Планета Таймыр Николай ПЛУЖНИКОВ, научный сотрудник ИЭА РАН
Рисунки автора
Норильск и Дудинка много значат для этнолога, всю жизнь занимающегося Севером. С этими заполярными городами связаны мои первые экспедиции конца 1980-х еще в студенческие годы. Потом я бывал там в конце 1990-х, начале 2000-х, а несколько лет назад опять начал ездить. Впечатления молодости – самые яркие, свежие и приятные, они сложились в пеструю мозаику, которую я с удовольствием покажу читателям «ЧиМ».
Нганасанский Гомер
Тубяку Костеркин был не только могучим нганасанским (нганасаны – коренной самодийский народ Таймыра численностью не более 1 тысячи. – Ред.) шаманом, но еще и Гомером тундры, ничуть не уступая древнему греку в объеме и яркости эпических произведений. Вдобавок по-актерски был бесподобен. Однажды он рассказал мне историю, в которой причудливо переплелись нганасанский миф и русская волшебная сказка.
Главный герой отправился на поиски пропавшего отца. В одном эпизоде он пришел в некий город, естественно, русский. В его центре герой увидел самый большой дом, на крыше которого имелась стеклянная будка с надписью «Начальник». Сам же начальник неотлучно сидел внутри с биноклем, наблюдая за жителями.
Этот эпизод странствий героя сразу показался мне необычным для жителей Таймыра, но на наводящие вопросы сказитель не отвечал. А потом я узнал, откуда ноги растут: у Тубяку был личный лагерный опыт в довоенные времена. Но причиной оказалась отнюдь не политика, а донос родного брата Демниме, который тоже был шаманом. После смерти отца, великого шамана Дюхадэ, братья смертельно рассорились, кто из них реальный наследник его дара, и написали доносы друг на друга. В результате оба недолго и неопасно посидели в лагере на лесоповале в Игарке. Тубяку по статье «злоупотребление служебным положением», а статью Демниме мне выяснить не удалось. Вероятно, с этих времен у Тубяку осталось любимое русское слово, употребляемое намного чаще других, – «законно».
Многое из жизни Тубяку мне рассказала его дочь Надежда. Она оказалась прирожденным филологом, идеальной билингвой. Окончила Институт народов Севера в Ленинграде. В середине 1990-х ей дали квартиру в Дудинке, чтобы она составляла словарь нганасанского языка. Приехав в Москву на стажировку, Надежда поведала мне, как для местной газеты переводила «У Лукоморья дуб зеленый…» и как переводится само слово «Лукоморье».
От Надежды я узнал историю про ее тетку, сестру Тубяку и Демниме. Тетку звали Нобупти`е. Она тоже стала шаманкой, но с другим корнем, так что вопрос о наследовании дара Дюхадэ ее не касался. Нобупти`е кочевала с семьей на востоке Таймыра, и однажды за ней приехала команда НКВД, чтобы арестовать за шаманство. Но женщина исчезла, никаких следов из чума не вело, так что непонятно, где искать. Чтобы не возвращаться с пустыми руками, сотрудники конфисковали ее шаманский костюм. Но на обратном пути случилось нечто странное: тот, кто вез костюм, впал в прострацию и выкрикивал казавшиеся бессвязными фразы. Его поместили в местный сумасшедший дом. Там оказались несколько нганасан, и они очень развеселились, услышав крики милиционера. Оказалось, он крыл всех отборными нганасанскими ругательствами. А Нобупти`е откуда-то вернулась в чум, и больше ее не трогали.
Надежда также рассказала, что в молодости Тубяку был еще и председателем местного Осоавиахима (Общества содействия обороне, авиации и химическому строительству в 1919–1948). Для этого, вероятно, требовалось вступить в комсомол, но, к сожалению, я тогда забыл это уточнить.
Бывший шаман
Игорь Костеркин, он же Нгучамаку, родился в Саратовской области и был наполовину русский, не пил и не курил. В свое время дочь Демниме Нина привезла малыша на стойбище к родителям и оставила, а сама вернулась на материк. И дед стал учить Игоря шаманству.
