
Пока не поздно
За почти четыре года странствий по Русскому Северу я открыл для себя совершенно иной мир, мир русской души. Храмовые ансамбли, часовни, расписные 200-летние крестьянские избы, амбары — целые брошенные деревни. И во многих домах там до сих пор можно увидеть печь, старые лавки, фотографии на стенах, а в некоторых и расписные прялки, если повезет. Фотоматериалы, привезенные из экспедиций, позволили команде национального фонда «Родная земля» выпустить в свет уникальное издание «Узорная Русь», получившее благодарности и признание губернаторов Архангельской и Вологодской областей. Но этого мало. Несмотря ни на что и вопреки всему, мы должны сберечь для потомков то немногое из деревянного зодчества Русского Севера, что еще не разрушилось и не сгорело. А для этого нужно в первую очередь сделать эти памятники более доступными, говорить о них, писать, показывать и просвещать. Конечно, строительство из дерева в целом было обусловлено в первую очередь географическими, климатическими и практическими предпосылками. Удивительно не это. А то, с каким мастерством и чувством прекрасного простые деревенские мужики возводили одним топором потрясающие высокие строения, завораживающие при первом же взгляде. Несущие в себе глубинный смысл, значение которого современный человек уже не помнит или не понимает. Не упустите возможность увидеть все своими глазами, пока не поздно.
Статья была опубликована в журнале «Человек и мир. Диалог», № 4(13), октябрь – декабрь 2023 г.
