Все самое интересное о жизни стран-соседей России
Обновлено: 19.03.2024
Культура и традиции
8 минут чтения

Вукол Лавров, издатель и меценат




































































































































Анна ЛАВРОВА, мемуарист

Фото из архива автора

Недалеко от подмосковной Старой Рузы есть место, которое много значит для меня, моей семьи, а также для всей русской публицистики XIX–XX веков. Это Малеевка, имение Вукола Михайловича Лаврова (1852–1912), моего прадеда, почетного потомственного гражданина, собственника, издателя и главного редактора литературно-политического, прогрессивного толстого журнала «Русская мысль».

Писатели и журналисты

В декабре 1878 года Лавров подает прошение в Главное управление по делам печати о разрешении издавать журнал под названием «Русская мысль», что стоило ему больших денег. Первый номер журнала вышел в январе 1880 года, распространялся по подписке. Весь цвет русской литературы того времени стал печататься в нем. А.П. Чехов, И.С. Бунин, В.Г. Короленко, Д.Н. Мамин-Сибиряк, Н.Г. Чернышевский, Г.И. Успенский, Н.С. Лесков, С.М. Соловьев, И.М. Сеченов, К.А. Тимирязев, Н.Г. Гарин-Михайловский, К.Д. Бальмонт, да всех и не перечислишь! Зная в совершенстве польский язык, Лавров сам переводил произведения польских писателей. Он перевел роман Генрика Сенкевича «Qvo vadis» («Куда идешь», лат.) на старославянский – «Камо грядеши» – и напечатал в своем журнале. «Русская мысль» быстро стала одним из самых читаемых журналов. Литераторы, художники, артисты были постоянными гостями Лаврова в доме в Леонтьевском переулке Москвы. По субботам за стол садилось не менее 50 человек.

Писатель и журналист Василий Немирович-Данченко (старший брат известного театрального деятеля) вспоминал: «Бывали такие Лавровские субботы, когда в его гостиной собиралась точно галерея живых портретов для хрестоматии. Провались тогда этот белый красивый дом, – и двух третей русской литературы не стало бы… У Лаврова часто засиживались до утра. Поздний зимний рассвет заставал дом полным, и такие ночные бдения никого не утомляли. Напротив, отсюда выходили заряженными новою силою, смехом, увлечением, часто побратавшиеся враги».

Чехов писал в одном из писем в марте 1893-го Суворину: «Вчера обедал у Лаврова… У Лаврова приятно бывает обедать. Выпили по пять рюмок водки, и Гольцев предложил тост за единение художественной литературы и университетской науки… Выпили мадеры, белого, красного, игристого, коньяку и ликера, и Лавров предложил тост за своего дорогого и хорошего друга Антона Павловича Чехова и облобызался со мной».

После 10-летнего юбилея журнала Лавров понял, что в Москве будет жить тяжело: журнал стоил дорого, редакторам и типографии он сам платил из своего, когда-то баснословного, состояния. Чехов предлагал купить домик в Ялте, Лавров ездил туда, но климат показался сырым. И он купил у купца Малеева пустошь в 20 тысяч десятин недалеко от Старой Рузы (Малеев в свое время купил именно пустошь, а не поместье, как пишут некоторые писатели, у графа Воронцова, но сам строиться не стал). Дом с флигелем и мезонином издатель «Русской мысли» выстроил на пригорке, заказал в Голландии печи, развел огород, сад и начал принимать гостей. Имение свое называл Малеевкой, Малеево, иногда Шелковкой (по ближайшей станции железной дороги, которую в 1912 году переименовали в Дорохово в честь героя Бородинской битвы).