В 1978 году на Таймыр прибыла экспедиция Института этнографии АН СССР со съемочной группой. Ученые побывали на стойбищах Демниме и Тубяку и сняли на пленку шаманские ритуалы. Самым удивительным в съемках оказалось творчество восьми- или десятилетнего Игоря, в то время окончившего первый класс школы-интерната в Дудинке. Он невероятно серьезно и изящно изображал шаманскую пляску, а его чистый детский голос совершенно завораживал. И это при том, что языки малочисленных народов Севера в СССР были признаны ненужными, в интернатах детям нганасан, долган, ненцев, энцев и эвенков запрещали говорить на родном языке.
А Игорь нашел свою особую манеру самовыражения, которая приводила учителей в ужас: время от времени посреди урока впадал в шаманский транс и пел по-нганасански заклинания, которым научил его дед. Когда наступили летние каникулы, вертолет развез детей по родным стойбищам. К первому сентября за Игорем вернулись, и тут старый Демниме, полжизни проходивший на деревянной ноге, вышел навстречу вертолету с винтовкой. Учебный год начался без Игоря. У него так и остался один класс образования, и в армию его не взяли по причине неграмотности. В середине 1980-х Демниме умер, и внук перебрался со стойбища в Усть-Авам.
Он производил впечатление самого интеллигентного человека в поселке – немногословный, невозмутимый и рассудительный. Нганасаны в своем большинстве независимые и самодостаточные, но у внука могучего шамана эти качества проявлялись сильнее, чем у кого-либо. Он выбрал самую одинокую и грязную работу в поселке – ассенизатора. А потом приехала мать и привлекла его к выступлениям в составе фольклорной семейной группы, пользовавшейся немалым успехом на Таймыре. На сцене Игорь плясал и пел вместе со всеми, но старательно избегал изображать шаманские ритуалы, этим занимались его мать и дядя. В 1999 году мы встретились, и я спросил, приходят ли шаманские духи. Он отвел глаза: «Иногда. Но я уже не хочу…».
Браконьеры, обиды не помнящие
Дудинка – портовый город. Сюда приходят крупные грузовозы, плавающие по Севморпути, их яркие красные борта радуют глаз в любое время года. Конечно, главная часть Дудинки – это набережная. Первым крупным архитектурным памятником стало деревянное здание речного вокзала, построенное в 1949 году. В нем отразилось то обаяние советской речной архитектуры, которое я встречал в начале 2000-х, плывя по Енисею до Красноярска. Это обычные дебаркадеры, хрупкие, облезлые и очень романтические.
Вторая достопримечательность Дудинки – церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы, изящное и одновременно величественное здание из красного кирпича, возникшее на набережной в начале 2000-х. Оно обозначило собой площадь, откуда вверх поднимается главная улица города. Третьей архитектурной доминантой стал краеведческий музей, чье возведение закончилось в 2009 году. Несколько лет назад в Дудинке я спросил местных друзей, как его найти, мне отметили: «Иди по набережной направо и увидишь здание, которое ни на что не похоже». Больше всего музей напоминает огромную скалу.
А про другую достопримечательность порта – людей – можно рассказывать бесконечно, но ограничусь одной историей. В качестве научного консультанта однажды я участвовал в съемках документального фильма о детях нганасанских шаманов. У режиссера имелось рекомендательное письмо из популярной программы «Дежурная часть», так что в аэропорту нас встретила дудинская милиция при полном параде. Для научно-популярного телевизионного кино требовалась эффектная съемка Енисея. Местное МЧС предоставило катер и солярку, чтобы доплыть до Диксона, самой северной населенной точки на этой большой реке.
Вместе с нами в путешествие отправился тогдашний директор Большого Арктического заповедника. Он действительно большой, включает в себя обширные территории севера Таймыра и острова в Ледовитом океане, в том числе далекий архипелаг Норденшельда, а также примыкающую акваторию. Только вот финансирование заповедника в те годы велось абы как, и у директора не имелось собственного транспорта. Вот он и попросился к телевизионщикам, чтобы своими глазами увидеть хотя бы часть подведомственных земель и вод.
