Эльвин Адыгозел: «Если хочешь чего-то добиться, нужно уметь чем-то жертвовать»

Режиссер из Азербайджана — об «ином кино», иностранных языках и неповторимых закатах

Теги: Национальная культура | Национальное достояние | Кинематограф | Режиссеры | Азербайджан

18 ноября этого года ему исполнится 33*. Мистический возраст, символизирующий расцвет и полную силу. Возраст первых итогов и амбициозных надежд. Возраст, когда уже есть чем гордиться, но еще не о чем сожалеть. Азербайджанский режиссер Эльвин Адыгозел подходит к этому рубежу во всеоружии. За плечами несколько фильмов, не оставшихся незамеченными на серьезных международных кинофестивалях в Каннах, Локарно, Пусане, Марселе, Таллине, Москве. Впереди… впрочем, стоит ли загадывать, когда речь идет об одном из самых перспективных независимых молодых кинематографистов, чье имя известно далеко за пределами его родной страны. Одно можно сказать наверняка: у судьбы на этого парня определенно есть свои планы.

Эльвин, далеко ли от вашего родного Геранбоя до Баку?

Больше 300 километров. Если на машине ехать, то около пяти часов выходит. Так что да, далековато.

… а до Локарно, Пусана и Марселя — еще дальше. Но вы каким-то удивительным образом стремительно этот путь преодолели.

Не так уж и стремительно, если иметь в виду, что о кино я мечтал столько, сколько себя помню. Подростком смотрел его запоем, бесконечно, иногда до пяти утра. Сбегал с уроков, чтобы не пропустить очередную телепремьеру или новый эпизод сериала. Глотал все подряд, в основном, конечно, американские фильмы, но среди этой лавины боевиков и триллеров попадалось и фестивальное, и артхаусное кино. А когда был совсем ребенком, собирал друзей, родных и разыгрывал с ними отдельные сцены из фильмов. Естественно, себе оставлял исключительно главные роли.

А вот кинотеатра у нас в районе не было, да и сейчас нет. Первый раз увидел большой экран, когда мама взяла меня в Баку и мы пошли в знаменитый кинотеатр «Низами». К сожалению, часто возить меня в столицу она не могла. Времена и без того были тяжелые, так еще мама с бабушкой одни меня растили. Мама — детский врач, денег не то что не хватало — их просто не было. Я сдавал бутылки, чтобы добыть хоть какую-то мелочь на кока-колу. Зато я часто ездил с мамой на «скорой» и внимательно наблюдал за тем, как на самом деле живут люди. Как они страдают, скандалят, реже радуются. Кто-то скажет, что такие впечатления могли нанести ребенку серьезную психологическую травму, я же уверен: это была судьба, которая вела меня к кино. Потому что я вырос в настоящей реальности, которую многие сценаристы и режиссеры и в глаза не видели.

А в какой момент вы поняли, что пора уже «переплавлять» эти наблюдения в собственное кино?

После школы я поехал в Баку, учился на актерском факультете, случайно попал в один маленький театр, теперь он уже давно закрыт, где впервые понял, что такое настоящий спектакль, репетиции. Работал на телевидении в программе о фестивальном кино и в комедийном шоу, о котором сейчас и упоминать бы не стал, если бы не случившаяся там встреча с удивительным человеком, одним из первых моих настоящих друзей, знаменитым в Азербайджане фотографом, оператором, поэтом Дадашем Адна. Это он помогал мне в моих первых экспериментах, благодаря ему я окончательно осознал, что мое место — в кино. Затем появились и другие единомышленники — актеры и актрисы. Так что однажды я просто взял камеру и снял свой первый фильм. Конечно, эта работа была, мягко скажем, далека от идеала, но важно другое — это была первая попытка сделать иное кино, создать на экране иную атмосферу, через естественную манеру актерской игры показать истинную реальность, одним словом, совершить то, чего в азербайджанском кино до нас никто не совершал.

Через какое-то время в Баку проходили совместные мастер-классы российских и азербайджанских кинематографистов, где показывали фильмы студентов двух стран. И там был один француз, занимавшийся международными проектами. Я отдал ему все, что к тому моменту наснимал, с просьбой показать фестивальным отборщикам или независимым продюсерам во Франции. Надеялся ли я, что дело выгорит? Нет, не надеялся. Поэтому вернулся в Геренбой, работал в самых абсурдных местах, и вдруг раздается звонок из министерства культуры: слышишь, парень, тебя тут какие-то французы разыскивают, а ты, собственно, кто такой, почему мы тебя не знаем? (Забегая вперед, скажу, что никакой поддержки от министерства культуры ни тогда, ни после я так и не получил.)

Первую картину с участием французского продюсера Гийома де Сейла мы делали вместе с режиссером Руфатом Гасановым. В итоге наш «Хамелеон» попал в Локарно. Одни критики написали, что это история про жесткую социальную иерархию в Азербайджане, другие отмечали ее новый киноязык. Следующий фильм, «Репортаж из темноты», я снял один уже с другим французским продюсером, Этьеном де Рико, он же, вместе с моими азербайджанскими продюсерами Ирадой Багирзаде и Интигамом Гаджили, участвовал и в работе над «Билясуваром».

Слушая вас, можно подумать, будто вам удалось вытянуть счастливый билет и получить возможность беспрепятственно снимать все, что заблагорассудится…

Конечно же, это не так. Вот, например, история с проектом «Яшар». На создание сценария я получил грант Роттердамского фестиваля, часть средств на постпродакшн выиграл в Стамбуле, представлял проект в Каннах, но денег на завершение картины по-прежнему не хватало, потому что там требуются серьезные вложения. Продюсеры говорили: потерпи, подожди, может, нам удастся найти какие-то деньги, но я не мог терять время и не хотел ждать. Мне нужно было работать. И я сказал им: или вы помогаете мне сейчас с другой, менее бюджетной картиной, или мы расстаемся.