Мой прадед всегда был рад писателям, художникам, артистам. Частыми гостями были князь А.И. Сумбатов-Южин, А.П. Чехов, актер П.М. Свободин, В.А. Гиляровский и многие другие. Имение находилось в 12 километрах от станции Дорохово, поэтому Лавров купил коня Ваську с таратайкой, как он называл повозку, и ездил на ней встречать или провожать гостей. Васька оказался «очень немолодым», поэтому Вукол Михайлович отдал его дворнику, который давно «упрашивал барина подарить ему эту старую клячу для нужд». Узнав об этом, Чехов купил коня, назвал его Цензором и подарил Лаврову. Цензор был покладистым, послушным, часто выручал Вукола Михайловича. В остальное время его сын Миша с друзьями ездил на рыбалку или пикник. Дети В.А. Гольцева, редактора «Русской мысли», тоже любили кататься в повозке, запряженной Цензором.

Когда Чехов купил и обустроил дом в Ялте и стал заниматься садом, прадед, желая отблагодарить его, предложил самому Чехову выбрать коня для ответного подарка, говоря, что он сам не слишком разбирается в лошадях. Но Чехов наотрез отказался, пояснив, что любит ходить пешком, да и ездить в Ялте некуда. Лавров подыскал нужный писателю подарок – иллюстрированную книгу Павла Золотарева «Флора садоводства» и надписал: «Дорогому другу Антону Павловичу Чехову в поощрение его садоводческих стремлений. В. Лавров». Когда великий драматург приезжал в Малеевку, то уже сам давал указания хозяину, что, где и когда высаживать в саду и огороде.

Актеры и музыканты

Прадед был знаком со многими артистами еще до издания «Русской мысли», бывая в гостях у драматурга Островского. Дружил с В.Н. Андреевым-Бурлаком, А.Я. Гламой-Мещерской, М.Н. Ермоловой, П.А. Стрепетовой, М.Г. Савиной. Гордость Малого театра Сумбатов-Южин относил себя к самым близким и задушевным друзьям Лаврова. Заслуженная артистка Императорских театров Г.Н. Федотова в 1907 году писала в Малеевку: «Дорогой друг, дорогой, милый… Мы пережили всю революцию (1905 года. – А.Л.) в Леонтьевском переулке. Дай только Бог не переживать больше таких дней! Как Вам не грех подумать, что Вы когда-нибудь можете стать для меня чужим человеком!».

Федотова пережила и еще более страшную революцию 1917 года, получила звание народной артистки Республики в 1924 году. Мой папа Михаил Михайлович прекрасно помнил, как во время посещения Малеевки жена Вукола Михайловича Софья Федоровна показывала фамильную драгоценность – записную книжку в серебряной обложке и сафьяновом футляре, к которой прилагался крошечный карандашик, с надписью: «Дорогому другу от Гликерии Федотовой, 26.02.1898 г.».

Выдающаяся актриса Мария Савина часто навещала Лаврова и в Леонтьевском переулке, и в Малеевке. После спектакля, когда его сын Михаил (мой дед) поздравлял ее с замечательно сыгранной ролью, она подарила свой портрет с надписью: «М.В. Лаврову на добрую память. М. Савина. Москва 23 марта 1897». Итальянский актер Эрнесто Росси во время гастролей в нашей стране часто посещал Вукола Михайловича, познакомился с Чеховым, который неоднократно упоминал его в рассказе «Барон». В 1895 году Росси преподнес Лаврову стопку фотографий – свои главные роли в пьесах различных авторов.

Живя в особняке в Леонтьевском переулке, издатель «Русской мысли» устраивал не только обеды и ужины, но и музыкальные вечера, на которых царил один из ближайших друзей Н.Г. Рубинштейн, пианист-виртуоз и дирижер, основатель и первый директор Московской консерватории. В любое время Рубинштейн мог прийти к Лаврову, и его всегда принимали с радостью. Иногда посылали специальное приглашение, и Николай Григорьевич спрашивал: «В чем приезжать: во фраке с белым галстуком или по-домашнему?». В особняке рояль перед каждой субботой специально настраивали для Рубинштейна. Гости ждали, когда пианист сам захочет сесть за инструмент. Обычно это бывало после вечернего застолья, часа в 2–3 ночи. Особенно наслаждался Вукол Михайлович, когда друг играл Бетховена. Игру Рубинштейна считал волшебством.