На катере нас встретили только капитан и боцман, а команда отсутствовала в полном составе. Выяснилось, что накануне была получка, матросам недоплатили, и они в знак протеста уволились, прихватив на память кое-что из навигационных приборов и карт. Что делать? Работа-то не ждет. Капитан подумал и согласился плыть по имевшейся лоции. С ее помощью удалось добраться до самого северного приенисейского национального поселка Воронцово. Дальше устье Енисея расширялось до невообразимых размеров.
Мы завернули в один из рукавов устья под названием Малый Енисей, где начиналась территория заповедника. «Дежурную часть» нужно было отблагодарить каким-нибудь сюжетом, а что можно снять здесь, на краю земли? Не шпионов же! Браконьеры – вот кто обязаны были стать героями криминального сюжета. И как назло, их не наблюдалось даже в самую сильную оптику.
Но вот раздались крики радости: небольшое старенькое суденышко пристало к острову, который принадлежит заповеднику! Началась образцово-показательная процедура задержания нарушителей, которую снимали максимально жестко. Люди на кораблике особо не сопротивлялись, так как были сразу деморализованы громовыми криками в мегафон, высокими чинами правоохранителей, нацеленными телекамерой и софитом, заламыванием рук и требованиями представиться. При этом серьезной вины за собой не чувствовали и только выражали глубокое недоумение.
Дело ограничилось строгим устным предупреждением.
Сюжет сняли превосходный, экзотичный и в приподнятом настроении поплыли дальше. Дно у Енисея здесь песчаное, карта глубин меняется каждый год, а у капитана нет свежей. Мы сели на мель. После ожесточенных попыток вырваться катер вообще попал в яму на дне, откуда уже ни туда, ни сюда. Самая что ни есть картина маслом. Суда по Малому Енисею всегда ходили редко, радиосвязь не работала, вдобавок опустился сильный туман. Перспектива стать северными робинзонами не грела никого, но все гнали от себя грустные мысли, резались в карты, и даже я научился играть в двадцать одно. Прошли целые сутки, когда случилось чудо. В зоне видимости появилось видавшее виды суденышко, то самое, браконьерское! Люди Севера не держат обид: они не стали игнорировать наши отчаянные гудки и размахивания большими тряпками, а сразу сменили курс. Подплыли, узнали в чем дело, кинули трос и дали полную мощность своему полуживому движку. В первой попытке трос порвался, и его обрывок описал страшную дугу. Вторая попытка была удачной, и наш катер медленно сполз с проклятой мели. Обе стороны сделали вид, что ничего между ними не было.
Северное направление
Мой давний приятель Володя Биче-оол был, пожалуй, единственным тувинцем на Таймыре. Его занесло сюда по распределению после окончания Красноярского колледжа искусств. В Дудинке он стал преподавать хореографию. Как человек большого творческого дара, он отличался наивной непосредственностью в быту, серьезным отношением к профессии и чудовищной активностью. Все эти качества пришлись не по вкусу местной хореографической элите, медленно, но верно разрабатывавшей современные пляски народов Севера. Володя почувствовал на своей персоне недоброжелательное сопротивление среды и, естественно, обиделся.
Потом пришло лето с длинными каникулами, и он отправился к себе на родину, в глухую тувинскую деревню. Там решил поговорить о профессиональных и бытовых проблемах со всеми уважаемым стариком-гадателем, тем более тот знал его с раннего возраста. Старик гадал по монгольской системе, кинул камешки и объявил: «Тебе нечего беспокоиться. Север – это твое направление». Действительно, вернувшись в Дудинку, Володя обнаружил, что многие проблемы ушли, почувствовал себя вполне сносно, а потом и защитил диссертацию. Спустя несколько лет перебрался в Челябинск, где в институте физкультуры получил кафедру. Вероятно, на Урале он чувствовал себя лучше, но по отношению к его далекой родной деревне это все равно Север.
Полностью статья была опубликована в журнале «Человек и мир. Диалог», № 1(6), январь – март 2022.