Так родился «Билясувар» — фильм, составленный из нескольких новелл, действие которых разворачивается в одноименном южном районе Азербайджана. Он про нашу повседневность, про обычных людей и их мечты, про влюбленного парня, про сельского учителя, который на свои деньги покупает детям новогоднюю елку, про провинциальных артистов, мечтающих о больших ролях и славе. При всей своей внешней простоте, благодаря которой фильм поняли и приняли и в Южной Корее, и во Франции, и в Индии, и в Германии, и в России, он был очень непрост в производстве. Снимать у нас кино — это вообще очень непросто, ты должен быть постоянно готов к безденежью и недовольству группы, к войне с полицией, с местными чиновниками, с жарой или холодом, со всем миром!

Премьера «Билясувара» могла состояться в Каннах — на него обратили внимание отборщики одной из фестивальных секций. Но программа у них была уже составлена, они предложили подождать следующего года, нигде фильм не показывать, при этом честно предупредили, что за это время все может измениться, появятся другие сильные картины, и есть вероятность, что все сорвется. Конечно, я отказался. Мой фильм — мои правила. В итоге премьера прошла на международном фестивале в южнокорейском Пусане, вызвала положительную международную критику. Так что все к лучшему.

Вы когда-нибудь задумывались о том, кто он, ваш зритель? Для кого вы снимаете свое «иное кино»?

У меня не будет второго шанса прожить эту жизнь. И у вас не будет. И ни у кого не будет. Поэтому я хочу делать кино, которое останется в истории искусства как художественный документ, который повлияет на судьбу самого кино, привнесет в него новую стилистику. И речь не просто о форме, о красивой картинке ради картинки, за которой пустота. В моих работах есть смысл, нестандартный сюжет, серьезная актерская игра. И это не эпатаж, я просто не умею снимать по-другому. И я точно знаю, кто мой зритель. Человек, который хочет, выйдя из зала, еще какое-то время оставаться «в фильме», думать о нем, анализировать, делать для себя какие-то выводы. Вообще, всех зрителей можно смело делить на 4 «команды»: на поклонников жанрового кино, чистого артхауса, документальных или экспериментальных фильмов. Мои работы — это «пятый элемент», понимайте, как хотите.

А вы сами какое кино смотрите?

Самое разное. Но каждый день в обязательном порядке — не меньше 2–3 фильмов. Это не массовое кино, все больше штучные работы, которые, к сожалению, до широкой публики обычно не доходят. Иногда выбираю что-то очевидно неудачное, но исключительно для того, чтобы в очередной раз понять, как не нужно снимать.

Поделитесь своей пятеркой любимых картин?

На пятом месте «Таксидермист», снятый в 2002-м итальянцем Маттео Гарроне. На четвертом — «Манила в объятиях ночи» Лино Брока. Это Филиппины, 1975 год. Третье место пусть будет у Бразилии — «Звуки по соседству», Клебер Мендонса-сын, 2012 год. «Серебро», пожалуй, отдам картине из Судана. Сухейб Гасмельбари сделал совершенно невероятную ленту про режиссерскую судьбу. «Разговоры о деревьях» называется. Что до «золота», то давайте вручу его румынскому фильму Кристи Пую «Смерть господина Лазеруско» 2005 года. Потрясающий пример того, как можно создать шедевр из ничего, из мелочи, из пустяка.

Конечно, этим список моих любимых фильмов не исчерпывается. Так, если вам интересно независимое американское кино, можете посмотреть «Пять легких пьес» Боба Рейфелсона с Джеком Николсоном. Он тут совсем другой, не похожий на себя, хотя сам не раз говорил, что считает работу у Рейфелсона вершиной своего актерского мастерства. Или вот «Жирный город» Джона Хьюстона. У него нет ни одной награды, но как по мне, так эта лента на голову выше «Бешеного быка» Мартина Скорсезе, снятого на ту же «боксерскую» тему и получившего целый букет призов.

Вы замечательно говорите по-русски — для людей вашего поколения это уже скорее исключение из правил.

Я выучил его благодаря русским фильмам. И в Баку у меня немало русских друзей. Пока смотрел турецкие фильмы, выучил турецкий, к тому же они с азербайджанским близки, так что это было несложно. А вот по-английски долго не говорил. И в какой-то момент дал себе слово — выучить во что бы то ни стало. Начал смотреть кино с субтитрами, слушал интервью. У меня так во всем: если я чего-то по-настоящему хочу, то просто беру и делаю, чего бы это мне ни стоило и что бы по этому поводу ни думали окружающие. А если не хочу — то не делаю. Это касается абсолютно всего: работы, отношений с людьми, даже любви. Могу быть одержимым, но если ухожу, то уже не оборачиваюсь.

Что вы говорите себе в моменты отчаяния?

Даже если в данный момент не могу изменить свою жизнь, все равно верю в то, что жизнь, о которой я мечтаю, где-то существует.

Куда идете в первую очередь, когда приезжаете за границу, как знакомитесь с новым местом?

Первым делом всегда ищу тихое пустое кафе. И завожу там разговор с барменом или официантом. Никто не знает о жизни и нравах своего города больше, чем они.

А когда к вам приезжают гости, куда их ведете?

В Баку, конечно, в Старый город. А в Геренбое — туда, где солнце падает за горизонт. Таких закатов, как в моих родных местах, я не видел больше нигде в мире.

*Полностью интервью опубликовано в журнале «Перспектива. Поколение поиска» № 11/2022.