Когда Николай Григорьевич внезапно скончался в Париже в 1881 году в возрасте 45 лет, Лавров страшно горевал и долго не мог слушать других музыкантов. Всегда жалел, что не учился игре на фортепиано, но уж своих детей выучил. Особенно хорошо играла дочь Настя. Вукол Михайлович завещал своим детям учить его внуков музыке, что они и исполнили. Мой папа тоже любил играть сонаты Бетховена.

Прадед приглашал друзей не только к себе домой, но любил потчевать их и в ресторанах «Эрмитаж», «Яр» и «Славянский базар». Сохранилась телеграмма от 12 января 1894 года, которую Чехов послал своему брату Ивану: «Потапенко, Гольцев, Лавров, Немирович, Ремезов завтра обедаем. Буду двенадцать часов… Антуан». Как-то в «Славянском базаре» Гиляровский пожаловался на недомогание. Чехов с самым серьезным видом пощупал его пульс, определил какую-то болезнь с мудреным названием и тут же прописал лекарство: «Водки – Quantum satis» (сколько сможешь – лат.). Вот как описывает обед Лаврова с друзьями художник П.П. Соколов: «Около шести часов мы поднялись по роскошной лестнице “Эрмитажа” и вошли в зал при низких поклонах многочисленной прислуги, которая очень хорошо “знала” и почитала Вукола Михайловича.

– Ведь здесь я оставил добрую часть моего наследства, недаром они так низко мне кланяются, – добродушно проговорил он.

Сев за столик, он подозвал пожилого лакея, издали наблюдавшего за нами.

– Собери-ка нам закусочку, знаешь какую…

– Как не знать-с, Вукол Михайлович, не впервой.

– А обед-то какой у вас сегодня?

Лакей подал карточку.

– Ну, это какой же обед, – сурово проговорил Вукол Михайлович, пробежав названия блюд, – пойду-ка я сам к повару поговорить, кормиться, так кормиться, как следует, – и он, грузно поднявшись, вышел из залы.

– Любит Вукол Михайлович покушать на славу, – заметил с усмешкой Василий, уставляя стол самыми редкими и дорогими закусками.

Боже мой! Чего-чего тут не явилось… И лангуст, и жареные устрицы, разносортная икра и балыки… и всякие грибы…

 …подошли еще трое компаньонов, из которых один оказался его сыном-студентом, другой известным всей Москве артистом (Свободин. – А.Л.), а третий музыкальным критиком тоже с громкой фамилией (Николай Кашкин. – А.Л.).

Обед был подан тончайший. Комбинация из кушаний и вин была удивительная, Вукол Михайлович показал, как ”едали они с Николаем Григорьевичем Рубинштейном…”. Но, если бы дело все состояло в пище, то этот обед, вероятно, не оставил бы после себя такого впечатления. Но Вукол Михайлович был гастрономом мысли еще большим, чем пищи. И в его присутствии само собой зарождались идеи обо всем “прекрасном”, об искусстве во всяком проявлении, будь то музыка, или литература, или сцена.

– Господа, обед кончен… Если вы не голодны, пройдем в отдельный кабинет с роялью, велим подать туда вино и фрукты…

И тут, при этом заключительном аккорде обеда, можно было догадаться, почему Николай Григорьевич Рубинштейн со своей широкой натурой, требовавшей постоянного наркоза, не мог обойтись без сообщества Вукола Михайловича, который даже разнузданному веселью кутежа умел придать артистический привкус и художественную оболочку».

Полностью статья была опубликована в журнале «Человек и мир. Диалог», № 2(3), апрель – июнь 2021

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Подписывайтесь, скучно не будет!
Популярные материалы
Лучшие материалы за неделю